Она кивает, и мы плывем к берегу и осторожно поднимаемся по камням к своим промокшим вещам.
Она борется со своей мокрой одеждой, а затем кричит:
— К черту, побежали. Никто не придет сюда в такую погоду.
Я киваю и кладу руку ей на поясницу, чтобы провести через деревья и обратно к тропе, по которой мы спускались. Она превратилась в грязное, скользкое месиво, но, слава яйцам, нам удается добраться до палатки, не упав. С голой задницей это было бы очень больно.
Мы врываемся в палатку, а дождь все еще оглушительно барабанит по тонкому нейлону. Но мы стоим на коленях друг перед другом так близко, что слышно наше прерывистое, тяжелое от подъема дыхание. Из-за бушующей снаружи грозы, по нашим телам бежит адреналин.
В тесноте палатки это ошеломляет. Захватывает весь воздух и пространство и плотно нас обволакивает, как стянутая пружина, готовая выстрелить.
Наши глаза встречаются, и как только раздается раскат грома и вспышка молнии, мы врезаемся друг в друга, как две грозовые тучи, столкнувшиеся в беззвездном небе.
Мои руки обвиваются вокруг ее талии, и я целую ее, так глубоко проникая языком, как только она может принять. Ее руки повсюду — на моем лице, руках, голове, спине. Она никак не может насытиться. Будто пытается почувствовать каждый квадратный дюйм моего тела, и я хочу отдать ей все.
Мы превратились в мешанину из дождя, грязи и озерной воды, но это не мешает мне упасть на матрас и увлечь ее за собой. Ее бедра дрожат под моими руками, когда они раздвигаются надо мной. Мой разгоряченный, пульсирующий член встает между нами, я кладу руки на ее задницу и прижимаю к себе.
— Возьми меня в себя, детка, — говорю я срывающимся голосом, почти теряющимся в потоке дождя. — Возьми меня так глубоко, как только сможешь.
Она кивает и смотрит в темноту на перевернутую коробку с презервативами, которую мы оставили там сегодня днем. Дрожащими пальцами хватает один и разрывает упаковку, чтобы раскатать его по моей длине.
Приподнявшись на колени, она идеально нависает надо мной, прежде чем опуститься и одним великолепным движением насадить себя на меня. Мои пальцы впиваются в ее бедра, и она использует мои запястья для равновесия, вбирая меня глубже, выжидая, пока ее тело привыкнет к полноте.
Она поднимается вверх и снова падает, выкрикивая мое имя и задирая голову к небу.
Это самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел.
Ее мокрые волосы и обнаженное тело, выгнутая спина и раскрасневшаяся кожа. Все это гораздо красивее, чем озеро и горы. Деревья и луна.
Мерседес, объезжающая меня, — прекраснее почти всего, что я когда-либо видел.