— Бетховена, Гайдна, — отвечала она.

— А есть музыка еще лучше.

— Какая же? Моцарта?

— Нет, еще лучше.

— Может быть Баха?

— Нет, нет.

— Какая же? Не знаю.

— Музыка души!

— Души? Музыка души? Что же это за музыка?

— Это покой души. Тот самый покой, про который говорится в Евангелии: «Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11, 29–30). Вот этот самый покой. Изучали математику? Знаете, что такое знак равенства? Ну вот, покой души — блаженство. Это — музыка, гармония всех душевных сил.

— Так вот — какая музыка!

Так она мне понравилась! — продолжал Батюшка. — Такая милая девушка! Вот придет одна такая, и все позабудешь: и тяжести, и скорби. С другими приходится все говорить «сказку про белого бычка». Вы знаете эту сказку? (Я отвечал утвердительно.) Ну вот, а такая душа сразу все поймет… Вы понимаете меня?

— Да, Батюшка.

— Ах, матушка моя! Я вас за то и люблю, что вы меня понимаете. Есть и еще те, которые меня понимают…

Потом как-то Батюшка говорил мне:

— Все в Евангелии, кроме первого, более ясного смысла данного текста, имеет еще другой, более скрытый, таинственный смысл. Вот, например, евангельское повествование об изгнании из храма продающих и покупающих имеет, прежде всего, конечно, тот смысл, что Христос, видя бесчинство в храме, возмутился и, взяв бич, прогнал из него продающих и рассыпал деньги меновщиков. Но это знаменовало, было образом изгнания иудеев из ветхозаветной Церкви (кажется, Батюшка сказал «ветхозаветной»). Так что они, будучи изгнаны из Церкви, остаются вне ее и погибают. Несмотря на то, что были избранным Божиим народом, ныне — отверженный и проклятый. Только «остаток», сказано, «спасется»(см. Рим. 2, 27). Их проклятие и отвержение ясно доказываются тем, что где они ни появляются, везде чувствуется разложение нравственное, государственная измена и все что хотите…

Сейчас я говорил с Иванушкой, и этот разговор заставил меня вспомнить многое позабытое, на что в свое время не было обращено внимания. Первым моим духовником был протоиерей о. Сергий Ляпидевский, уже скончавшийся, вторым — его сын о. Симеон Сергеевич. Несмотря на религиозность мамы, бабушки, дедушки, папы — они нас редко посылали в церковь, особенно зимой, боясь простуды. А ребенок сам пойти не может. Нас и баловали, и ласкали, но вольничать не позволяли, уйти без спросу мы не смели.

Однажды на исповеди, кажется, о. Симеон сказал мне, что необходимо ходить в церковь по праздникам: «Это долг перед Богом». Я поразмыслил об этом и согласился. С тех пор я стал часто ходить в церковь, даже в будни, когда был свободен. Ходил я также и к вечерним собеседованиям по воскресеньям. Правда, ходил больше из «интереса», но все ж иногда бывало что-то вроде умиления. Помню, однажды за собеседованием, я, стоя на клиросе, слушал проповедь и заключил в конце концов так: «Как бы я провел время дома, не знаю, а здесь я услышал душеполезное».

Услышав однажды о грехе суеверия, я приложил слышанное к жизни и отверг все суеверное, например, приметы. Услышав же о грехе воззрения на девушек и женщин с похотением, я даже опечалился, — ведь это доставляло мне удовольствие. Как быть? Смотреть грешно, а не смотреть — лишить себя удовольствия. И решил я, что смотреть можно, только без похотения. Такой сделкой со своей совестью я как бы успокоился: взяла верх плотская сторона.

Затем представилось новое искушение: предложили мне учиться танцевать, но танцы назначались как раз во время вечерни. Куда склониться? Помню, был 6–й глас на «Господи воззвах» — в то время мой самый любимый догматик: «Кто Тебя не ублажит». И туда, и туда хочется. Долго я боролся, долго был в нерешительности, и (о позор, позор!) попрал я совесть и пошел танцевать. Совестно вспомнить. Как враг старается удалить от церкви, даже если ходишь, но с равнодушием.

Этого священника Симеона Сергеевича во время моего напускного озлобления на всех и вся я почти ненавидел, а ведь он первым побудил меня к хождению в церковь.

Что я поступаю в монастырь, никто не верил, да я и сам считал это чудом и милостью Божией. Один мой бывший друг, человек неверующий, с «красными» убеждениями, озлобленный на родителей, сказал мне однажды: «Где я покончу, трудно предположить: на виселице ли, под поездом ли, или еще где, не знаю. А ты, вероятно, женишься, обзаведешься детьми…»Я тогда согласился с ним. Но слава Богу, что избавил меня Господь от сего.

— Хорошо вы сделали, что не женились, ушли от мира, — не раз говорил Батюшка, а однажды прибавил: — Вы не знаете, какая сложная жизнь женской души.

Я все более и более начинаю понимать, какое счастье, что я в Скиту.

Батюшка как-то говорил, что одному святому было видение, как вкушает братия пищу: кто ест и ропщет, тот вкушает пищу, как навоз. Кто не ропщет, но и не благодарит, для того пища — ни то, ни се. А вот кто ест и благодарит, тот вкушает пищу, как мед. То же самое относится и к монашеской жизни. Только тому хорошо жить в монастыре, кто благодарит Бога за Его милосердие, за то, что Он вселил его в монастырь, что оторвал от мира. А кто ропщет на свою жизнь, тому в монастыре очень тяжело жить.

Батюшка благословил все время читать жития святых, когда же прочту все 12 книг, тогда начинать опять сначала. Благословил читать «Лествицу», затем преп. Феодора Студита, Варсонофия и Иоанна преподобных.

Сейчас Батюшка ушел в монастырь на проповедь.

Вчера Батюшка говорил о новом поколении.

— В нем замечается отсутствие памяти, неспособность к математике и вообще ко всем наукам. Профессора и учителя постоянно на это жалуются. И объясняется это не чем иным, как ранним сожительством. Страшно подумать, некоторые почти в десять лет начинают «жить», часто встречается сифилис. Разлагается, тлеет, вымирает новейшее поколение. Хотят без Бога жить. Ну, что же? Плоды такой жизни очевидны!

Когда в Оптиной была мама, она спросила Батюшку, пробудут ли они (то есть я и Иванушка) в монастыре все время? Мама беспокоилась, думая, что монастырская жизнь будет нам не под силу, что она может нам скоро наскучить. На это Батюшка маме ответил:

— Пробудут, если Бога не забудут.

Мне об этом рассказывал сам Батюшка.

Может быть, я где-нибудь уже и записал то, что хочу сейчас записать, но повторюсь, ибо это дело великой важности.

— Батюшка, я часто осуждаю всех, кто делает даже хорошее. Часто хороший поступок я перетолковываю в плохую сторону.

— Бойтесь подозрительности! Диавол, возобладав человеком, доверяющим своим предположениям и подозрениям, может показывать ему, чего на самом деле и не было. Помните, у аввы Дорофея есть рассказ?

— Помню.

— А когда вам диавол указывает на чужие недостатки и немощи и побуждает вас к осуждению, вы говорите себе: «Я хуже всех, я достоин вечных мук. Господи, помилуй меня!» И даже если будете говорить это без чувства, то все-таки нужно так говорить.

Утром Батюшка говорил мне следующее:

— Замечательно то, что когда человек теряет благочестие и веру христианскую, он сходится с евреями. Ясным примером этого могут служить все наши либералы — все стоят за евреев. Дружба с евреями произошла и у Юлиана Отступника, когда он отвергся Христа. Оно и естественно, переходить на сторону врагов Христа тем, кто Его отвергается. Замечательно то, что история заклеймила сего нечестивца прозвищем «Отступник».

Как-то я с Батюшкой стал говорить о нотном пении в церквах. Я лично его не любил и не люблю, как развлекающее мысли и внимание молящегося, вследствие чего не могущее способствовать молитве. По крайней мере это я должен сказать относительно себя. Кроме того, если придется удачно пропеть, то этим самым дается повод к тщеславию, если же неудачно, то — досада и раздражение. Такого же мнения и Батюшка: