Он шел по-прежнему вдоль посадки, часто останавливался и что-то внимательно рассматривал слева и справа от себя. Один раз даже прикрыл глаза ладонью и долго-долго стоял на месте.

Сашка, от которого не ускользнуло ни одно движение Худощавого, догадался: «Солнце мешает. Только что он рассматривает?» Не найдя ответа, очень пожалел, что не может разгадывать мысли. Сейчас бы ему это очень пригодилось.

Между тем Худощавый вдруг резко повернулся и вошел в посадку. Над иссиня-зеленым разливом листвы виднелась только серая кепка.

— Сейчас нырнет и запрячется в кустах, — шепотом проговорил Сашка. — Днем идти через границу он не осмелится.

— Это уж точно, — поддержал его Алешка.

Однако дальнейшие действия Худощавого вызвали у ребят недоумение. Он не запрятался в посадке, а, выйдя на луг, широко зашагал по колючему ежику скошенных трав.

— Куда же это он? — ничего не понимая, вслух подумал Сашка.

— Смотри, как смело идет, — указал глазами в сторону луга Алешка. — И не пригинается. Как у себя дома… Шпионы так не ходят… Может, он и взаправду, где воевал ищет.

А Худощавый шел да шел, удаляясь от посадки. Пройдя метров четыреста, он еще раз остановился и посмотрел назад.

— Слушайте, ребята, — встрепенулся Сашка. — А ведь я знаю, куда он идет. Честное пионерское знаю. Смотрите, видите стог? Туда он и направляется, прятаться там будет. А мы с вами слюни распустили.

Предположение Сашки не было лишено основания.

Стог, на который вначале никто из ребят не обращал внимания, мог служить надежным укрытием. И Худощавый действительно направлялся к нему.

Воспрянувшие духом ребята дорого дали бы за то, чтобы их посадка как-то передвинулась к стогу. Но увы! Чудес в природе не бывает. Приходилось следить за Худощавым издалека.

Вырыв довольно длинное отверстие в стогу, незнакомец опустился на четвереньки. Сантиметр за сантиметром, словно змея в нору, втягивал он в стог свое длинное тело.

— Представление окончено! — дрожа от нервного напряжения, резко проговорил Сашка. — Теперь и дураку ясно, кто он — учитель или шпион?

— Стервец! У, какой стервец! — возмущался Алешка. — Потому и нож с собой таскает.

— Но-ож! — передразнил его Сашка. — Нашел чему удивляться. У него небось и пистолет, и гранаты… А еще, говорят, они в воротничке яд носят.

— Где, где? — не поняв, переспросил Алешка.

— В воротничке, в самом уголке.

— А как же они его туда наливают?

— Этого я и сам не знаю, — сознался Сашка.

Замолчали. Сознание того, что рядом с ними находился вооруженный до зубов враг немного пугало ребят.

— Где-то теперь Колька? — тоскливо спросил Алешка.

— Будут пограничники, обязательно будут, — убежденно ответил ему Сашка.

Потянулись томительные минуты ожидания. Пока мальчики выслеживали Худощавого, они не замечали ни голода, ни усталости. Теперь, вынужденные бездействовать, они почувствовали и то, и другое.

— Пожрать бы! — мечтательно проговорил один.

— Неплохо бы. Я тоже…

Кусты зашевелились, показался Коля Лукинюк, а за ним два пограничника.

— Там, в стогу. Вот уже с полчаса, как залез, — торопливо пояснил Сашка.

— С какой стороны? С вашей?

— Да, прямо. У самой почти земли нору вырыл, — вставил Алешка.

Сержант что-то прикинул в уме и обратился к рядовому Тарасову:

— Заходить будем с двух сторон: я — слева, ты — справа. Идти в лоб опасно.

— А мы с кем? — спросил Коля Лукинюк. — Или нам тоже на две части разделиться?

Младший сержант улыбнулся.

— Ни на две, ни на одну. — Вам оставаться здесь и следить за стогом. Понятно?

На лицах ребят отразилось разочарование. Они, конечно, и мысли не допускали, что их так бесцеремонно отстранят от самого решающего, самого интересного этапа.

Пограничники разошлись в разные стороны и, образуя большой треугольник, направились к стогу, двигаясь так, чтобы не попадать в поле зрения врага. Однако предпринятая тактика эффективна в том случае, если Худощавый весь забрался в вырытую им нору. Тогда в небольшое отверстие выхода он мог видеть перед собой незначительную часть луга. А что если он, пользуясь маскировкой, выставил голову из сена?

Именно этого больше всего и боялись ребята. Волнение их было настолько велико, что за все время, пока пограничники подходили к стогу, никто не промолвил ни слова.

Наконец, пограничники оказались у самой цели. Замаскированное отверстие, где укрылся Худощавый, находилось всего в каких-нибудь двух — двух с половиной метрах от каждого. Младший сержант сделал подчиненному знак не высовываться из-за стога, и громким голосом предложил:

— Сдавайтесь! Вы обнаружены!

В ответ — ни звука.

Помолчав, Казаков повторил приказание еще громче, но Худощавый не подавал признаков жизни.

— Петров, Федоренко, Рудь, — одну за другой выкрикнул Казаков фамилии своих несуществующих помощников. — Заходите со всех сторон, поджигайте стог! Так, хорошо! Поджарится — вылезет.

И вот из глубины стога раздался приглушенный густой голос:

— Сдаюсь!

Вслед за этим сено зашевелилось и показалась голова нарушителя.

— Вылезать на локтях! — потребовал Казаков. — Не подниматься!

* * *

Рядовой Николай Клюкин стоял на посту около заставы. Он ожидал смены и потому с нетерпением посматривал на часы. Вдруг его внимание привлекла быстро передвигающаяся по дороге женская фигура. Сначала Николай даже не понял, бежит она или идет? Присмотрелся: идет. Только таким стремительным шагом, каким женщины ходят редко. Вернее подбегает — то быстрее, то тише.

«Куда это она? — подумал Клюкин. — На заставу? — Больше как будто некуда. Дальше по этой дороге — граница».

Вскоре очертания женской фигуры стали вполне четкими.

— Да ведь это учительница Раиса Петровна… Тогда все понятно — к Сапегину! Везет человеку. На свидание — и так торопится. Значит, любит крепко, — позавидовал Клюкин.

Постовой снова взглянул на циферблат. Минутная стрелка подвигалась к двенадцати. Николай поправил ремень автомата, одернул гимнастерку. Хотя учительница и свой человек, встретить ее надо молодцевато — женщина!

Когда Раиса Петровна подошла ближе, Клюкин стукнул каблуками, вытянулся. В другое время он, возможно, пошутил бы, сказал что-то, вроде своего обычного «Чем могу служить?» Но сейчас такое легкомыслие было совершенно непозволительно. Пост! Оставалось одно — действовать по уставу. Однако на лице его заиграла легкая хитроватая улыбочка. Знаем, мол, зачем пожаловали. Сапегина вызвать, И он оказался прав.

— Если можно… старшину… пожалуйста, — прерывистым голосом попросила Раиса Петровна. Лицо ее горело ярким румянцем, тонкие губы слегка вздрагивали от сильного дыхания.

Клюкину нравились блондинки. Но он не мог еще раз не отметить хорошего вкуса старшины. Смуглое девичье лицо, на котором разлился бархатистый пурпур крови, до удивительного напоминало созревшую вишню.

Спохватившись, Клюкин пристукнул каблуками.

— Старшину? Можно! — отчеканил он. — Сейчас позовем.

Алексей не заставил себя ждать. Очень удивленный тем, что Раиса пришла на заставу, — встреча была назначена на завтра, — он явился немедленно, оставив конспекты, которые перечитывал в комнате политпросветработы.

Увидев его, Раиса так и подалась вперед. Ухватившись за портупею и глядя на Алексея снизу вверх, она взволнованно проговорила:

— У нас неприятность… Только ты не волнуйся, — тут же просящим тоном добавила она, видя, что Алексей и без того вышел к ней встревоженный. — Я уверена — все будет в порядке…

Раиса всегда поступает так: в первую очередь она думает о нем, жалеет его, а уже потом… И получается смешно, трогательно и досадно. Ему ли, разведчику и следопыту, выслушивать предупреждение не волноваться?

— Что же за неприятность? — серьезно, но мягко и ласково спросил Сапегин.

Не сводя больших, широко раскрытых глаз с его лица и продолжая сжимать в руке портупею, она сказала: