Джейкобс был в ярости и пригрозил "избавиться" от меня на днях, предшествующих взрыву, который позволил моему отцу освободить меня. Но я ... уже была свободной. Он больше не мог контролировать меня; я сама себя не могла контролировать, к слову. Необходимость подчиняться его требованиям исчезла, и с ней, страх.

Но сейчас я должна поработать, чтобы все это вернуть назад. И хотя даже, восстановленная способность к телекинезу сделает меня еще сильнее, это ощущалось, так, будто я бросала вызов Доктору Джейкобсу - выйди и найди меня.

Я отогнала эту мысль прочь. С усилием, я перенаправила свое внимание на то, чтобы спрятать доказательства моего недозволенного вечера.

Я засунула "Щеночка Чу" и печенья "Французские поцелуи" в свою школьную сумку. Я не могла оставить их в своей комнате, не рискую тем, что отец обратит на них внимание. И я научилась во время этапа "накопление" в моей жизни, что еда, хранящаяся в необычных местах, привлекает насекомых, которые ... мерзость.

Но в школе, я могла держать их в своем шкафчике или поделиться ими с Дженной.

Я вздрогнула и захлопнула свою сумку. Нет, я не буду, делиться ими с Дженной. Она не ответила ни на одно из моих сообщений или звонков. Она серьезно настроилась на то, чтобы создать между нами некую дистанцию.

Разве что, завтра она услышит, как кто-то, где-нибудь заговорит обо мне и Зейне, и тогда она навсегда возненавидит меня.

Я вздохнула и прошла через комнату к столу. Может это даже к лучшему. Может мой отец был прав: я была слишком привязана к Дженне, когда она даже не знала настоящую меня. По крайней мере, если она будет избегать меня, мне не придется видеть боль на ее лице, раз я не могла объяснить, что на самом деле происходило. Что все это было не правдой. Что мне на самом деле не нравится Зейн, и я не нравлюсь ему.

Эта последняя мысль удивила меня резкой болью, которая сопровождала ее.

Не делай этого. Не будь такой глупышкой. Ничего не изменилось. Моя цель была той же и на этом я должна сосредоточиться.

Я открыла ящик стола, чтобы достать ножницы. Мне нужно отрезать воздушный шарик от руки, проткнуть его и спрятать улику на дне мусорного бака. Предпочтительно под самым противным, вонючим мусором, который я смогу найти. Маскировка. Это моя специальность. Ну, одна из них.

Итак, Зейн был привлекательным и не такой задницей, как я изначально думала. В этой ситуации, это не причина, чтобы изменить точку зрения. Даже, если его улыбка переворачивала все внутри меня и его объятия были уютными. Что было хорошо.

Я вспомнила ощущение его руки, нежной, но уверенной на моей спине, направляющей меня прочь из спортзала. И я поежилась. Что было нелепо. Я весь вечер держала его за руку - почему это имело значение, я не знала точно. Просто это было очень интимно.

И потом на парковке, когда я, не задумываясь об этом, взяла его руку, чтобы посмотреть, что сделала Рейчел. Он излучал тепло рядом со мной, и я была прекрасно осведомлена о небольшом пространстве между нами, как если бы существовала электрическая связь, проскальзывающая между нами. Он смотрел на меня с теплотой во взгляде, и я чувствовала себя маленькой, но не в плохом смысле слова, не в том смысле в каком я привыкла - когда мир казался опасным и громадным, и я была сама по себе. Вместо этого, это было скорее как бы под защитой, защищенной от всех тех, кто искал меня, желая сделать мне больно.

Тогда он думал о том, чтобы поцеловать меня. Я не услышала это в его разуме - не нужно было. Это было написано у него на лице. Это было плохой идеей. И все же, я не могла перестать думать об этом.

Я вздрогнула еще раз.

Я нашла ножницы под полупустым пакетом бумаги для принтера и использовала их, чтобы отрезать воздушный шарик от запястья, холодный металл плавно двигался по моей коже. Другой хирургический порез у основания воздушного шарика и он сдулся быстро и тихо.

Я знала, что должна порезать его на маленькие кусочки, так чтобы он стал полностью неузнаваемым, на тот маловероятный случай, если мой отец поймает намек на него.

