— Ну, лапуш, рассказывай, чем вены додумался пилить, а, главное, кому записочку сопливую оставил. Мол, прошу винить в моей смерти Ваню Иванова. Натурал, небось, какой-нибудь. Ты, значит, думал, что себя ножиком порешишь, а он потом всю жизнь будет к тебе на могилку таскаться и каяться, мол, ай — ай не углядел такой великой любви?

— Чего? — хаманул я, начиная нервничать и вспоминая, что иногда неудавшихся самоубийц направляют на принудительное психиатрическое лечение, — я стекло дверное разбил случайно… ну это, когда… мыл. Надавил сильно.

— Так вот, значит. Не таскаются они ни хрена на могилки эти. Ну, может, пару недель чувствуют себя неудобно. Мол, вот ведь мудила, мало того, что извращенцем уродился, так еще и имя мое светлое обосрал. Теперь только и отмазывайся перед друзьями, что ты не из когорты, — словно не слыша мои слова, продолжал хирург, готовя все новые инструменты, — куртку на рукаве расстричь придется. И только не смей мне сейчас из-за тряпья завыть тут. Ну так, мне интересно все-таки. Чем себя правил, кухонным ножом или наточенными маникюрными ножницами, как все типичные пидовки? А вообще на будущее запомни, перед этим делом надо было в ванную горячую лечь, кровь так быстрее выливается и сознание отключается. Там верняк. Еще есть шанс утонуть. И ванне закрыться на задвижку можно. Пока дверь ломать будут, как раз все успеешь.

— Да не резал я себе ничего, — окончательно распсиховался я, — я ж вам говорю. Случайно. Стекло разбилось просто.

— А, ты еще и за свои поступки отвечать не умеешь, — холодно глянул на меня врач. — А я ведь с тобой по-хорошему поговорить хотел. И стучать никуда не собирался, с ментом договорились бы. Типа птицы одного полета. Короче, пеняй на себя. Я сейчас медбрата зову, разрезаю твои бинты, и если там то, что я думаю… Я такую телегу на тебя накатаю, долго меня помнить будешь. Терпеть не могу, вас, пидовок. Из-за вас к нам никто по-нормальному не относится.

— Да не пидовка я! — заорал я, чувствуя, как на лице непроизвольно ходят желваки, а левая рука, как во время ссоры с отцом, начинает трястись и сжиматься в кулак.

— Давно тряпки свои со стороны видел и зрачки по полтиннику? А то, может, тебе тоже успокоительного вколоть и написать потом, что ты буйствовал и находился в неадекватном состоянии? Пытался меня избить? Вон же кулак уже жмешь, сейчас вмажешь еще.

— Пишите, что хотите, — еще больше повысил голос я. Перед разговором с отцом я для храбрости принял на грудь баночку-другую нового, только что появившегося энергетика, из-за чего и могла быть такая реакция организма. Теперь меня начал колбасить отходняк от этой дряни, и ощущения в купе с болью в руке и желанием отлить были не из приятных. Для себя я решил, что больше никогда не буду употреблять этот напиток. — Где у вас туалет?

— Тю, дорогой товарищ, смыться, значит, решил? — озверел хирург, для которого все складывалось один к одному. — Сидеть, я сказал. Ты сейчас точно у меня до психиатрички доиграешься.

В общем, пока он расстригал одежду и бинты, за моей спиной недвусмысленно маячил широкоплечий медбрат, а я ощущал себя потенциальным обитателем палаты номер шесть.

— Ты ж смотри-ка, — присвистнул хирург, когда дело было сделано, и из раны снова захлестала кровь, — молодой человек… эээ… извините, может, я что и неправильно сгоряча сказал. Просто нагляделся уже на работе всякого.

Ладонь пришлось зашивать. На запястье вновь наложили тугую повязку. Назначили перевязки. Когда поздно, уже во втором часу ночи мы приехали домой, мать обнаружила полные сумки с едой и хозяйственными товарами так и брошенными перед входом в квартиру.

— Боже мой, я ж два брикета пломбира купила. Хотела кофе гляссе попить, вот и попила с вами, — расплакалась она, — что ж вы оба с отцом за бараны такие упрямые, сцепились рогами друг с другом и уступать не хотите.

Мороженное, конечно, растаяло. Липкая сладкая жижа залила все продукты, упаковки буквально склеились между собой. Мать все это отмывала еще до трех часов ночи и только потом пошла ночевать в пустую спальню. Отец оставил короткую записку, что поехал на свою вторую квартиру и там собирается обитать в ближайшее время, поскольку из общего семейного очага я его планомерно «выживаю» и своим невоспитанным поведением не даю заниматься ему научной работой. В чем конкретно оно выражается, он, конечно, не пояснял.

Еще через три недели мать неудачно упала на улице. Домой она пришла прихрамывая, но заверяла, что ничего не болит, и все в порядке. А к вечеру нога начала опухать гигантскими темпами, и лодыжка раздулась чуть ли не в два раза. Я испугался, что у матери может быть трещина в кости, и уговорил поехать в уже хорошо знакомый травмпункт.

В этот раз какой-то другой, сменившийся мент уже не смотрел на меня подозрительно, но и не звонил никому по местному телефону. Очередь в коридоре была большой, и, маясь, в ожидании скорой помощи пациенты делились с друг другом своими горестями. Так, одну женщину укусил на даче клещ, и она, воспользовавшись всеми народными рецептами, рванула, на всякий случай, чтобы сделали уколы от столбняка. Еще один мужик травмировал себя ножовкой, кого-то покусала бродячая собака.

А я наблюдал за забавной парой двух шутивших и гоготавших между собой натуральных парней. У одного были выбиты костяшки на обеих руках, у второго имелись подфарники под обоими глазами и разбитая губа. И происхождение этих взаимных отметин было вполне очевидно и взаимосвязано. Про себя я гадал, что же могло двух друзей сначала довести до драки, а потом как ни в чем не бывало помириться и вместе теперь ржать над всем произошедшим. Когда я вышел покурить на улицу, меня окликнул уже знакомый хирург, также отравляющийся табаком перед ночной сменой.

— Привет, прописаться у нас решил? — хмыкнул он. — С чем на этот раз пожаловал?

Так, собственно, мы и познакомились с одним из владельцев квартиры, в которой гостили тогда с Дэном и Ленькой. Конечно, в шутливой форме мы рассказали им истории наших каминг-аутов, но они не поверили нам. Оба заявили, что у нас всех просто больные на голову предки, а вот у них с родней, в отличие от нас, все нормально.

Вечер закончился натянуто. Мы чуть не переругались с Дэном и Ленькой и неожиданно с облегчением вздохнули, когда те спешно ушли под каким-то надуманным предлогом.

____________________________________________________________

Примечание:

День каминг-аута отмечается 11 октября.

от англ. coming out — «раскрытие», «выход» — процесс открытого и добровольного признания человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству.