Это были самые старые записи, ещё со старинной орфографией. Позже появились новые, и цифры в них были не в пример больше. Кое-кто — кто поднимался на участках дедов и прадедов, случалось, просто приписывал ноль, как на этой, последней, где конечный кружок был выведен красным, а не жёлтым, и смотрелся более солидно: «11000». Но и он не достиг верха Стены.

Особо осторожничающие ничего не писали, идя на Стену. Чудаки: от количества непрошедших, и от короткого слова «погиб», выведенного чужим почерком под именем и датой, число желающих померяться со Стеной силами не уменьшалось.

У восточной Стены надписей было меньше. Не каждый согласится ждать половину дня, чтобы начать восхождение и практически сразу его закончить: солнце начинало освещать восточную половину Долины после полудня, а на саму Стену свет падал всего на несколько минут перед заходом Солнца. И почти сразу наступала темнота, и приходилось вновь ждать долгую ночь, потому что двигаться на ощупь было очень трудно. Фосфоресцирование скал помогало слабо, по той же причине: слишком коротка была засветка солнцем, горные породы не успевали вобрать достаточно энергии, чтобы долго отдавать её обратно.

Нет, и с утра здесь удавалось различать в полумраке предстоящий путь, потому-то и встречались надписи у восточной Стены, но здешние маршруты считались более трудными и опасными. Да и холоднее было в этих местах: камни не успевали прогреться.

В общем, подниматься по восточной Стене решались исключительно из-за легенд. А сами легенды возникли из ореола загадочности, окутывающего восточную Стену наподобие вечного полусумрака. Многим казалось, что темнота скрывает неведомые трещины и расселины, по которым кто-то когда-то будто бы добрался до самого верха…

Но что происходит наверху, никто не знал. Нет, были легенды и об этом: о прекрасной стране, расстилающейся наверху, о реках, текущих молоком и мёдом, о красивых людях… Жрецы рассказывали, что попасть наверх можно только после смерти, но некоторые им не верили: вот же они, Стены! Поднимись по ним — и ты окажешься в раю. Были и такие легенды. А один сумасшедший старик утверждал, что ему удалось побывать там и вернуться. Но ему, разумеется, никто не верил: разве из рая возвращаются?

Монт слушал старика, раскрыв рот. Монт и Дилич. Но Дилич не собиралась подниматься на Стену. Она и Монта не хотела отпускать, но Монт не мог оставаться в Долине и заниматься выращиванием питательных растений и разведением животных, как многие. Его тянуло вверх.

Он и сам не понимал, что с ним происходит, но ему хотелось узнать, откуда берётся солнце, как появилась Долина, почему растут растения. Но больше всего — есть ли что-нибудь наверху? Правдива ли хоть часть тех легенд, что сложены о верхней жизни?

И вот теперь Монт находился на пути к осуществлению своей мечты.

Не все, подобно Монту, неотступно штурмовали Стену. Некоторые, попробовав разок-другой, отступались. Другие бледнели, едва бросали на неё первый взгляд. Трудно оставаться равнодушным, находясь у подножия Стены. Но если одних Стена манила, то других пугала, отталкивала, и они предпочитали не приближаться к ней, поселяясь чуть ли не посредине Долины, подальше от обеих Стен, как от Западной, так и от Восточной.

Но Западная, разумеется, выглядела живописней: чаще освещённая солнцем, почти до облачного слоя во многих местах покрытая порослью зелёной травы или мхом, она вздымалась на неведомую высоту, будто нависая над стоящим у её подножия человеком и, казалось, грозила придавить крошечную человеческую букашку. И при этом она не была идеально гладкой! Нет, её бороздили гребни и трещины, из неё торчали скальные выступы, а вглубь уходили впадины и поры. Попадались и обширные пещеры — как вырытые рудоискателями, так и образовавшиеся давным-давно, в запамятные времена.

До них добраться было легче, и все они были исследованы от начала и конца. Никаких скрытых ходов наверх они не содержали.

Птицы бесстрашно гнездились на уступах Стен, и Монту хотелось почувствовать себя птицей, чтобы так же легко взлетать и садиться на любое место Стены. Но слишком высоко не забирались и птицы: они не любили облаков.