Я замешкалась, ножницы зависли над остатками. Что-то во мне было против уничтожения шарика. Не то, чтобы в будущем у меня будет много таких же вечеров, как этот, фальшивых или нет.

Мой отец часто говорил о моем будущем, после Уингейта. О той свободе, которая будет у меня, обо всем том, что я испытаю. Но задумчивый тон в его голосе включил сигнал тревоги в моей голове; его описание моей будущей жизни было похоже на сказку, совсем не то чего он хотел для меня. Он был прав. Потому что, даже в самом лучшем случаи, в котором мне удастся сбежать из Уингейта, без того, чтобы навлечь на нас GTX, я где-то должна буду начать аккуратную анонимную жизнь. Всегда настороже, чтобы не увлечься, не позволять другим привязаться. Слишком многое стояло на кону.

Помимо сложностей, от постоянного пребывания начеку, ношения контактных линз и уклонения от ситуаций, в которых странная татуировка на моем плече может быть обнаружена (вечеринки у бассейна, летние дни, и, эм, более интимные моменты), были и другие сложности.

Заботиться о ком-то, или позволить кому-то заботиться обо мне, было слишком опасно. Это оставляло уязвимые места, которыми GTX могли манипулировать; это открывало возможность получить удар или ранить других, даже непреднамеренно. Тот последний эксперимент в лаборатории - помимо того, что он заблокировал способность, обладать, которой я больше не хотела - научил меня этому.

Правила, как бы я не ненавидела их и выступала против них, держали меня и всех остальных, в безопасности. Так что Правила моего отца были не просто «Правилами жизни в Уингейте». Они были Правилами на всю мою оставшуюся жизнь, которые, включали в себя - никогда не влюбляться или не позволять кому-то влюбить меня.

Не то, чтобы это случалось с Зейном, но это было разумным решение. И для безопасности свидания, это было самым большим, что я могла позволить себе. Я не могла уничтожить доказательства этого свидания.

Именно тогда, я поняла, куда воздушный шар - и Реджинальд - должны отправиться.

Я положила ножницы и подошла к шкафу. Вытащила табуретку и встала на цыпочки, и стала рыться за стопкой сложенных джинс до тех пор, пока не почувствовала острый картонный край.

Я с трудом вытащила ее, делая все возможное, чтобы избежать обвала джинс, и спрыгнула вниз с табуретки.

Это была слишком большая обувная коробка с надписью "Старые Школьные Бумаги", и она была самым очевидным в мире местом для того, чтобы спрятать что-то. К счастью, большая часть содержимого не выгладила так необычно и не вызывала бы никакого подозрения не у кого, кроме GTX.

Осторожно взглянув в сторону темной и тихой прихожей, я сняла крышку. От вида того, что было внутри, на ум, сразу же пришли воспоминания.

Эта коробка была напоминанием о моей привычке к накоплению, только вместо того немногого, к чему я прикоснулась, она включала в себя напоминание о вещах, которые была дороги мне.

Огрызок билета с первого раза, когда отец отвел меня в кинотеатр.

Я аккуратно очистила обертку от своей первой французской картошки фри (Великолепного жареного картофеля! GTX чаще давали мне зеленые овощи и тофу, считая, что "мои люди" были здоровыми вегетарианцами или были достаточно развиты, чтобы глотать таблетки для питания вместо того, чтобы, что-то есть.)

Фото настоящей Арианы Такер - бледная темноволосая девушка с широкой улыбкой и фиолетовыми синяками под глазами - выпала из старой рамки, которую я нашла похороненной в коробке в нашем подвале.

Волшебная монета для фокусов из первой коробки хлопьев, которую я целиком съела в доме моего отца.

Оторванный угол, тончайшего фрагмента порванной белой ткани, может быть, только дюйм на дюйм, с мои обозначением в GTX «F-107». Тот же самый знак, что я носила на спине. Они пометили всю мою одежду, и когда я сбежала, мой отец уничтожил бесформенную рубашку и штаны, сделанные из колючего хлопка. Но, я оторвала обозначение с воротника рубашки, прежде чем отдать ее ему. Я не хотела забывать, откуда я выбралась.