— Ты совершенно прав. Это приказ самого папы римского. Через два месяца я должен явиться в Рим, чтобы предстать перед церковным судом.

— Если ты поедешь, они тебя сожгут, брат Мартин!

Мартин бросил письмо на стол.

— Поэтому я и не поеду, Штаупитц.

— Ты ослушаешься самого папу?

— Я уже ослушался его, когда на двери церкви прибил свое воззвание. Я сказал, что он не прав во многом, чему учит. Ты согласен со мной; точно так же согласны со мной многие жители Виттенберга, да и не только Виттенберга. Он пишет, что отстраняет меня от проповеди.

— И что же ты?

— А я буду проповедовать, несмотря на его запрет.

Он быстро повернулся к своему другу.

— Ты знаешь, я многим обязан тебе. Ты пригласил меня в Виттенберг. Это единственное княжество в Германии, где я в безопасности. Все другие князья хотят быть в хороших отношениях с императором и папой, чтобы от одного получить побольше владений, а от другого почестей. Один только герцог Фридрих стал на сторону истины.

Мартин взволнованно заходил по комнате. Твердым голосом он продолжал:

— Он действительно стал на сторону истины, ты сам знаешь об этом. Он даже не уверен, прав я или нет, он скорее думает, что я прав. Ты понимаешь, что для него это. значит, не так ли, Иоганн? Ему придется выступить против самого папы и его представителей здесь, в Германии. Ему придется отказаться от своих реликвий и денег, которые они ему приносят. Я не хочу, чтобы он из-за меня попал в такой переплет, Иоганн.

Штаупитц нежно улыбнулся.

— Может, тебе все-таки лучше поехать в Рим?

Мартин весело рассмеялся.

— И быть сожженным? О нет! Я послал письмо герцогу Фридриху, в котором выразил свое желание переехать в Швейцарию или Францию, чтобы не подвергать его неприятностям, но он против. Он попытается перенести процесс из Рима в Германию и настаивает на том, что будет всегда рядом со мной и позаботится о моей безопасности, как бы громко ни требовали моей смерти кардиналы и папа.

Следующие месяцы у Мартина выдались чрезвычайно занятыми. Он по-прежнему был самый загруженный работой человек в университете. «Сегодня у меня будет больше дел, чем обычно, — записал он однажды в дневнике, — поэтому я должен еще больше времени уделить молитве». Это могло показаться странным способом организовывать свой день. Но те, кто видел радостное лицо Мартина и слышал его лекции, знали, что действительно Бог для него — не пустая абстракция. У него всегда находилось время, чтобы поговорить с Богом и послушать, что Бог хочет сказать ему. Именно поэтому он мог оставаться радостным даже в то время, когда его друзья с ужасом ожидали грядущих событий.

Спустя год после того, как Мартин вывесил свои тезисы на двери церкви в Виттенберге, особый посланник папы, кардинал Кайетан, прибыл в знаменитый город Аугсбург. Он должен был навербовать наемников для очередного крестового похода против турков, собрать в Германии деньги для финансирования армий, участвующих в этой кампании, а также расследовать дело Мартина Лютера и наказать его за ошибочные взгляды.

Он привез много подарков для герцогов, которые должны были обсуждать эти дела, а также для епископов и архиепископов, чьей поддержкой хотел заручиться.

Мартин прибыл из Виттенберга и появился в «диэте»[2], как называлось это собрание, в тяжелой монашеской рясе, свободно свисавшей с его худого тела.

Кардинал, облаченный в ярко-алую мантию и красную шапку, увидел Мартина на следующий день, когда тот вошел в зал, где заседал совет. На первый взгляд казалось, что доказать его неправоту будет легко. В конце концов он простой монах и обязан верить тому, что скажет кардинал, папский представитель.

Но кардинал не был настроен столь оптимистично. До этого ему не удалось осуществить что-либо из возложенной на него миссии, и он не верил, что дело Лютера окажется простым. Герцоги и епископы взяли подарки, но собирать деньги и вербовать людей для войны с турками отказались. Они прямо заявили, что Германия дала уже очень много денег для папы, восседающего в своем итальянском дворце, и на строительство итальянского собора. Больше они не дадут. Настало время, чтобы какой-либо немец нашел в себе мужество заступиться за свою страну, даже если бы это означало выступление против кардинала и папы.

Кайстан расправил складки своей алой шелковой мантии, встал и сверху вниз посмотрел на Мартина.

— Я вызвал вас в Аугсбург, доктор Лютер, чтобы предоставить возможность публично признать ошибочность ваших взглядов и утверждений.

Мартин сделал шаг вперед.

— Но я могу доказать, основываясь на Библии… — начал он.

Кардинал поднял руку и с нее ниспал широкий рукав мантии, на мгновение блеснув шелком в свете осеннего солнца. Он более походил на князя, чем на священника.

— Вы ничего не докажете, доктор Лютер. Мне запрещено дискутировать с вами. Я здесь только для того, чтобы выслушать ваше признание в заблуждении, — он указал на каменный пол. — Вы забыли, с кем говорите?

На какое-то мгновение в зале воцарилась тишина, затем Мартин сделал шаг назад, стал на колени и склонился перед кардиналом, головой касаясь каменного пола. Так монахи должны были приветствовать папского посланника. С нежной улыбкой кардинал сошел вниз и поднял его. У него мелькнула мысль, что все оказалось не так трудно, как он предполагал. Теперь монаха можно забрать в Рим и получить вознаграждение за избавление церкви от такой опасной личности.

Насколько он ошибался, обнаружилось на следующий день. Мартин твердо отстаивал свои убеждения. Если Библия права, то учители церкви ошибаются. Рот Кайстана вытянулся в тонкую линию, а лицо потемнело, когда он слушал эти утверждения. Он дал Мартину еще один день, чтобы тот одумался. Но когда и в конце второго дня слушаний монах продолжал бесстрашно настаивать на своем, всем стало ясно, что уговоры бесполезны. Как только Мартин вышел из зала заседаний совета, кардинал взял со стола запечатанный свиток пергамента и задумчиво посмотрел на него.

Проходя по узким извилистым улочкам города, Мартин видел, что люди возбужденно обсуждают случившееся. Он знал, что за ним наблюдают. Шпионы кардинала не могли позволить ему скрыться от них до следующего дня. Но и не все, кто смотрел на него, были врагами. В книжных лавках он видел отпечатанные копии «Девяносто пяти тезисов» — воззвания, которое он обнародовал в Виттенберге.

Когда он проходил мимо, простые люди с уважением приподнимали или снимали свои шляпы. Мартин улыбался им и по-дружески беседовал. Беседы были столь задушевными, что слушатели удивлялись: ведь большинству монахов нужно заплатить деньги, чтобы они уделили человеку сколько внимания. На одной из улиц он услышал, как кто-то тихо сказал:

— Доктор Лютер, кардинал не заберет тебя в Рим, вот увидишь!

Мартин быстро посмотрел по сторонам, но никого не было. Несколько жителей Аугсбурга сидели возле таверны, мимо которой он только что прошел, но никто не смотрел в его сторону, когда он оглянулся. Он запахнул мантию и в недоумении пошагал дальше.

Наконец наступил третий день слушаний. Предыдущие две ночи ни Мартин, ни Кайетан не спали. Мартин отказался отречься — признать, что он заблуждался. Кардинал заявил, что если он не отречется, то должен будет поехать для расследования дела в Рим. Мартин хорошо понимал, что такая поездка означает смерть, хотя кардинал этого и не сказал. Он подавил глубокий вздох и направился к выходу из зала. Никто перед ним не расступился. Он шел уверенно, с поднятой головой, в его глазах не было страха.

Немецкие князья, епископы и священники проводили его пристальным взглядом, а затем повернулись к кардиналу. Тот уже распечатывал лежавший на столе во время слушаний свиток пергамента. Подняв руку, он дал знак одному из своих доверенных лиц и воину, стоящему возле него. Князья таинственно переглянулись. У одних на лицах было удовольствие, у других — озабоченность. Герцог Фридрих встал и вышел из зала. Он послал слугу, чтобы тот немедленно нашел Мартина. Однако монах исчез.