- Я ужасно страшная, да? - спросила Оля, и в ее голосе для него впервые зазвучало настоящее беспокойство за то, какой он видит ее сейчас. Кажется, ответ был у него на лице, потому что, обнимая его, повиснув на нем всей, оказалось, немалой тяжестью, безбоязненно-любовно заглядывая ему в глаза, она, он знал это наверное, была довольна ответом.

- Ты спал? - опять спросила она тихо, возвращая его к прошедшему, и Вадик догадался, что все, что он шептал ей на ярком, безоблачном рассвете, касаясь губами голого плеча, осталось для нее тайной. Он и рад был этому и сожалел, потому что понял: никогда, если они проживут хорошую, спокойную жизнь, в меру сладкую, в меру трудную, ему не найти, не собрать опять тех слов, которые сами по себе значат так мало, так обычны, а в эту ночь имели свое первоначальное значение. Легка была та его бессонная ночь.

- Ты чем-то огорчен!? - озаботилась она, и руки ее сбежали с его плеч.- Что-нибудь не так?

- Я ужасно люблю тебя,- сказал Вадик.- Я ни чего сейчас не чувствую, кроме этого. Я даже пошевелиться не хочу. Не отходи от меня сегодня, ладно? - попросил он жалобно. Она поняла. Сильно прижалась к нему, так, чтобы он усвоил, привык к ней и сохранил в себе память о ее теле.

До лагеря они дошли по берегу. Сонные ребята в мятой форме лениво плескались у воды. Кое-кто, уже окончательно проснувшийся, приветливо кивнул им.

Оля отправилась на кухню, а Вадик забрел в избу, сплошь уставленную раскладушками разыскал на стопе остатка пиршества и, стоя, съел кусок пирога; распробовал его и отправился на кухню запоздало говорить комплименты. Однако их приняли с удовольствием. "А из наших яблочек еще лучше получается",- вздохнула Оля.

В десять часов к избе подкатили директорский "газик" и грузовик, Из "газика" вышли директор и кассир, цепко державший под мышкой обыкновенный детский портфельчик. Все уставились на него. В столовой, оглядев в полной тишине сидящий отряд, директор сказал:

- Вот ваши деньги. Их не много. Кому-нибудь может показаться, что их совсем мало. Вы положили много сил, больше, чем хотелось бы, но не огорчайтесь: здесь вы за эти деньги заработали больше - вы получили право на наше уважение. Поэтому с чистой совестью и от всего сердца я говорю: приезжайте на будущий год!

Кассир, словно ожидавший этих слов, расстегнул портфель, вытащил из него длинную ведомость и счеты и, жестом пригласив к себе поближе комиссара, защелкал костяшками. Ребята тянули шеи. Наконец, когда комиссар и Юра расписались, кассир, ныряя рукой в портфель, выложил на стол четыре разноцветные обандероленные пачки и еще добавил несколько бумажек сверху. А потом насыпал горсткой серебро.

И тут почему-то все встали и, оглядываясь друг на друга, зааплодировали. Кассир поклонился, как актер, закончивший номер,- тогда отряд засмеялся.

Еще говорили комиссар и Юра. Потом директор пошел вдоль столов, пожимая каждому руку. "Оставьте адрес, доктор!" - попросил он Вадика. Потом грузили раскладушки, матрасы, потом, окружив "газик", проводили директора и остались одни.

- Десять тысяч четыреста сорок три рубля восемьдесят одна копейка,- объявил комиссар.

- У-у! - сказали ребята.- Моня, дели на...- и опять осеклись,

- На сколько? - спросил комиссар.- По правилам коммуны - на тридцать семь. Я и Элизабет включил. А Вовика?

- Конечно! - звонко крикнула Таня.- Что вы, жадные, что ли? - Она встала и, ища поддержки, поворачивала голову вправо, влево, улыбка была у нее веселая.

- Я скажу! - поднялся Автандил.- И не только я так думаю - надо и доктора считать. Он нас лечил, за гигиеной следил, рыбой кормил-все хорошо!- Автандил замахал руками, успокаивая зашумевших ребят.- Но еще и на машине работал. Не было бы машины и шофера - что бы мы сделали, генацвале? Он с нами дом строил!

- Доктор в коммуне не состоит! - резко сказал Кочетков.- А дом сделали бы все равно. Так что эти твои "если бы да кабы "...

- А вся жизнь на этом "если" держится,- с вызовом бросил Сережа-комиссар.- Если б мы поняли с самого начала, что не ты, а мы сами отвечаем за все... Если б знали, что с нас, а не с тебя последний спрос... Во - сколько "если"! А насчет предложения Автандила .

- Ребята! - Вадик, чувствуя, как он свекольно краснеет, встал и повернулся к отряду лицом.- Ребята, не надо. Спасибо. Вы же меня кормили...

- Голосуй! - крикнул Вовик.- Я - "за"! - Он вытянут руку, стал толкать соседей.- Не слушай его! Голосуй!

- Не голосуйте,- тихо проговорил Вадик и увидел, как нерешительно опускаются уж было взметнувшиеся руки, и испытал при этом какое-то сложное чувство - в нем были и обида и облегчение... И хотелось посмотреть на Олю. А она сидела отчужденно, наклонив голову.- Спасибо, ребята! Не могу... Не надо.

- Так как - голосовать или нет? - озадаченно спросил Сережа у отряда.

- Самоотвод! - хохотнул Игорек.- Доктора интеллигентность заела. Эх, мать честная!.. Не перевелись еще порядочные люди! Учитесь, дети! Аплодисменты!- Он захлопал.

Вадик сел на скамейку, зная, что на него все смотрят и что он красный до корней волос, и стыдился поднять глаза.

- Есть предложение принять самоотвод,- вдруг громко с места сказала Оля. И тут же Вадик ощутил, как она тронула его руку горячей ладонью, подвинулась к нему. А Игорек рассмеялся во весь голос.

- Браво! - крикнул он.

- Так на сколько делить? - растерялся Сережа.- На тридцать восемь? - Он выждал, потом негромко спросил: - Кто "за"? Погодите, не опускайте-не сосчитал.

- Стой! - раздался вдруг голос Кочеткова, и он поднялся из-за стола, выпрямился, оглядел ребят.- Тихо, дайте сказать. Отказываюсь я от своей доли,- прокашлявшись, объявил он.- Официально, ясно? В общем, компенсирую, чем могу, что плохо заработали.- И сел, бледный, осунувшийся на глазах, опустил голову.

Игорек присвистнул и отложил в сторону гитару, и ноющий звук зацепленной струны повис в оторопелой тишине. Комиссар начал багроветь,

- Ишь ты! - встав, сказала Оля.- Он не за деньги работал! За идею! Вот оно как! За какую ж ты такую идею, Кочетков, работал, что тебе деньги совестно взять, а? Скажи давай! Может, мы все за такую идею от денег откажемся. Мы ведь ему как каменщику платим, а не как командиру, верно? - спросила она ребят.- Голосуем тридцать восемь частей, коммуну! - объявила она.- Кто "за"? - И высоко подняла руку.

Медленно, неохотно поднимались руки, ребята не смотрели друг на друга. Вадик долго колебался и все-таки проголосовал "за" - последним, под Олиным взглядом. И в напряженной тишине Сережа-комиссар объявил, отдуваясь:

- Двадцать "за" - простое большинство. Ну, Моня, дели!..

И Моня, сощурившись на окно, выдал цифру до сотых.

- Кто последний? - завопил Вовик и не двинулся с места. Первым к столу подошел бывший завхоз Витя.

Фальшиво-весело подмигнув Оле и подтолкнув ее в очередь, выстроившуюся к Сереже, Вадик торопливо вышел из столовой. Остановился неподалеку от двери, услышал Сережин голос: "Поздравляю! Получи свои кровные. Распишись. Ну, давай лапу!",- потом возглас Вовика: "Маленьким - без очереди!"

На пустой линейке трещал туго натянутый ветром, еще не спущенный вымпел отряда. Флагшток дрожал, как у судна на ходу.

- Врагу не сдается наш гордый "Варяг"...- пропел за спиной у Вадика Игорек. В руке у него были зажаты деньги.- Слушай, человек в белом халате! Какая принципиальная у тебя девочка!.. - Он весь затрясся от смеха.- При случае и необходимости она тебя и под суд отдаст!.. Ну-ну, охолони!- И, смерив Вадика взглядом с головы до ног, Игорек удалился в избу. А Вадик - от греха - пошел на обрыв.

Быть может, через минуту - он едва успел напоследок оглядеть привычный пейзаж с водой, с хищно кидающимися на гребешки волн чайками и чуть проглядывающим на горизонте противоположным берегом,- услышал торопливые шаги, обернулся, и плачущая Оля кинулась ему на шею.