— Дальше.

— Мне позвонил Том.

— Мак-Нэлли?

Опять вмешался Долан.

— Но, лейтенант…

— Что он сказал?

— Сказал, что я не предоставила ему возможность изложить точку зрения…

— На что?

Долан почти простонал:

— Господи…

— Все в порядке, Билл, — успокоила Фрэнсис Мак-Алистер. — Это только наши отношения, лейтенант.

— Роман?

— Я бы так не сказала.

— Я обратил внимание. Но как квалифицировать ваши отношения? Э-э, так сказать, интрижка?

— Вы имеете в виду половую жизнь?

— Ну да.

— Нет.

— Нет?

Долан предупредил жестко, с ударением:

— Лейтенант!

— Значит, вы ему не дали возможности. Значит, он ее все-таки хотел получить? — спросил Ньюмен.

— Он сказал, что хочет приехать. Да.

— Ну и?

— Я отказала ему. Поздно. Далеко ехать. Он живет в Саттон-Плейс.

— Но он ведь не только издает журнал, он сам лазит по горам, верно? По горам, покрытым снегом большую часть времени года, не так ли?

— Да, ну и что?

Ньюмен покачал головой:

— Продолжайте.

— Я легла спать.

— Выпили чашку чаю и легли спать? Если я выпиваю чашку чаю, то не могу уснуть полночи. Разве что глоток…

— Это чай из трав, лейтенант. Императорский.

— Императорский? Надо попробовать. Значит, вы не посмотрели новости?

— Телефонный звонок меня расстроил. Мне не нужна еще одна доза несчастья.

Ньюмен кивнул. Ему понравилось. Вот она, жизнь, не так ли? По крайней мере, чьи-то жизни: его, ее, Дэвида Милнера. Парочка витаминок С, немного кальция и доза несчастья.

— Дальше?

— Меня разбудили в час ночи. Полицейские стучали в дверь. Человек спрыгнул или случайно упал и разбился. Швейцар был уверен, что несчастный — один из моих знакомых. Они хотели поговорить со мной.

Милнер нагнулся вперед:

— Были от него сообщения на автоответчике?

Фрэнсис Мак-Алистер уставилась на него. Это был вопрос человека, отставшего от разговора. Что произошло с банкиром, с кладбищенским метрдотелем?

— Вы проверяли автоответчик. Было там что-нибудь?

Ньюмен про себя похвалил вопрос, как бы шаг назад, проверка дырок, грубых поверхностей, несовпадающих концов. И данный момент так же хорош, как и любой другой. До этого вопроса он сам не додумался и мог бы вообще не задать его. Возможно, спросил бы не сегодня, на следующем круге он бы вспомнил, а сегодня самое главное — сами вопросы, а не их порядок. И сами ответы, а не порядок их осмысливания. Потому что дневная доза несчастья еще свежа в сознании отвечающего.

— Сообщения есть всегда, — неопределенно сказала Фрэнсис Мак-Алистер.

— А от, э-э, Чарльза Айвса? — продолжал спрашивать Милнер.

— Нет.

— Пленка у вас сохранилась?

Она только отмахнулась.

— Пленка в аппарате. Переписывается по другому разу.

— Потому что вы уходили из дома сегодня утром?

— Нет. Я была дома. Но иногда я включаю аппарат и работаю.

— Вы говорите, иногда. Есть шанс, что какие-то вчерашние звонки оказались не стерты. За утро не могло поступить столько звонков, сколько за весь вчерашний день и вечер. Вот о чем я.

Опять вмешался Долан:

— Была масса звонков, лейтенант. От обеспокоенных друзей, коллег и даже встревоженных врагов. Управляющий штатом Белого Дома звонил от имени президента.

Милнер посмотрел на Ньюмена, который прочитал в его взгляде желание оставить тему и передать мяч Ньюмену.

Дурацкая ситуация: он с Дэвидом Милнером неплохо работает. Вероятно, новичкам везет.

— Вы упомянули швейцара, мисс Мак-Алистер, — подхватил Ньюмен, — кто показал на, э-э, пострадавшего, как на вашего знакомого. Это был Феликс, который, как вы заметили ранее, дежурил, когда вы вернулись домой?

— Нет. Феликс сменился в полночь. Обычно ночным швейцаром работает Хуан, но он сейчас в отпуске, а его подменщика я не знаю.

