Милнер остановился и округлил глаза, улыбаясь Фрэнсис Мак-Алистер, как бы говоря, что не остается ничего другого, как высмеять человека в таких ботинках.

Поручитель показал на два кресла и кушетку возле кофейного столика.

— Давайте сядем там, чтобы для всех хватило места.

Милнер вздохнул, но повернулся, снова взяв под руку Фрэнсис Мак-Алистер.

Она отстранилась, высвободила руку и уперлась.

— Ну-ну, прежде всего, кто вы такие?

Поручитель щелкнул каблуками:

— Э-э… Ньюмен, мэм. Лейтенант…

Милнер ехидно захрюкал:

— И это тоже лейтенант, советник.

— Думаю, что она поняла, — сказал Ньюмен.

— Не так ли? — поинтересовался Милнер.

Мак-Алистер удивленно посмотрела на них:

— Вы знакомы друг с другом?

Вместо ответа они уселись в кресла на противоположных концах кофейного столика. Она села между ними на кушетку, надела очки (надевает их, словно защитную маску… или как автогонщик шлем), Долан взял один из виндзорских стульев и поставил его рядом с кушеткой, сев возле левого плеча женщины, чтобы удобнее было советовать советнику.

Милнер положил ногу на ногу, проверил стрелки на брюках и заговорил:

— Мы думаем, что вы уже отвечали на вопросы, которые мы будем задавать, мисс Мак-Алистер. На многие ответили, и мы ничего другого сделать не можем. Как вы, вероятно, знаете, форма работы одного следователя отличается от формы работы другого. Сначала вас спрашивали полицейские из патруля на месте происшествия, они обычно заполняют форму и часто не спрашивают больше, чем предусматривает форма. Потом вас допрашивают детективы из участка, у которых меньше бланков, но у них рапорты о расследовании, уточнения и все такое. И наконец, как в данном случае, вас допрашивают представители из отдела убийств, мы не используем бланков, но тоже пишем рапорты о расследовании и уточнения. Однако мы не всегда работаем так, как участковые, потому что отдел убийств — это районная, а иногда городская служба. В некоторых случаях, как вы, конечно, знаете, участок — это участок, тесный, маленький островок с приоритетами, личностями и местным укладом, которые в первую очередь довлеют над командой. В отделе убийств более широкий подход, так сказать…

— Понятно, лейтенант, — вырубила его Фрэнсис Мак-Алистер.

Ньюмен тоже понял, был заинтересован, загипнотизирован, сбит с толку так, что даже носки свалились. Что там Милнер, Дэвид Милнер, Плутишка Дейв Милнер и даже Дэвид Милнер говорил ему о бледном виде в газетах и косноязычии?

«Неприятный оборот для всех, Ньюмен, из-за этого мы все выглядим, как толпа сраных придурков, — ты понимаешь, о чем я?»

Выглядеть плохо в глазах свидетеля — возможно, и подозреваемого — из-за невнятной речи, еще и не иметь такой хорошей идеи… Но одно Ньюмен отлично понял: Милнер, Дейв Милнер, Плутишка Дейв Милнер и даже Дэвид Милнер испугался.

Не то чтобы Ньюмен не испугался тоже, в свое время ему приходилось допрашивать крупных персон: окружного президента, городскую советницу, пару комиссионеров, кое-каких негодяев-полицейских, судей-преступников, организаторов и вымогателей, многих людей, знаменитых в своем кругу, — известность, как и все остальное, — достаточно относительная штука. Допрашивал монашек, священников, всяких попов, раввинов, гуру, включая одного, который произвел впечатление на огромное количество народу, даже на жену Ньюмена Марию, ведущую постоянной телепрограммы. Но с федеральным прокурором ему пока встречаться не приходилось. Он, говоривший раньше так много, теперь не мог заставить себя выдавить ни слова, говорить ему не хотелось. Однако Милнер, обычно скупой на слова, прямо-таки разразился словесным поносом.

— Я пробыла в офисе прошлым вечером до половины восьмого, — начала Фрэнсис Мак-Алистер, — правительственная машина отвезла меня в «Маццу» на Кенмор-стрит, где я и пообедала. И пробыла там до девяти тридцати.

— С кем обедали? — уточнил Милнер.

— С другом.

Милнер переменил положение ног.

— Я не представляю вас обедающей с врагом, советник. О, предполагаю, ради пользы могли бы, но дела чаще всего обсуждаются за ленчем. Наверное, и не в таком месте, как «Мацца», где за ленчем собирается столько же плохих парней, сколько и хороших.

В разговор вмешался Долан:

— Если есть какое-то направление в этом допросе, то, будьте добры, лейтенант, укажите его.

«Он ничего не может сделать, — подумал Ньюмен. — Хорошо еще, что его разговор хоть на что-то похож. Хорошо, что он не выглядит как соленый крекер или как дурной сон».

Фрэнсис Мак-Алистер подняла руку, останавливая Долана:

— Имя моего друга Том Мак-Нэлли, лейтенант. Вам это хорошо известно из рапорта с места происшествия. И это не имеет никакого отношения к делу. Вам нужно точное время, лейтенант, не стоит беспокоить Мак-Нэлли. Есть официанты, кассиры, водители, швейцары.

Милнер старательно выводил каракули в записной книжке.

— Он издатель, Мак-Нэлли, да? Я, конечно, читал кое-что о том, что он издатель.

— Да, он издатель.

— Он издает спортивный журнал или что-то в этом роде? Спортивный журнал, верно?

— Альпинистский.

— Альпинистский. Правильно. Альпинистский. Никогда этим не занимался. Моя игра — гольф.

«Гольф и взятки, — подумал Ньюмен. — Гольф, взятки, а сейчас еще и трепотня».

— Плохая погода для гольфа, — заметила Мак-Алистер, а Ньюмен призадумался, для чего она это сказала. Пытается поддержать беседу или пудрит мозги?

Милнер сделал жест, который можно истолковать так: «Что поделаешь, если бы вы могли, то давно уехали бы в Августу, Палм-Спрингс или Пеббл», — как бы намекая на то, что она живет здесь, на Парк-авеню, гуляет с издателем альпинистского журнала и одновременно отравляет жизнь всяким донам, коррупционерам и прочим трупным червям, потому что есть работа, которую никто за нее не сделает.

— Плохая погода и для хождения по ресторанам, — ляпнул Ньюмен.

Все изумленно уставились на него. Он и сам бы на себя уставился, если бы под рукой оказалось зеркало, а так просто не мог.

— Что вы имеете в виду, лейтенант? — спросил Долан, но Фрэнсис Мак-Алистер снова подняла руку:

— Я поняла вас, лейтенант. Мы с мистером Мак-Нэлли встречались около шести месяцев. Настало время, с моей точки зрения, прекратить встречи. Нет, конечно же, вечер не подходил для езды по ресторанам, но дело должно быть сделано, лучше не откладывать его и лучше поговорить на публике.

— Почему? — спросил Ньюмен.

— Боюсь, что сама не понимаю, — Фрэнсис Мак-Алистер воинственно вздернула голову.

— Дело должно быть сделано. Так и произошло? Действительно ли для этого лучше подходит общественное место? Получил ли Мак-Нэлли приглашение? Он шел пешком? Возможно, это не мое дело. Но очень важно: вы вернулись домой одна?

Она подавила сумятицу в мыслях.

— Как ни странно, да.

Милнер хлопнул записной книжкой по колену, но Ньюмен уверенно продолжал:

— Вы утверждаете, что пробыли в «Мацце» примерно до девяти тридцати. Погода плохая, у вас, наверное, не меньше часа ушло на то, чтобы до браться домой из Маленькой Италии.

— Сорок пять минут, — подтвердила женщина, — я приехала примерно в пятнадцать минут одиннадцатого. Меня привез правительственный шофер, его зовут Глэттер, Лестер Глэттер. Детектив Луицци из участка взял его адрес и телефон. Дежурил Феликс, ночной швейцар. Я вынула почту, потратила от силы пять минут, чтобы просмотреть ее, выбрать и выбросить ерунду до того, как подняться наверх. Потом поднялась, сняла ботинки, пальто, свитера — вы знаете, как приходится одеваться в последние дни. Проверила автоответчик, заварила чай. Впервые за день могла заглянуть в газету, быстро просмотрела одну, пока стояла на кухне и ждала, когда вода закипит.

— И к какому времени мы подошли? — спросил Ньюмен, — десять тридцать или без четверти одиннадцать?

— Я хотела посмотреть ночные новости, — продолжала говорить Фрэнсис Мак-Алистер, — и знала, что они начинаются в одиннадцать с чем-то, точно не помню.