Стажер посмотрел на меня и вскинул брови:

– Хочешь посидеть тут и порасспрашивать его? С минуты на минуту прибегут полицейские. И вряд ли они пожмут нам руки и позволят уйти.

А он прав. То ли нам до сих пор везло, то ли Братство умело задерживало силы правопорядка, но в любом случае теперь время поджимало. Здесь работало какое-то мощное заклинание, с которым полиции не совладать. Да и мне тоже, если окажусь за решеткой.

– Тащи его сюда, – указала я на бронзовую балерину Дега.

Карсон стиснул зубы, словно собирался поспорить, но затем схватил МакУблюдка за шкирку и протащил через комнату точно куль. Клео посторонилась – довольно забавно, учитывая, что физической оболочки у нее не было.

– Хочешь принести его в жертву своей богине? – поинтересовалась принцесса. – Вообще я посоветовала бы выбрать быка или козу, но действительно кощунство не воспользоваться кровью врага, если так можно вернуть силы.

– Да что у тебя за любовь к кровопролитию? – спросила я. – Неужто, все египтянки такие?

– Откуда мне знать? – отозвалась она со своей обычной заносчивостью. – Я же дочь…

– Исиды, – договорила я, закатывая глаза и расстегивая ремень. – Да пом…

И тут я и правда вспомнила. Могла бы и раньше сообразить, кабы не запаниковала из-за риска лишиться своих суперспособностей.

– В смысле, ты правда Клеопатра?

– Разумеется. – Клео задрала свой римский (эпитет уместный как никогда) нос, словно не была на полголовы ниже меня. – Кто же еще?

У меня вырвался смешок. Обалдеть. Я разговариваю с тенью Клеопатры. Неудивительно, что она такая четкая. Даже крохотная часть души царицы, привязанная к какому-либо артефакту, подпитывалась воспоминаниями о невероятных легендах, что окружали ее имя.

– Что ж, это многое объясняет, – заметила я, стараясь сохранять спокойствие. – Прежде всего, надменность.

Карсон, по-прежнему держа за шкирку МакУблюдка, переводил взгляд с меня на место, где стояла Клео:

– А ты б не могла прервать милую беседу с невидимой подружкой, чтоб мы уже с этим покончили?

Подведенные брови Клео взлетели к заплетенной в косички челке ее черного парика, затем сошлись на переносице:

– А твой маг настоящий наглец.

– Да, он такой, – подтвердила я, связывая руки вора вокруг основания статуи тонким ремнем с заклепками. Хорошо, что мои способности ослабли. Как-то не хотелось знать мнение Дега о пускающем слюни воре у туфелек его изящной балерины.

Стажер шумно вздохнул и принялся рыться в карманах пленника:

– Даже знать не хочу, о чем ты.

– Ее высочество говорит, что ты наглый. – Я так затянула ремень вокруг запястий МакУблюдка, что он застонал. Ничего, долго вор в путах не пробудет, да и плевать мне на его кровообращение.

– Тем не менее, – продолжила Клео, рассматривая Карсона сзади, – я понимаю, почему ты с ним водишься. Он очень мужественный, да еще и умный вдобавок. Сила весьма привлекательна.

– Еще говорит, что ты красавчик, – передала я напарнику. И не потрудилась опровергнуть это заявление.

– Мило, – отозвался Карсон. Он обнаружил у вора бумажник и сотовый и принялся проверять список последних звонков.

Что-то под путами МакУблюдка бросилось мне в глаза, и я закатала его рукав. На предплечье красовалась скупая и графичная татуировка шакала. Изображение слишком часто попадалось мне при изучении египетского искусства и иероглифов, чтобы я могла с чем-то его спутать.

– Смотри.

– Весьма уместно, – фыркнула Клеопатра. – Шакалы – падальщики и воры.

Я провела пальцем по татуировке и почувствовала такой всплеск призрачной энергии, что всю руку закололо. Ныло так, будто локтем обо что-то приложилась, даже с учетом моей временной невосприимчивости к сверхъестественному миру. Я ахнула, наполовину от боли, наполовину радуясь, что вообще ощутила что-то с ним связанное.

– Карсон, смотри. А не метка ли это их братства? Только она какая-то странная, что-то вроде средоточия энергии… – Не дождавшись реакции, я повернулась к стажеру. – Эй, ты меня слушаешь?

Карсон как раз смотрел на телефон МакУблюдка. Не знаю, что он там нашел, но увиденное его явно не обрадовало.

– Что такое? – спросила я.

– Ничего, – ответил он.

Вот только там явно что-то было, а стажер мне не говорил.

– Лжет, – мрачно констатировала Клеопатра. Девическая хрупкость слетела с нее, показав, какой невероятной молодой женщиной она была. Царица глянула в мою сторону, и я поняла, как она покорила могущественных мужчин, захватила власть и стала править Египтом. – Осторожнее, жрица. Думаю, ты ему небезразлична, но, возможно, что-то волнует его гораздо сильнее.

Последняя фраза заставила меня задуматься. Сколько сохранилось в памяти царицы о ее собственной жизни? Плюнув на спешку, я спросила:

– Ты их помнишь? Цезаря и Антония?

– Нет. Они пришли позже. – Я поняла, что она имеет в виду: воспоминания об этих мужчинах относились к другому, более позднему отпечатку ее души. Однако во взгляде Клеопатры появилась тоска. – Но мужчины всегда одинаковы. Не сомневайся в их любви и не сомневайся, что эта любовь всего лишь на время.

Со стороны входа донесся звук удара, грохот распахнувшейся двери и шум бегущих в нашу сторону людей. Открытые экспозиции тоже явно оснастили сигнализацией. Карсон сунул телефон в карман и поднял сумку вора:

– Нам пора. Пошли.

МакУблюдок, потревоженный теми же звуками, согнул пальцы. Похоже, он просто притворялся неизвестно сколько времени. Но вор оставался связанным, и вроде бы с чего моему сердцу ускорять бег…

Разве что из-за дочери Исиды.

– Клео… – попыталась я предупредить, но слишком поздно.

Пальцы вора невероятным образом вцепились в ее льняное одеяние. Во взгляде Клеопатры мелькнуло удивление, потом неверие и страх. А затем она исчезла.

Я потянулась к ней своими силами… и почувствовала не просто ничего – долбанное оцепенение, когда понимаешь, что произошло нечто ужасное, но чувства отказываются смириться с потерей.

Последняя правительница Египта. Неважно, что лишь ее часть и по всему миру рассыпано еще бог знает сколько версий. Эту – один миг из жизни удивительной женщины – только что использовал ублюдок, пырнувший охранника, укравший бесценный артефакт и похитивший мафиозную принцессу. Использовал словно салфетку, чтоб жвачку выплюнуть.

Вор разорвал стягивавший запястья ремень. Тот рассыпался в прах, лишь пряжка по полу звякнула. МакУблюдок перевел взгляд с меня, парализованной изумлением и гневом, на Карсона, что уже двигался с сумкой в сторону двери, в которую в любой миг могли ворваться полицейские, и бросился прочь, как пресловутый падальщик.

Гнев пробился сквозь оцепенение. Я ринулась следом, но Карсон меня перехватил:

– Брось. Идем.

И потащил меня в зал современного искусства, заканчивавшийся тупиком.

– Класс! – придушенным шепотом воскликнула я. – Мы в ловушке.

Решив, что я все равно произвожу слишком много шума, Карсон зажал мне рот и прижал к стене за смежной аркой, пряча нас от преследователей.

– Успокойся, – прошептал он мне на ухо, едва ли поколебав воздух – может, потому, что воздуха между нами не осталось. Стажер буквально приклеился ко мне от плеч до бедер, переплел наши ноги, прижался щекой к моей щеке, а губами к моим волосам. Надави он еще сильнее – и размазал бы меня по штукатурке.

Даже понимая, что он так поступает из чисто практических целей – наверное, потому, что Карсон всегда вел себя исключительно практично и целеустремленно, – я невольно затрепетала, чувствуя его крепкие объятия и видя широкие плечи, закрывающие меня от всего мира.

Копы ворвались в соседнюю комнату, выкрикивая «Чисто» и «Его здесь нет!».

– Представь, что ты невидимка, – прошептал Карсон, и я еле заметно кивнула. А как иначе, ведь он по-прежнему зажимал мне рот. Наверное, не доверял.

Резиновые подошвы заскрипели на пороге. Если бы я могла вдохнуть, то затаила бы дыхание.

Затем кто-то сказал: