— А разве нельзя было вызвать ветеринара? Для лошади?

— Ветеринар слишком далеко отсюда. Когда вы поживете здесь подольше, то узнаете, сколько времени занимает вызов ветеринара.

— Мне очень жаль.

— Вы впервые говорите эти слова, абсолютно ничего не натворив.

— Вы не поняли. Мне жаль, что вам пришлось убить лошадь. Должно быть, это было очень тяжело для вас.

— Да. Этот день был слишком тяжелым. Как там парнишка?

— Он пришел слишком обессиленным, даже чтобы поесть, и сразу свалился на кровать, что-то бормоча о жестоком обращении с детьми.

Сидни хмыкнул.

— Может быть, это для него слишком суровое наказание.

— Может быть.

Джесси ожидала, что Сидни не согласится с ней, но он слишком устал, чтобы спорить. Она поставила перед ним чашку какао.

— Подозреваю, что здесь нет ничего съедобного.

— Да нет, думаю, что-нибудь можно найти. У Германа всегда полно остатков.

Почему ей было так приятно суетиться, ухаживая за усталым, голодным мужчиной? Ее феминистски настроенных подруг хватил бы удар, если бы они увидели ее сейчас.

— Спасибо, — сказал Сидни, когда она поставила перед ним тарелку, и накинулся на дымящуюся еду. — Вкусно, — заявил он.

— Не могу принять это на свой счет. Я только положила это в микроволновую печь — остальное выше моих кулинарных способностей.

— Вы одна из тех самых новомодных женщин? — спросил он.

Джесси села за стол напротив него.

— Кого вы называете новомодными? Независимых? Не привязанных к домашнему хозяйству? Занимающихся своей карьерой?

— Я имел в виду, сможете ли вы приготовить яйцо?

— Нет.

Он кивнул.

— Так я и думал.

— В жизни есть более важные вещи, — заявила она.

— Например, Джесси? Что для вас важно в жизни?

— Я не люблю философствовать, — сказала Джесси, задирая нос.

— А вы попробуйте, — предложил он.

— Ну что ж. Самое важное в жизни… Веселиться. Быть счастливой. Медвежонок Гарольд. Ну, как вам это?

— Это ваша жизнь. Если вы довольны ею, меня это не касается. — Его усталый взгляд задержался на маленькой полоске черного кружева, показавшейся на V-образном вырезе халата.

— Теперь ваша очередь. Сидни. Что для вас важно в жизни? — Джесси поплотнее запахнула халат и придерживала его у горла.

Он на минуту задумался.

— Заканчивать каждый день, сознавая, что я сделал лучшее из того, что мог сделать.

Она вдруг пожалела о своем необдуманном ответе.

— Знаете, Сидни, — тихо сказала она, — может быть, мы и не такие разные, какими кажемся. Я знаю, что мои стремления отличаются от ваших, но, верите вы или нет, я тоже делаю все, что в моих силах, каждый день. Мне нравятся отдавать свои силы и опыт тому, что я делаю: воспитываю ли детей в детском саду или помогаю людям хорошо проводить время.

Сидни закончил есть и, откинувшись на спинку стула, мгновение рассматривал ее. Затем неожиданно двинулся вперед и ласково взял ее за руку, которая придерживала ворот халата.

Джесси уставилась на него расширившимися глазами, но не сделала никакой попытки остановить его, когда он легонько потянул за пояс, распахивая халат. Распахивая его весь.

Его глаза загорелись, когда он скользнул жадным взглядом по ее груди, соблазнительно прикрытой черным кружевом.

— Вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, — произнес он тихим хриплым голосом.

— С-спасибо, — заикаясь, прошептала Джесси.

Его пристальный взгляд, горячий и внимательный, вернулся к ее лицу. Он долго смотрел на нее. Потом подошел к стулу, надел на голову свою темную ковбойскую шляпу и двинулся к двери. Взявшись за ручку, он остановился и взглянул на Джесси.

— Плохи дела у Гарольда, — тихо сказал он. И вышел в ночь.

Джесси сидела долго-долго, пытаясь восстановить ставшее вдруг неровным дыхание.

Неужели он стал лучше относиться к зеленоглазому чудовищу?

— Джесси, я в жизни не забуду твое «родео». Я никогда так не веселилась, — улыбнулась Анджела кузине со ступенек автобуса.

— Не уезжай, — попросила Джесси. — Останься еще хотя бы на одну неделю.

Анджела засмеялась:

— Ты ведь уговорила меня остаться еще на неделю. Я и так пробыла здесь уже три недели. Ты какая-то беспокойная, леди.

Джесси вряд ли удалось бы удержать Анджелу, если та твердо решила уехать. Она посмотрела на кузину с немой просьбой в глазах.

— Я скучаю по Берту, — тихо сказала Анджела. — И Берт скучает по мне… не говоря уже о сыне.

Эти тихие слова вызвали странную боль где-то глубоко в душе Джесси. Интересно, как это — любить кого-то так же, как Анджела любит Берта? И на что это похоже — быть любимой так же, как Анджела любима Бертом?

— Ну, тогда поезжай, — вздохнула Джесси. — Хотя просто отвратительно видеть, как женщина твоего возраста и роста томится, как щенок, от любви к своему хозяину.

— Прошлым летом ты так не считала, — напомнила ей Анджела добродушно.

— Я повзрослела, — заявила Джесси. Анджела недоверчиво фыркнула, а затем сказала серьезным голосом:

— Разве ты не помнишь, о чем говорила прошлым летом, Джесси?

— Нет. Я сказала что-то незабываемое?

— Ты сказала мне, что когда-нибудь я буду приглашена на прекрасный танец любви и, возможно, напугаюсь до смерти, но убежать все равно не смогу. Ты сказала мне, что иногда человек получает только одно приглашение на этот особенный танец, и ему не следует упускать свой шанс.

— Неужели я так сказала? — Топ Джесси был печально-насмешливым.

— Ты рассказала мне о Гасе и о том, что упустила свой шанс. Но может быть, Джесси, иногда мы получаем второе приглашение?

— Честное слово, Анджела, я не понимаю, о чем ты сейчас говоришь. «Грыжевая кутерьма» — единственный танец, который я буду танцевать этим летом.

Анджела внимательно взглянула на кузину, затем с грустью легонько пожала ей руку.

— До свидания, Джесси. Я буду скучать по тебе. Остерегайся Эда. Ты уверена, что его следует оставить здесь?

— Это самое разумное решение, — заверила ее Джесси.

— Сидни сказал, что мальчик действительно нужен ему, пока дядя Роб поправляется, а Эду так нужно быть кому-то полезным, особенно сейчас. Сидни все-таки оказался прав насчет тяжелой работы и твердой руки.

Джесси постаралась не разозлиться. Сидни, который, казалось, всегда был прав. Сидни, который так упорно работал, что никогда не приходил поиграть в бейсбол, потанцевать, посидеть у вечернего костра или поучаствовать в родео.

Родео, кстати, имело сокрушительный успех и понравилось как гостям, так и ковбоям.

Сидни был строг, хотя и невероятно терпелив с Эдом, так что мальчик просто каким-то чудом работал уже несколько недель, но у него никогда не находилось времени для нее.

«Вы самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел». Ха. Конечно, приятель, а еще можно сказать, что я самая непокорная женщина из всех, кого ты видел.

А это предложение Сидни поговорить с Джеком… Она не знала, что значит «поговорить», но результат был налицо уже на следующее утро. С тех пор Джек избегает ее, как чумную.

И все благодаря Сидни.

Из дома начали выходить другие гости, и Джесси закружил вихрь прощаний, объятий и обещаний поддерживать связь, которые, как она знала из своего опыта, никогда не выполнялись. Но дело было не в этом, а в том, как счастливы эти люди. Хоть на сей раз Сидни ошибся. Гостевое ранчо будет иметь успех.

— Не найдется ли в вашей жизни места для меня, Джесси?

— Мы с удовольствием приехали бы сюда еще раз.

— Я собираюсь приехать в следующем году в качестве самой выгодной гостьи.

Джесси нахмурилась, но затем заставила себя улыбнуться и быть любезной:

— Миссис Бингли, а разве вы не были самой выгодной гостьей в этом году?

— О нет, дорогая. Я никогда не думала, что мне так понравится отдых на ранчо. Чарльз — близкий друг нашей семьи. Это он настоял, чтобы я приехала, и я очень рада, что так и поступила.