— Менендес, — вставил Долан, — Роберто Менендес. Он работает подменщиком во множестве окрестных домов. Он чист.

— Конечно, чист, — сказал Ньюмен. — Но сообразителен ли, мы не знаем, правильно? К примеру, он может не знать наверняка всех жильцов в лицо, может впустить, кого не надо.

— Ничего не могу сказать, лейтенант.

— После того как вы проснулись, что вы делали, мисс Мак-Алистер? Вы спустились вниз и опознали тело?

— Да.

— И?

— Пострадавшим оказался Чарльз Айвс.

— Я имею в виду, как вы себя при этом чувствовали?

Долан возмущенно встал:

— Полагаю, нам пора закругляться, джентльмены.

— Сядьте, мистер Долан, — попросил Ньюмен, — пожалуйста.

Долан покорно сел.

Ньюмен вынул записную книжку, обшарил три кармана и наконец нашел в одном ручку, почиркал на обложке, чтобы расписать ее. Это заняло какое-то время. Он почти собирался попросить Дэвида Милнера, чтобы тот одолжил ему ручку.

— Вы ушли из «Мацци» примерно в девять тридцать, мисс Мак-Алистер, приехали сюда в десять пятнадцать, вам позвонили без малого в одиннадцать. Насколько долго продлился разговор?

— Десять-пятнадцать минут, — прикинула она, — еще десять-пятнадцать минут ушло на приготовления ко сну. В постели я была, вероятно, около половины двенадцатого.

— Сразу уснули?

— Да. Довольно быстро.

Ньюмен посмотрел на Милнера. Милнер — на Ньюмена. Оба пытались выработать версию, ничего не говоря вслух.

«Вы нам сообщаете, что сразу уснули. Хотя только что посоветовали своему другу, с которым встречались последние шесть месяцев, пойти прогуляться. О’кей, допустим, вы с ним не спали, но что-то же назревало. А ему могла не понравиться эта мысль, он собирался переться сюда в такой буран. Возможно, уже был в пути, хотя вы просили его не делать этого, остыть, не так ли, советник?»

Помолчав и посмотрев друг на друга, Ньюмен и Милнер решили, что ни один из них ничего не скажет. Вместо этого Ньюмен спросил:

— В час пополуночи полицейские постучали в вашу дверь?

— Да.

— Согласно рапорту, их вызвал примерно в двенадцать тридцать ночной швейцар Менендес. Он вышел, чтобы сгрести снег с тротуара, дошел до угла и обнаружил тело.

Долан попросил:

— Лейтенант, может, хватит?

— Никто не видел, как Айвс заходил в здание, ни Менендес, ни Феликс, чья фамилия, как сказано в рапорте, Марсиаль, никто из жильцов… Никто из людей, которые пришли помочь расследованию, по крайней мере. Хотя наши люди сейчас прочесывают дом и опрашивают жильцов, может, кто-то что-то видел. О’кей, возможно, Айвс прошел мимо одного из швейцаров, когда тот отвернулся. О’кей, здесь имеются два служебных входа, которыми пользуются разносчики. Достаточно легко проскользнуть незамеченным и, возможно, так и было. Конечно, тогда это должно было произойти не так поздно, когда еще открыты магазины, позже — только доставляют спиртное и китайские блюда. Или, вероятно, он уже был в здании долгое время, так долго, что никто не помнит, как он пришел — слишком давно это случилось.

— Вы имеете в виду, что он был у меня в гостях, лейтенант?

Есть такое правило, требующее еще более точной формулировки. В будущем оно станет законом Ньюмена. Когда кто-либо задает вопрос, начиная с «Вы имеете в виду…», а затем, постепенно повышая и повышая голос, заканчивает «лейтенант» (или какое там у вас звание), а слова произносятся в особой покровительственной манере, вроде сынок, мужик, парень, цветик или дружище, то человек виновен. У него есть некая неуверенность, трещинка, несовершенство, дефект. Ну, может быть, человек не совсем виновен, а… Иногда они этим гордятся, твердо стоят на своем, решительно не хотят ничего менять в показаниях. Однако в других случаях просят его помочь избавиться от порока, неуверенности, несовершенства, дефекта. По крайней мере, не стоит на них слишком наседать, пока они сами не заштопаются.

— А он был у вас? — спросил Ньюмен.

— Нет.

— Но бывал, — сделал ударение Милнер.

Опять он. Фрэнсис Мак-Алистер посмотрела на него: