Как только слушания закончились, весть о результатах распространилась по всему городу. Был конец октября, и темнело быстро. Какой-то ремесленник остановил идущего с заседания Мартина и, взяв его под руку, дал знак следовать за ним вниз по узкому переулку. Неожиданно к ним присоединилось с полдюжины шепотом говорящих людей.

— Что будет дальше, вы знаете сами, доктор Лютер…

— У кардинала есть приказ доставить вас в Рим.

— Этот папский указ все время лежал у него на столе во время слушаний…

— Да, он уже послал солдат арестовать вас, доктор. Если вы задержитесь в Аугсбурге хоть на час, вас посадят в камеру. А это значит конец.

— Пока еще есть время, мы выведем вас отсюда.

Мартину едва удалось прервать их возбужденный шепот.

— Что вы хотите со мной делать? Зачем вам ввязываться в это дело. Это всего лишь внутрицерковная ссора.

Грубый голос оборвал его:

— О нет! Это ссора между Германией и папой… по крайней мере, мы так понимаем. Настало время, чтобы кто-нибудь заступился за нас, немцев…

— За таких простых людей, как мы, чтобы защитить нас от жадных монахов и священников, которым нужны только наши деньги!

У Мартина не было времени спорить. В чем-то эти простые горожане были правы. Это было частью того, что старался сделать Мартин — спасти простых людей от невежества и суеверий, — хотя он хотел сделать гораздо больше. Он страстно желал, чтобы каждый человек лично познал Бога и искал Его больше в Библии, чем в церкви. Но сейчас было не время говорить об этом. Люди повели его по еще более тесным закоулкам, которые, извиваясь, вели к городским стенам.

— Там нас ждут друзья с лошадью, доктор, — сказал один из них. — Они приготовили одежду и меч. Стремя тоже. Чтобы пройти незамеченным через ворота, вы должны будете переодеться и превратиться в блестящего молодого дворянина!

В группе раздался сдержанный смех, Мартин тоже улыбнулся.

Но радость оказалась преждевременной. Как только они добрались до ворот и Мартин положил свою руку на шею коня, один из часовых громко закричал, приказывая остановиться. Он узнал монаха. Все часовые у городских ворот уже получили приказ не выпускать из города ни одного монаха. Мартин Лютер должен быть арестован. Уже был выписан ордер на его арест и установлено вознаграждение тому, кто его поймает.

Выхватив мечи, охрана побежала к людям, стоявшим возле лошади. Но когда часовой был на расстоянии двадцати метров от них, лошадь, на которую вскочил Мартин, отпрянула и пустилась в галоп. Он прильнул к ее спине, без стремян, шпор и меча, не успев переодеться. Согнувшись под монашеской рясой с капюшоном, Мартин мчался вперед, слыша за собой злые крики часовых и смех горожан, которые становились все тише по мере того, как он удалялся по направлению к далекому и безопасному Виттенбергу.

Веером света декабрьского дня пламя факелов освещало университетский двор, отбрасывая огромные тени на мрачные стены. Посреди ярко горел костер, в котором потрескивали только что брошенные дрова. Студенты торжественно стояли вокруг. Чувствовалось, как растет напряжение. В тишине раздался крик:

— Мартин Лютер должен быть сожжен!

За ним последовал взрыв смеха.

Если бы Мартин поехал в Рим, его бы приговорили к смертной казни. Это не оставляло никаких сомнений. Император, посещая Кельн, пригласил монаха к себе на беседу, но когда тот не приехал, он публично сжег на костре его книги. Многие церковные архиереи говорили, что лучше бы вместо книг бросили в костер самого беспокойного монаха. Однако Мартин под защитой герцога Фридриха был в Виттенберге в полной безопасности.

Прошло более двух лет с тех пор, как он бежал из Аугсбурга как раз в тот момент, когда кардинал Кайетан думал, что успешно выполнил приказ и доставит закованного Мартина под конвоем в Рим. Тех, кто помог Лютеру скрыться, не удалось ни наказать, ни поймать.

Более того, на стенах домов, принадлежащих городским начальникам Аугсбурга, появились нарисованные мелом изображения «бундшуха» — грубого башмака, обычной обуви немецких крестьян. Члены совета, которые разбирали дело Лютера, очень хорошо знали, что это значит. В течение многих десятилетий в среде простых людей зрела ненависть к церковным лидерам, которые владели огромными поместьями и жестоко угнетали и разоряли своих зависимых крестьян. Недовольство сеньорами постепенно перерастало в организованное восстание. Было совершенно ясно, что члены движения башмаков, тайные повстанцы, увидели в Мартине Лютере своего вождя. Кардинал из Рима может думать что угодно, но немецкие епископы отлично знали, что в случае ареста Лютера может вспыхнуть крестьянское восстание.

Из своего убежища в Виттенберге Мартин послал курфюрсту Саксонскому письмо, в котором выразил свое желание уехать, если тот позволит, во Францию или Швейцарию. Совет Аугсбурга постановил, что герцог должен выслать непокорного монаха в ссылку, поэтому Мартин не хотел подвергать опасности своего великодушного покровителя.

Герцог Фридрих ответил, что не советует Мартину уезжать и более того, не позволяет ему делать этого. Если император хочет, он может сам приехать и схватить его, но это будет означать начало войны.

К удивлению Мартина, некоторые известные немецкие рыцари написали ему письма, предлагая свою помощь на случай нападения. При необходимости обещал помочь Ульрих фон Гуттен; Франц фон Зикенген обещал в своем письме по первому же требованию выставить в любое время сотню рыцарей.

Мартин озабочено качал головой. Он хотел продолжать работу в университете, иметь время для проповеди в городской церкви, а получалось так, что против своей воли он превращался в нового немецкого лидера. Рыцари и простые люди считали его своим вождем, выступающим, как и они, против непомерных притязаний папы и его представителей — кардиналов и епископов. Многие монахи и священники также начали воспринимать его деятельность как борьбу с ложными идеями в религии. В своем университетском кабинете Мартин начал писать две или три важные книги, в которых старался объяснить свои взгляды. Он разоблачал злоупотребления в церкви не только в своих проповедях, но также боролся с ними своими книгами.

Вскоре новые книги продавались по всей Германии. В Швейцарии, Голландии и Франции эти издания распродавались почти сразу же, как только поступали в тесные книжные лавки.

Швейцарский проповедник Цвингли, который придерживался таких же взглядов, что и Мартин, закупил шестьсот экземпляров таких книг и послал всадников по горным селениям, чтобы они раздали эти книги всем, кто умеет читать. Даже из самого Рима один бывший студент, учившийся у Мартина в Виттенберге, сообщил ему, что, несмотря на угрозу своей жизни, его друзья распространяют эти произведения по всему городу.

Не помог и новый указ папы. На этот раз он потребовал, чтобы в течение шестидесяти дней Мартин прибыл в Рим и сдался. Если обнаружится, что его взгляды истинные, он будет освобожден. Если же нет… В «булле» не говорилось, что ожидает мятежника, но догадаться было не трудно. Приказ папы был послан из Рима в Германию. Получив папское послание, Мартин вскрыл его и прочитал, не испытывая ни малейшего страха. Его удивило, почему этот указ так долго шел до Виттенберга.

— Вы видите, когда он был написан? — спросил Мартин у друзей.

— О, три месяца тому назад!

— Точно. Мне дали два месяца на дорогу в Рим. И если я отправлюсь прямо сейчас, то доберусь туда, когда будет слишком поздно.

Мартин усмехнулся и бросил пергамент на монастырский стол.

— Он уже не имеет никакого значения ни для папы, ни для меня, не правда ли?

— Что ты собираешься с ним делать, — спросил один из друзей. — Отошлешь назад?

— Я уже думал об этом, — ответил Мартин, и в его глазах мелькнула улыбка. — Нужно разжечь костер. Здесь полно книг, которые нам совершенно не нужны, и в конце концов они ведь тоже сожгли мои книги в Кёльне.