Бывшая подружка Айвса, который все равно мертв. Не так ли? И теперь, когда Карен Оберн мертва, Кейт стала новой непристойной любовью Стива Федеричи. Он мог бы с кем угодно поспорить, что у Кейт Нейсмит тоже есть все: груди, ноги, ключицы, лодыжки, запястья, все-все. Очень похоже на то, особенно после того, как он увидел фотографию Кейт Нейсмит, которую им показал ее помощник, когда Федеричи и Мак-Говерн зашли в «La Pean Douce». Фотография из местной газеты к статье о Три Бе Ка — о легкой промышленности этого района. Помощницу звали Флавия, и у нее тоже было все: груди, ноги, ключицы, лодыжки, запястья. Но она почему-то казалась похожей на большого ребенка. Флавия сняла фотографию с доски объявлений позади кассы и отдала Федеричи, который засунул ее под резиновую полоску над солнцезащитным козырьком. Теперь фотография находилась рядом с неиспользуемыми схемами подземки, расписаниями поездов и прочей ерундой. Федеричи время от времени мог поглядывать на нее, а потом всматривался в лица бредущих по тротуару пешеходов — нет ли у кого-то из них принадлежащих Кейт Нейсмит грудей, ног плюс всего остального под меховой или пуховой одеждой.

А еще нижнего белья. Непристойно или как угодно, но он не мог не влюбиться в женщину, которая любит хорошее белье настолько, что не просто носит его, а продает.

Он не смог проехать на красный свет, потому что впереди остановилось такси, а по обочинам высились сугробы. Интересно, как чувствует себя сейчас Дженифер — беременная жена. Из-за плохой погоды и срочной работы он не был дома уже четыре дня и полтора дня не звонил. Она все еще на восьмом месяце беременности? Конечно. Она родилась беременной.

Флавия. Хорошее имя для дочки. Флавия Федеричи. Разве что Дженифер может спросить: «Кто такая Флавия?» Имея в виду, что она никогда не слышала такого имени и заподозрит, что так звали какую-нибудь его подружку из бара. Но он больше не таскается по барам — с тех самых пор, как женился и забеременел.

— Ты был здесь раньше, — Мак-Говерн словно к дьяволу обратился. — И должен знать, что мы уже выехали из Хобокена. Это уже Уихокен.

— Свидетельница работает в Уихокене, Матти. Займись делом.

— Каким, на хрен, делом?

— Ты — Мэвис? — спросил Федеричи.

— А вы — кто? — Мэвис смотрела неприветливо и недовольно.

— Полиция.

— Это не кто, а что. Срань — вот вы кто. Здесь законный клуб, экзотические танцы. Я не сосу, не дрочу, и прав у вас таких нет — приходить и интересоваться мной при всем народе. Из-за вашего появления я плохо выгляжу перед клиентами, боссом и другими танцорами.

Мак-Говерн шепнул Федеричи:

— Она сидит на героине, может быть, но говорит верно.

Федеричи смотрел на стриптизерку, которая растирала ладонями свое тщедушное тельце под «Дайр Стрейтз». «Деньги. Ни-за-что». У нее не было ни груди, ни ног, ни лодыжек, ни ключиц, ни запястий — ничего. Он повернулся к Мэвис и спросил:

— Ты называешь эту грязную дыру клубом, Мэвис? Не можешь найти для себя что-нибудь получше?

Мэвис распахнула кимоно.

— Видишь мои сиськи? С такими отвислыми сиськами у меня нет шансов. Когда они так отвисают, то не приходится искать что-то получше, а остается только держаться за прежнее место. С вами примерно та же история, ребята. Не можете прилично зарабатывать, вот и служите в полиции.

Мак-Говерн пристально посмотрел на нее:

— Осторожнее, Мейбл, а то кто-нибудь переделает твое лицо однажды, и тебе придется начать новую карьеру нормального человека.

— Мэвис, — поправила его девица. — Глупый ты Микки-Маус.

Федеричи стало смешно. Мак-Говерн предложил ему:

— Спрашивай ее, о чем хотел, Стив-О, и давай отсюда уматывать поскорее.

— Он не глупый Микки-Маус, — серьезно сказала Мэвис, и Федеричи перестал смеяться, — а умный. Прислушался бы к нему, сраный макаронник.

Теперь рассмеялся Мак-Говерн.

— Мэвис? — угрожающе процедил Федеричи.

— Ну-ну, — отозвалась она. — Давай: жду не дождусь, что ты еще выдашь новенького.

— Гасскажи нам о парне, который грохнул газетчицу, Мэвис.

— И имей в виду, Мейбл, что Стив-О, встречался с репортершей, — добавил Мак-Говерн, — он говорил с ней, имел к ней кое-что, поэтому мы оказались здесь, в Джерси. У нас вендетта. И еще знай, что Стив-О родился беременным.

— Э, парни, вы правда полицейские или мне снится комедия про копов? — удивилась Мэвис.

— Расскажи, кто убил репортершу?

— Я поняла, милый мой.

— Ну да, но не слышу ответа.

— Не слышишь, потому что я не видела, кто кого убивал и когда.

— Ладно, придется немного поформальничать, Мэвис. Что вы видели?

Мэвис взялась руками за полы кимоно.

— Я видела одного старого знакомого, который прогуливался недалеко от места убийства, вот и все.

— Его зовут…

— Куда?

— Его имя, Мэвис.

— … Дональд.

— Дональд, а дальше?

— Вы из хобокенской мусорки?

— Дональд как?

— Дабро. Я уже говорила хобокенской полиции.

— Когда ты в последний раз видела Дабро, Мэвис?

— Десять-двенадцать лет тому назад.

— Давненько.

— Я по нему сильно не скучала.

— Он был твоим приятелем, так?

— Я с ним трахалась когда-то, если вы про это.

— Но он не разгуливал с высунутым членом, а? Не при таком же холоде, как на чертовом Северном полюсе, а?

— Земля принца Эдмунда, — поправила Мэвис, — сегодня утром по радио так объявили.

Федеричи продолжал спрашивать:

— Ну, поскольку у него не торчал член, как ты можешь быть уверена, что это именно Дабро, Мэвис?

— Он играл на саксе.

— На саксофоне?

Мэвис хихикнула:

— Не на сэксофоне же.

— Я не так сказал. Я сказал «на саксофоне».

— Нет, ты сказал «на сэксофоне».

Стриптизерка заорала:

— Эй, Мэвис, не мешайте мне работать.

Мэвис насмешливо показала ей палец:

— Поработай с этим.

— О’кей, Мэвис, — начал выходить из себя Федеричи. — Забудем, кто как сказал. Просто ответь на вопрос: поскольку член у него не болтался, как ты можешь утверждать, что это был Дональд Дабро?

— Я ответила тебе, грязный итальяшка, — здесь Мак-Говерна снова охватил приступ хохота. — Он играл на саксофоне. Не по-настоящему играл, а притворялся, воображал, что играет. Люди его так и называли — Айр Сакс[10]. Знаешь, некоторые играют на воздушной гитаре? А он всегда на саксофоне из воздуха. Я сворачивала на Ньарк-стрит, шла домой от подземки и увидела его. Он изгибался вперед-назад, трясся и извивался. Думала, парнишка накокаинился, придурок или, может, дебил, или пьяный. Прошла мимо, а потом оглянулась — как бы за мной не увязался. И тут поняла, почему он так кривлялся — это не кокаин и не дурь, не алкоголь — это воздушный саксофон.

Мак-Говерн многозначительно глянул на Федеричи:

— Прозвенел звоночек?

Федеричи спросил:

— У тебя тоже?

Мак-Говерн согласно кивнул:

— Поскакали, — заторопился Федеричи, — спасибо, Мэвис.

— Ну-ну.

— Я серьезно.

— Серьезно, серьезно, — передразнила его Мэвис. — Так как, хочешь минет, а?

— Не стоит, Мэвис, — отстранил ее Мак-Говерн, — он беременный.

Два полицейских в форме стояли за спиной у Джеймса Джонса, когда он постучал в дверь на десятом этаже отеля «Парадиз».

Из соседнего номера высунул голову мужчина, но один из полицейских направил на него сорок пятый калибр, и постоялец, ойкнув, скрылся за дверью.

— Да, — сказал мужской голос.

— Доставка из «Макдональдса».

— Я ничего не заказывал.

— Комната 1106. Доставка.

— Это 1006. Никакая не одиннадцать ноль шесть.

— Все уплачено. Можете взять, если хотите.

— Уплачено?

— Да.

Дверь распахнулась.

— Ах, дерьмо! О Боже, нет, нет, суки! Это нечестно.

— С первым апреля, Фредди, — Джонс втолкнул Фредди Фазо в комнату, оставив полицейских у входа. — Почему ты не склеил ноги из города?