На Севере и на Юге Стены сходились. Это было далеко-далеко отсюда. Монт побывал там всего по одному разу, и ему казалось, что перебраться через то скопище скальных обломков и завалов не сможет никто. Но на Севере и на Юге никто не жил: почва там непригодна для выращивания культурных растений, а на тех скалах, что навалены у подножия сходящихся Стен, не хотели расти и неприхотливые сорняки. Особенно на Юге: солнце здесь практически не появлялось, а без света какой рост?

Монт заметил начертанный на валуне рунный знак отца и удивился: оказывается, их участки находились совсем рядом! И почему отец раньше не говорил, что эти руны — его? А на изборождённой глубокими трещинами Стене, да ещё в полумраке, трудно определить, кто копошится рядом. Да и участок свой Монт облюбовал совсем недавно, до того перепробовав несколько других — и на Западной Стене, и на Восточной, но немного севернее.

Монт постоял немного перед отцовской руной, усмехнулся и вернулся к своему участку. Когда-нибудь он попробует подняться здесь. Но не сегодня.

Почему-то он почувствовал лёгкую досаду. Он полагал, что участок отца должен быть дальше, в другом месте, а не здесь.

Монту, как и любому скалолазу, казалось, что именно он выбрал верное место подъёма, и оно обязательно приведёт его к верху Стены.

Добравшись до своей отметины, Монт поправил снаряжение и принялся взбираться по каменной осыпи. Удастся ли сегодня подняться выше, чем вчера, и вколотить в прочный камень хотя бы пару стальных крючьев?«Вот так, день за днём — и одолею Стену», — мелькнула мысль, но Монт незамедлительно отогнал её от себя: он видел, во что превращались сорвавшиеся со Стены люди. А если быть излишне самоуверенным, каменные духи обязательно начнут пакостить, и рано или поздно добьются своего. А задобрить их невозможно ничем: они признают только одну жертву — человеческую кровь.

Первое время Монт просто шагал по вырубленным в скале ступеням. Склон поднимался в сторону Стены, плавно соединяясь с нею. Поэтому кто-то очень давно постарался и вырубил ступеньки, благо твёрдость камня позволяла. Такие ступеньки вели ко многим участкам Стены: некоторые заканчивались входом в рудную шахту, другие являлись началом скального маршрута, третьи сделали мальчишки, играющие в скалолазов, четвёртые были обманными, а то и ловушками. Кто и когда их соорудил, оставалось загадкой: оберегавшие их руны давно стёрлись, а если частично и сохранились, то никто уже не помнил, что они означают. Настолько они были старыми.

По ступенькам Монт взобрался на скальный уступ. Это было последнее место, куда можно подняться без специального снаряжения. Здесь Монт сбросил на камень верёвку, достал из мешка связку крючьев, вынул ножные когти, локтевые когти, наколенные когти, и принялся прилаживать к себе.

Первое время, начиная скалолазание, он спрашивал деда, можно ли оставлять верёвку в кольцах крючьев, но тот отсоветовал:

— Так делать нельзя. Верёвку легко заметить издали, а значит, обнаружить твоё место. А оно может оказаться самым счастливым. Представляешь, какой почёт будет тому, кто первым поднимется на Стену? Но если даже никто не пойдёт по твоему пути, верёвку просто снимут: хорошая верёвка стоит недёшево. А если не снимут люди, то она перетрётся о камни, её размочит росами или перегрызут мыши. Нет, верёвку надо всегда забирать с собой.

Кое в чём дед был прав. Но, пообщавшись с себе подобными фанатичными штурмователями Стен, Монт понял, что настоящий скалолаз никогда не воспользуется чужой верёвкой. Может, во времена деда так бывало, но теперь всё переменилось: мало ли для чего оставили верёвку? Может, специально заманить в ловушку неопытного новичка, избавиться от непрошенного конкурента?

Как бы то ни было, никто не бросал верёвок в крючьях, иначе очень скоро нижняя поверхность Стен оказалась бы сплошь затянута верёвочной паутиной.