Все смеялись, хлопали в ладоши — в общем, прекрасно проводили время. У Сидни непривычно засосало под ложечкой. И это было не просто физическое ощущение.

Он жил здесь, среди этих обширных уединенных холмов всю свою жизнь и никогда не чувствовал одиночества. Что же с ним сделала эта маленькая фея?

Сидни услышал детский плач, но поначалу не обратил на него никакого внимания. Затем заметил на танцплощадке Анджелу.

Даже эта здравомыслящая женщина была явно не прочь повеселиться. А Джесси могла развеселить кого угодно.

Тогда где же ребенок? Снова послышался детский плач. Сидни направился в ту сторону, откуда он раздавался, и, обогнув дом, замер от ужаса.

Посреди лужайки на высоком стульчике сидел ребенок, а тот же самый мальчишка целился в него из водного ружья. Он чаще промахивался, однако каждое попадание заставляло ребенка жалобно пищать.

Однажды Сидни упустил этого паршивца, но на сей раз он не позволит ему убежать.

Сидни пулей слетел с веранды и вырвал у озорника ружье. Мальчик был так поглощен стрельбой, что не заметил его, пока не стало уже слишком поздно.

— Что, черт возьми, с тобой происходит? — требовательно спросил Сидни, быстро схватив парнишку за воротник.

Мальчик взглянул на него с вызовом, но плач ребенка вызвал что-то наподобие краски стыда на его лице.

— Я не знаю, — тихо сказал он. — Я действительно не знаю.

— Покачиваемся, — пыхтела Джесси, поворачивая бедра вправо. — Покачиваемся, — приговаривала девушка, поворачивая их влево. — Веселее, — подбадривала она, вращая ими в обе стороны.

Когда шеренга танцоров поворачивала бедра не в том направлении, поднималась большая суматоха, и гости закатывались в беспомощном хохоте на слове «веселее».

— Еще раз. — Джесси старалась перекричать музыку, смех и голоса. — У нас почти получается.

— Мы почти заработали себе грыжу, — завопил кто-то позади нее.

— Ради вас, Мэксин, мы переименуем танец в «Грыжевую кутерьму», — с юмором парировала Джесси. — Ну же, все вместе! Покачиваемся, покачиваемся…

— Мисс Хуберт!

Громкий голос легко перекрыл весь этот шум.

Она обернулась, и смех замер на ее губах. Сидни Эджертон, этот стопроцентный ковбой с головы до пят, стоял в дверном проеме, неумело держа под мышкой одной руки Берта Риверса-младшего, словно футбольный мяч, а другой рукой твердо держал за воротник Эда Риверса. У обоих Риверсов были заплаканные лица.

Джесси развернулась и выключила магнитофон, затем повернулась обратно.

— Что вы сделали? — спросила она низким голосом с нотками ярости.

Справа от нее Анджела спасала Берта из-под большой руки.

— Что в конце концов здесь происходит? — требовательно спросила Джесси, твердо уперев кулаки в бока.

— Нам необходимо поговорить… наедине, — сказал Сидни, кивнув головой в сторону остальных танцоров, весьма заинтересованно наблюдающих за ними. — Вам тоже лучше пойти с нами, Анджела.

Джесси заметила, что Сидни не назвал ее по имени, а Анджелу не назвал доктор Риверс.

Девушка повернулась к гостям.

— Ладно, ковбои, поучитесь пока покачивать бедрами. Танец должен быть безупречным к моему возвращению. Иначе тот, кто в точности не повторит мои движения, не получит ни пива, ни пирожков.

Она поставила музыку с начала, но не настолько громко, чтобы пропустить, что со вздохом пробормотал Сидни.

— Ваши движения, — произнес он так ядовито, что Джесси показалось, как будто ее ударили.

— Все в порядке, — сказала она, закрывая за собой дверь кабинета. — Что все-таки происходит? Что вы сделали с Эдом?

— Который из них Эд? — спросил Сидни. Его глаза метали молнии, и интонация голоса была соответствующей.

— Вот этот, — Джесси показала на мальчика, который уже начал трястись. — И мне кажется, что теперь вы можете позволить ему уйти.

Сидни проигнорировал ее предложение.

— Эд, почему бы тебе не рассказать, что я тебе сделал, а потом твоя тетя Джесси решит, тебя или меня разорвать на мелкие клочки и отдать на съедение койотам.

— Он ударил меня! — завопил мальчик. — Он так сильно ударил меня прямо в челюсть, что я целую минуту был в нокауте.

— Вы — животное, — сказала Джесси Сидни оскорбительным шепотом. — Я не собираюсь отдавать вас на съедение койотам. Я собираюсь…

— Тогда где синяк? — устало спросила Анджела.

— А? — хрюкнул Эд.

— Если бы человек такого крепкого сложения, как мистер Эджертон, ударил тебя, у тебя должны были бы непременно остаться следы. Однако насколько я могу судить, твои челюсти в полном порядке.

— Сынок…

— Я не ваш сын, — пронзительно завопил Эд с такой горячностью, что на минуту в комнате воцарилась мертвая тишина.

В этот момент в поведении Сидни что-то изменилось. Джесси не могла сказать, что именно: черты его лица по-прежнему выглядели сурово, и он так же крепко держал Эда. Однако что-то похожее на сострадание мелькнуло в его сверкающих глазах.

— Расскажи нам, что случилось на самом деле, — сказал он. Твердость в его голосе не оставляла сомнений в том, что он больше не потерпит лжи.

— Я предложил доктору Дью — я имею в виду тетю Анджи — присмотреть за Бертом вместо наказания за то, что облил из ружья лошадь, и она толкнула вас.

— Это похвально, — ободряюще заметила Джесси.

Сидни стрельнул в нее огненным взглядом, который ясно говорил: «Заткнись!»

— А потом, когда все начали танцевать, я вынес его на улицу. Я хотел поиграть с ним, но он был не слишком веселым, ну, вы понимаете? Так вот, я нашел высокий стул и посадил на него Берта, а потом стал использовать его как мишень для моего водного ружья.

Анджела уставилась на своего племянника.

— Как же ты мог так поступить?

Джесси подумала про себя: какого труда стоило Сидни удержаться от того, чтобы хорошенько не ударить мальчишку?

Эд снова задрожал.

— Я не знаю, почему я это сделал. Я не знаю, почему я такой плохой. — Он заплакал, а трое взрослых беспомощно смотрели на него и друг на друга.

Сидни отпустил его руку.

— Принеси мне водное ружье, — спокойно сказал он.

Мальчик умоляюще взглянул на Сидни и вышел, чтобы принести игрушку с лужайки.

— Сидни, простите меня. Я фактически обвинила вас в издевательстве над мальчиком, — сказала Джесси.

— Знаете, если бы вы остановились и подумали хотя бы три секунды, прежде чем наброситься на меня, вам не пришлось бы так много извиняться.

Анджела засмеялась, и Джесси свирепо взглянула на нее.

— Сидни, я тоже должна извиниться, — сказала Анджела. — Я думала, что разобралась с Эдом, но вижу, что сделала это не очень успешно.

Эд вернулся, опустив голову, и протянул водное ружье Сидни. Тот аккуратно переломил его о свое колено.

— Мистер!

— Сидни, вам не кажется, что это слишком строго? — спросила Джесси.

Он наградил ее успокаивающим взглядом.

— На ранчо мы не делаем двух предупреждений, — сказал он мальчику. — А теперь иди в свою комнату и не выходи оттуда, пока твоя тетя не разрешит и не скажет, как тебя собираются наказать.

Мальчик угрюмо взглянул на свое сломанное ружье.

— Разве этого наказания недостаточно?

— Нет, — отрезал Сидни.

— Сидни, — сказала Джесси после того, как Эд ушел, — не будьте таким строгим с ним. Он потерял отца.

— Значит, у его матери уже достаточно горя, — произнес Сидни без каких-либо эмоций. — Ей не следует терпеть такое безобразие.

— Разве вы не видите, что ему больно?

— Послушайте, мать Тереза, меня не волнует, что его сердце разбито в десять лет. Ему нельзя разрешать издеваться ни над животными, ни над маленькими детьми, даже в оправдание его боли. Вы со своей добротой можете погубить этого ребенка.

— Откуда вы знаете? — вспыхнула Джесси.

— Погоди-ка, — задумчиво остановила ее Анджела. — Я думаю, вы правы, Сидни. Я выслушаю все ваши предложения. Мы теряем его. С каждым днем он удаляется все дальше.

— Хорошо. Значит, так: парень станет работать на ранчо каждый день до тех пор, пока он, черт возьми, не будет валиться с ног и у него уже не останется времени для шалостей. Иначе ему придется уехать. Я не могу позволить себе держать на свободе такого мальчишку. Это плохо кончится. И возможно, для него, если один из моих ковбоев выкинет с ним такую же дурацкую шутку.