Она, она, Ратников узнал бы эту чертову медсестру и лет через тысячу!
Мало того, рядом с санями гарцевал всадник — уверенный в себе мужчина на вороном коне… Йисут!
Господи, вот только этого еще не хватало. Что же, получается… Потом! Все — потом. Сейчас некогда рассуждать — вперед!
— Ты что встал-то? — обернулся от дверей корчмы князь. — Знакомых кого увидал?
— Да… знакомых…
Быстро вскочив в седло, Михаил погнал коня следом за санями. Оно, конечно, где-нибудь в степи или в лесу такой трюк явно не удался бы — средневековые люди (не йисут, так возница) срисовали б погоню враз. Но вот здесь, в городе… Здесь еще можно было подергаться. Тем более, что ехали-то злодеи недолго — миновав площадь у церкви Хевронии, обогнули мечеть… И вот уже заворачивали на постоялый двор, шумный и многолюдный… а у коновязи их поджидал Окунь Рыбаков!
— За кем-то следишь? — как всегда, неслышно, возник за спиной галицкий кондотьер Корягин.
Ну, как же без него-то? Теперь все в сборе… Ан нет, не все…
— Эй, Миха! Ты куда умчался-то?
Вот теперь — все.
— Да я, дядя Миша, так… думал, что знакомые. Показалось. Другого вот знакомца встретил…
Корягин тут же поклонился и приосанился:
— Пахомом меня зовут. Пахом Сердитый, боярин из псковских земель.
— Из псковских, гришь? — князь Михаил рассмеялся. — Далеко ж тебя занесло, боярин. Ладно, коль ты Михе друг, так пошли, выпьем. Посмотрим, какой ты сердитый.
— Дядя Миша, — покусав ус, решительно промолвил Ратников. — Мне сейчас помощь твоя нужна. И твоя, боярин, тоже.
— Что за помощь? — разом спросили оба.
— Обычная, — Михаил усмехнулся. — Попрошу вас собраться со своими людьми у восточных ворот. Конно, людно и оружно.
— У меня и людей-то нет… — тихо промолвил Корягин.
Ратников кивнул:
— Знаю, сам-так приходи. И это… — он понизил голос до шепота, так, чтоб только кондотьер и слышал: — Все же попроси кого-нибудь за Окунем присмотреть… и за теми, которые с ними вместе. Дева там одна и монгольский князь.
— Уже присматривают.
— Славно. Прикажи тогда, пусть, если что — монгола задержат. Насколько выйдет.
— Понял — скажу. Значит, у восточных ворот ждать?
— О чем это вы там шепчетесь?
— О девках говорим, дядя Миша. Стыдно вслух рассуждать.
— Стыдно — у кого видно! — князь захохотал на всю улицу, так что даже присели привязанные у коновязи кони. — Ладно, поехал я за своими. Заодно — вооружусь.
— Кольчужку натяни, князюшко!
— Вот даже так? — покачал головой Корягин.
Миша скривился:
— А ты думал?
Метнуться к усадьбе да взять с собой Утчигина с парнями — Джангазаком и Уриу — времени много не заняло. Парней, конечно, не хотелось брать, да уж увязались — не прогонять же. Да и не стоило прогонять, кто знает, как там еще все сложится — лишняя пара рук никогда не помешает, тем более Джангазак с Уриу — стрелки меткие. Монголы все меткие, с детства белок в глаз бьют.
«Боярин Пахом Сердитый», Савва, и черниговский князь со своей свитой послушно дожидались у восточных ворот. Корягин, как и предупреждал, явился один, да зато аж с двумя саблями, у князя же было человек с дюжину. Плюс еще сам Михаил с Утчигином и парнями — вполне хватало для лихого рейда.
Не останавливаясь, Ратников махнул рукой:
— Поехали!
Словно Гагарин в космос отправился.
Конники рванули с места, помчались, поднимая копытами сверкающую снежную пыль.
— Эй, Мишаня-а-а! — догнав, заголосил князь. — Далеко ехать-то?
Ратников оглянулся на Утчигина, хотел спросить — помнит ли он путь, на котором встретил того, кривоногого, с подарком от йисута. Хотел спросить… но не стал, осекся вовремя. Ну, конечно же Утчигин все прекрасно помнил, и сомневаться в том — значило сильно обидеть парня. Люди тех времен помнили каждую мелочь, могли и через двадцать лет вспомнить все в мельчайших подробностях, ведь от этого часто зависела жизнь.
