— А вон ту церковь, рядом?

— Вместе, за один раз и выстроили.

— То-то я и смотрю — похожи.

Молодой человек усмехнулся: действительно, церковь и мечеть выглядели ну не то, чтоб как близнецы-братья, но как творение одного зодчего — точно! И купола — что у мечети, что у христианского храма — одинаковы, и колокольня на минареты очень похожа. И украшена — что та, что другая — красивой поливной керамикой, кстати — бирюзовой.

— Вах, эту плитку тоже Самаркандец привез. Из Ургенча.

— Почему ж не из Самарканда?

— Ту, что у нас — из Самарканда, а эта — из Ургенча, — со знанием дела пояснил домоправитель и вдруг заискивающе улыбнулся. — Господин, может, щербету у разносчиков купим? Вкусный у них щербет.

— Щербет? — не сразу врубился Миша. — Что еще за щербет?

— Вон как раз и разносчик. Я позову?

— Зови, ладно.

Щербет оказался вкусным — густым, кисло-сладким, тягучим. Оба путника выпили аж по две фаянсовые чашки. Кинув разносчику медяшку, зашагали дальше, благо и недалеко уже оставалось идти.

Работорговая улица напоминала типичный парижский бульвар, какой-нибудь Распай, Монпарнас, бульвар Итальянцев… Такая же широкая, мощеная, с аккуратно посаженными по обеим сторонам деревьями — каштанами и платанами. Не хватало только сине-зеленой таблички с названием и номером округа.

И так же на бульваре… сиречь на Работорговой улице хватало различного рода забегаловок — устроенных прямо под открытым небом небольших закусочных — харчевен. Посетители — в большинстве своем степенные купцы и приказчики в чалмах и длинных полосатых халатах — неспешно пили шербет из больших чашек, ели, что-то негромко обсуждая. Вкусно пахло жареной рыбой, и Ратников, проезжая мимо, ощутил вдруг какое-то непреодолимое детское желание забраться с удочкой в камыши да просидеть там весь день напролет в полном одиночестве, наедине со своими мыслями. Эх, найти бы Артема! Неужели, они сейчас вот встретятся? Вот совсем осталось чуть-чуть…

— Сюда, господин! — останавливаясь, Рахман указал на коновязь возле распахнутой настежь большой двухстворчатой двери. — Внутри — постоялый двор Косого Абдуллы, а здесь — харчевня. Заходи, господин, там все и узнаем.

Мухой вылетевший из харчевни служка, проворно привязав лошадь, изогнулся в угодливом поклоне:

— Прошу, любезнейшие господа, заходите! Нынче у нас чудесная осетрина под белым и красным соусом!

— Да некогда нам есть!

— Вах-вах, — укоризненно покачал головой Рахман. — Не закажем — ничего не узнаем.

— А что нам тут узнавать? — Миша заволновался. — Нам Самаркандец нужен.

— Вот про него сейчас и спросим. И про людей его.

Уселись здесь же на улице, под платаном — скрестили ноги на застеленной пестрым ковром веранде, покушали жареной рыбы — и в самом деле вкусно, запили: Миша — вином, мусульманин Рахмат — все тем же щербетом. Потом позвали хозяина, Косого Абдуллу.

— Вах, Абдулла-джан, — домоправитель, перейдя на родной язык, быстро о чем-то заговорил, на что хозяин постоялого двора — кривобокий косой мужичок с коричневым, словно глина, лицом и заметно косящими глазами — довольно кивал.

— Анвар Самарканди, э? Вай… Вай! Йок Самарканда йок.

— Что? — подозрительно перебил беседу Ратников. — Уехал, что ли, дружок твой?

— Не дружок он мне, так, земляк просто, — Рахман покачал головой. — Косой Абдулла говорит — да, уехал. Недели две тому как.

— Шайтан! — Михаил не сдержался, выругался. — Что, мальчишку он с собой увез? Да и был ли мальчик?

Ратников спросил кабатчика напрямик, по-тюркски.

— Мальчик? Ах, да, был у него такой смешной, светленький. Темар звали. Нет, Анвар Самаркандец с собой его не увез, за день до отъезда проиграл в кости! Ух, и игра же была, вах! Кому проиграл? Так Фирузу-Ишди, серебряных дел мастеру. Фируз, вишь, поставил на кон свое лучшее блюдо — и выиграл! Вах, выиграл!

Михаил вскинул глаза:

— Так, значит, мальчишка сейчас у этого самого Фируза? А где он живет?

— В квартале ювелиров, где же еще-то, уважаемый, вах?!

Минут через двадцать Ратников и Рахмат входили в квартал ювелиров, разместившийся вдоль тихих и уютных улочек, засаженных тенистыми платанами и высокими пирамидальными тополями. На углу, рядом с выложенным розоватой мраморной плиткой, колодцем, что-то деловито достраивали. Судя по крикам гастарбайтеры были русскими.

— Эй, парень! — не слезая с коня, Михаил подозвал водоноса. — Где живет серебряных дел мастер Фируз-Ишди?

— Фируз-серебряник? — мальчишка покопался в носу и лениво мазнул рукой. — А вон его мастерская, за тем забором. Ну, слышите — где молоточки бьют.

Туда и пошли. Ратников спешился, привязал у забора лошадь, тем временем домоправитель вежливо постучался в ворота:

— Мастер Фируз-джан дома ли? Дома… Скажите, что к нему пришли по очень важному делу.

Немного погодя ворота отворились, и выглянувший со двора слуга — черкес или армянин — с поклоном предложил гостям заходить:

— Фируз-ага ждет вас, любезнейшие.

Ювелир ожидал их на первом этаже уютного, с витыми колоннами, дома, в окружении небольших тиглей, мехов, молоточков и наковаленки. Трое молодых людей — по всей видимости ученики — усердно наносили чеканку на огромное блюдо.

— Вы ко мне, господа мои? — мастер, с длинной седой бородкой, в рабочем халате и круглой, вышитой бисером, шапочке, оторвавшись от дел, сложил на груди руки и с любопытством посмотрел на гостей. — Сейчас велю принести щербет и вино.

— Не откажемся, — повинуясь гостеприимному жесту хозяина, Ратников и Рахман с готовностью уселись на низкую лавку.

— Небось, хотите заказать что-нибудь? — полностью опровергая приписываемый восточным людям неторопливый этикет, тут же поинтересовался мастер, как видно, ценивший свое время весьма высоко.

— Говорят, вы недавно выиграли в кости мальчика? — со всем почтением спросил Михаил.

— Мальчика? — Фируз-ага задумался. — Гм-гм…

— В харчевне Косого Абдуллы, — поспешно напомнил Ратников. — У Анвара из Самарканда.

— Ах, Самаркандец! — старик неожиданно весело хлопнул в ладоши. — Вот это, я вам скажу, был игрок! Ничего, мы с ним еще по весне встретимся, как приедет. Уж сразимся!

— Мы не про Самаркандца, уважаемый, — усмехнулся Михаил. — Мы про мальчика. Где он?

— Мальчик? — старик удивленно хмыкнул. — А нигде.

— То есть как это — нигде?!

— А так. Мальчик мне и вовсе был не нужен — у меня слуг и подмастерьев достаточно, зачем еще лишний рот?

— Так ты, уважаемый, его…

— Продал — да. Вот на следующий же день и продал. А кому, уж не взыщите, не вспомню. Кому-то из русских, им как раз нужен был шустрый мальчонка — «принеси-подай».

— Так-так-так, — Ратников озабоченно потер руки. — Русским, значит. А что за русские-то?

— Говорю ж вам — не знаю. Да и не сам продавал — послал на базар Шахруха. Шахрух, эй, Шахрух! — старик обернулся и подозвал слугу. — Помнишь мальчишку, уруса? Ну, которого я в харчевне Косого Абдуллы в кости выиграл?

— И велели мне продать. — Слуга — смуглый, худой и длинноносый — явно был малым неглупым. — Я ж вам докладывал, уважаемый Фируз-ага — продал какому-то русскому. Не очень дорого, как и было велено.

— Так что за русский-то был? — в отчаянье воскликнул Ратников. — Из местных, сарайских, русских или, может, приезжий? И откуда, уважаемый Шахрух, ты вообще знаешь, что это был русский, а не какой-нибудь булгарин или кипчак?

— Скажете тоже — булгарин! — обиделся слуга. — Что я, булгарина от русского не отличу? Русский это был — я по говору понял, и русский из местных, ну, он давно здесь живет.

— Откуда ты знаешь, что давно?

— Одет по-нашему — длинный дорогой халат, на голове — войлочная шапка. Однако борода желтая, и на шее — золотой крест. Я так думаю, это либо подрядчик, либо приказчик какого-нибудь богатого купца, либо сам купец.

— А может быть, как вот, господин Фируз — мастер?

— Может, и мастер, — согласно кивнул Шахрух. — Тут после похода хану Бату много таких пригнали: сканьщики, зернщики, эмальщики. Многие уж давно на волю выкупились, мастерские открыли. Ва, Алла! Вам бы лучше в храме спросить, в русском! Там рядом целый квартал русских. Наверняка оттуда кто-нибудь вашего парня купил.