— А ведь и верно! — хлопнул в ладоши Рахман. — Пойдем, Мисаил-джан, русских — в русском квартале искать надобно.

Русский квартал — надо сказать, с виду весьма зажиточный — раскинулся вокруг стоявшей на площади небольшой церкви, сложенной из желтоватого известняка и увенчанной красивым синим куполом с большим позолоченным крестом сверху.

Рахман остался снаружи, а Михаил, сняв шапку, вошел в храм, где долго молился, крестясь на большую икону Николая Чудотворца, явно византийской работы или писанную по византийским канонам — плоское, с длинным носом, лицо, завитая кудряшками бородка, цвета неяркие, золочено-пастельные.

Хотя служба не шла — для вечерни было еще не время, в церкви все же имелся народ: кто-то ставил свечки, кто-то, как и Миша, молился.

Не отвлекая священника, Ратников усмотрел некоего разбитного малого в красной епанче, за ним и вышел, позвал:

— Эй, господине.

— Ну? — молодец недовольно обернулся, но, увидев более чем приличный наряд Михаила, тут же сменил гнев на милость. — Не спрашиваю, откель будешь, по кафтану вижу — местный.

— Местный, — согласно кивнул Ратников. — Меня Мисаилом зовут.

— А меня — Евстафием. Евстафий Ерш. Ну, здрав буди, Мисаиле!

— И ты будь здрав. А почему — Ерш?

— Потому что — колючий, ха!

Новый знакомец вдруг оглянулся:

— А что это на тебя рожа смуглоликая косится?

— Где?

— Да вон, у забора.

— А! Это знакомец мой, Рахман.

— В Магомета верует?

— Верует.

— Так гони его к черту, да пойдем в корчму вино пить! Давно ищу — с кем… Ну, пошли, пошли, Мисаиле — аль мы не русские люди?

— Так ты тут многих наших знаешь?

— Да многих! Идем же.

— Погодь… Эй, Рахман…

— Слышь, Мисаил, — новый знакомец вдруг придержал Ратникова за рукав. — Эвон там конь — твой, что ли?

— Мой.

— Так пусть дружок твой его с собой заберет — не то от корчмы точно сведут. Татары хоть и строги, да воровства тут хватает. Потому что народу — кого только нету!

— Понятно… Сейчас!

Подбежав к Рахману, Ратников передал ему поводья коня и, украдкой подсчитав имевшиеся в поясном кошеле капиталы — золотишко Сартака, проворно вернулся назад, к церкви.

— Ну, где тут твоя корчма?

— Счас сыщем, не беспокойся!

Новые знакомцы свернули за угол и, пройдя с полсотни шагов, оказались перед призывно распахнутой дверью — туда, в тенистый полуподвальчик с горящими по стенами светильниками, и вошли, усевшись за небольшой столик. Вообще, внутри Ратникову показалось довольно уютно — на стенах висели серебряные и медные блюда, глинобитный пол был чисто выметен и аккуратно застелен свежей соломой.

— Ух, запах-то! Чисто сенокос.

— Татары сюда тоже заходят, не брезгуют — и им запах сей нравится. Степняки! Эй, Ляксей! Ляксей! — Евстафий Ерш громко позвал то ли хозяина, то ли служку.

На зов тут же явился плечистый малый с окладистой бородой, кудлатой и черной, словно у какого-нибудь разбойника Кудеяра!

— Здорово, Ляксей! Медок стоялый есть ли?

— Для тя найду, Евсташа. Хтой-то с тобой?

— Дружок мой — звать Мисаилом. Ну, давай, Миша, за знакомство хлопнем! Радость у меня — хорошее дело с утра сладил. Теперь заработаем! И я, и людишки мои, с артели.

— Ну, будем!

Новые знакомые чокнулись серебряными чарками, опрокинули.

Да-а-а…

Ратников блаженно закрыл глаза. Медовуха — это не какая-нибудь там пошлая арька — русскому духу куда как приятнее!

— Хорошо пошла!

— Так давай еще по одной — вдогонку!

Выпили. Ах, ну до чего ж приятный человек этот Евстафий!

— Слышь, Евстафий… ты кто есть-то?

— О, спросил! — Ерш как-то загадочно ухмыльнулся.

Евстафий с виду был парень осанистый, крепкий, лицо имел приятное, белое, с небольшой рыжеватой бородкой и усиками. И вообще — обликом, скорей, походил на немца.

— Кто я, спрашиваешь? А ты сам-то из каких земель будешь?

— С новгородчины, — не покривил душой Ратников.

— Новгородец?! — недоверчиво вскинулся собеседник. — Иди ты! Как же ты тут-то? Хотя… всяко бывает. Не хочешь — не рассказывай. Значит, из Новгорода? Значит — друг. Я-то сам — с Рязани!

— С той, что татары все пожгли, — ухмыльнулся Михаил.

— Всю, да не всю… Да и допрежь татар было кому жечь, — Евстафий желчно хмыкнул. — Суздальцам, вражинам! Вот супостат — куда как мунгалов худший. Про Евпатия Коловрата слыхал? — он неожиданно понизил голос.

— Ну, слыхал, — кивнул Ратников. — Немало татар побил, воин знатный.

— Так я с ним был. Копейщиком.

— Слышь… — Ратников уже несколько захмелел, еще б — с медовухи-то! — А правда, что вас с Евпатием… камнеметными машинами всех побили?

— Камнеметом? — удивленно переспросил Евстафий. — Да, у татар такие были. Но нечто мы дурни — лбы под каменюки летящие подставлять? Не так все было, подлее гораздо. Подлее! Нашлись суки, предали, хотели к суздальцам переметнуться, а вышло — к татарам. А Евпатий на моих глазах стрелу словил, царствие ему небесное! Ну, помянем.

— Помянем, — Михаил с готовностью поднял чарку. — Так, значит, в копейщиках был?

— Да был копейщик. А нынче вот — в подрядчиках.

— Да ну?! — на этот раз удивился Ратников. — Быть такого не может!

— Чего же не может-то? Очень даже может. Невесту мою, Елену, вишь ты, татары в полон угнали, вот я — за ней, аж до Сарая добрался. По пути к артельщикам пристал — каменщики, строители — ой, тут, в Сарае, золотое дно оказалось! И серебра-золота заработал, и Еленку свою нашел, из полона выкупил. Тут и с ней и осели, домишко завели, хозяйство. А зачем нам в Рязань, там уже почитай, ничего и нету. Не татары сожгли, так суздальцы.

— Вон оно как!

— А ты думал? Я тут теперь по водопроводам мастер! Где в каких домах нет, так мы делаем. Многие мурзы сзади ходят, канючат — сделай да сделай. Так что многих, многих я знаю. Да не переживай ты, Мисаиле, найдем твоего парня, чай, не иголка, сыщется!

— Твои бы слова да Богу в уши, — улыбнулся Ратников. — Ну, по последней?

— Здесь — по последней. А потом ко мне в гости пойдем. С женой познакомлю.

— А она нас того, не выгонит?

— Не выгонит! Зря, что ли, я ее из полона выкупил?

Михаил вернулся на усадьбу Ак-ханум поздно, изрядно под хмельком. Госпожа еще не спала, гуляла в саду, о чем-то сама с собой рассуждая. Увидев пьяного Ратникова, ухмыльнулась:

— Я смотрю, ты хорошо своего родича ищешь!

— Хорошо, — усаживаясь под карагач, согласно кивнул молодой человек. — Земляка вот встретил — строительный подрядчик. Водопроводы делает.

— Подрядчик?! — юная госпожа вдруг оживилась. — Водопроводы?! Вай! Какой нужный человек. Я тоже акведук устроить хотела, да Берке, гад противный, мастеров перехватил. А тут, видишь — знакомый подрядчик! Договорись с ним, Мисаил.

Миша покладисто кивнул:

— Сделаем!

— И еще, — несмотря на позднее время, Ак-ханум что-то не торопилась идти в дом. — Помнишь, я тебе говорила о русских князьях? Так вот, они явились. С подарками и с дурацкими просьбами. Завтра я покажу тебе их, а уж дальше — сам думай. Еще раз напомню — об этих урусутах я должна знать все!

Ох, ну и сволочи же все они оказались, эти противные, гнусные хари — князья. Как они лебезили перед монголами — стыдно было смотреть! Непрестанно кланялись, улыбались сладенько и старались загодя угадать, а как будет одет хан, влиятельный мурза или царевич, тот, к которому они желали бы обратиться с какой-нибудь чрезвычайно выгодной для себя просьбой. И сами одевались под стать.