— Там, на холме, сворачиваем, — придержав коня, выкрикнул Утчигин. — Скоро уже. Шесть полетов стрелы — и на месте.
Так и вышло. Правильно все рассчитал этот раскосый степной парень. Вон оно — кочевье — белая юрта на огромной, словно танк прорыва, телеге на шести сплошных деревянных колесах, размерами ничуть не меньше, чем у «Камаза»; за главной юртой, за телегою, виднелись две юрты поменьше, за ними — загон из жердей, дальше уже ельник и степь… а далеко-далеко — темная полоска леса.
— Утчигин… глянь со своими — много ли в кочевье воинов?
Спрыгнув с коней, парни змеями поползли по снегу…
— Предлагаю не спешиваться, а зайти во-он оттуда, с холма, — оценив обстановку, предложил Корягин. — Сверху-то куда как сподручней обрушиться. Да и быстрее.
— Оно верно, — дядя Миша, князь, согласно кивнул и махнул рукой свите. — Эй, робяты! Слыхали, что к чему?
— Слыхали, князь-батюшка.
Тут вернулся и Утчигин, доложил, задорно сверкнув зубами:
— Воинов и с полдюжины не наберется. Но еще есть пастухи.
— Этих сколько?
— Девять.
— Ясно. Вперед! Дядя Миша, князь… ты уж по старшинству — командуй!
Ну, конечно. А как же иначе-то? Раз есть князь — так тому и карты в руки. Иначе — обида не на жизнь, а на смерть. Да оно и не положено, иначе-то.
Князюшка приосанился, покрутил обильно тронутые сединою усы и, выхватив из ножен саблю, бросил:
— Пошли пока на гору, вой.
Обойдя становище ельником, воины остановились, слушая последние распоряжение князя:
— Эй, парень! Ты — живо на елку. Смотри во все стороны, ежели появится кто — свисти во все горло.
— Понял, коназ, — спрыгнув с лошади, Джангазак тут же взобрался на елку.
— Та-ак… — князь Михаил задумчиво потеребил бороду. — Лучники справные есть ли?
— Вот они, — Ратников указал на Утчигина с Уриу. — Охотники. Белку в глаз бьют.
— Вон там, в засаде останьтесь, охотнички. Мало ли — добро захотят увезти? Вот вы их тут и встретите.
Распоряжения черниговского князя оказались вполне разумны и деловиты… и вместе с этим — весьма специфичны — и тут вовсе не обороной родной стороны пахло… скорее наоборот — лихим разбойничьим набегом. Корягин, кстати, при каждом слове одобрительно кивал, поигрывая сабельками. То же еще тот типус…
— Так… теперь вы — туда давайте, где скот. Сразу его и гоните!
— Эй, эй, дядя Миша! Нам скот-то чужой без надобности.
— Как это — без надобности? Очень даже… Ой… Господи… забыл ведь, где я.
— И убивать никого зря не нужно.
— Понятно, что не нужно — лучше в полон, а потом продать.
— Ой… дядя Миша-а-а…
— Ладно, ладно, понял я… Ну, все. Сейчас с лихим посвистом… Помчали-и-и-и!!!
— Й-и-и-и-ийух-х-хаа-а-а!!!!
Лошади вынеслись к главной юрте, в которую первым ворвался проворно спешившийся кондотьер, а князь уж поспешил за ним, гулко крича и размахивая над головой саблей. Туда же рванулись и остальные воины, часть которых все же окружила загон с овцами — видать, по привычке.
Хорошо, еще пока не подожгли тут ничего. Ладно… Некогда думать, сейчас главное — быстро. Чтоб опомниться никто не успел, чтоб… с наскока… и так же стремительно уйти, раствориться, исчезнуть. Вот тут специфические навыки черниговского князя могли очень даже пригодиться!
Подбежав к дальней юрте, Ратников дернул полог, заскочил внутрь, выставив вперед меч. С порога рявкнул:
— А ну, на колени все, живо!
В юрте, похоже, находились одни женщины, послушно исполнившие приказание… Впрочем, Михаил был уже достаточно опытен, чтобы не принимать на веру показушную покорность обитательниц кочевий.
Вовремя среагировал — сразу две небедно одетые девки метнули в него ножи. Словно «Стингеры» вертолет брали в клещи.
Один нож молодой человек отбил, от второго увернулся и тут же схватил одну из метательниц за косы, приставив к горлу меч:
— Я не пришел взять ваши жизни.
Хм… не реагировали никак. Явно тюркского наречия не понимали. Хотя нет, одна все же дернулась, с ненавистью сверкнув глазами: