– Расстрел праздника организовал я, – помолчав, негромко сказал Ольшанский. – Равно как и инсценировку собственной гибели. Узкоглазые обошли меня, получили Аркаим, и мне нужно было выиграть время, иного варианта я не видел. Такие дела… Но я не собирался убивать Лану, потому как незачем. Я вообще не знал, что она явится на презентацию. И про вас ничего тогда не знал…

«А ведь не врет», – отметил Сварог

– И не твои люди залезли в мой дом и пытались убить нас, да?! – спросила Лана.

– Ты слышала, что сказал Ключник? Думаешь, он тоже врет? Люди, может, были и мои, но такого распоряжения я не давал. Впрочем, думай, как хочешь, оправдываться я не собираюсь… А еще мне кажется, что наш разговор свернул куда-то не в ту сторону. Сперва надо бы кое-что прояснить, а уж потом разборки устраивать…

– А вы, уважаемый гражданин Ольшанский, только рыжей Дашеньки боитесь и ничего более? – слегка надавил Сварог на олигарха. Что называется, в исследовательских целях. – Меня, например, нисколько не боитесь? Сами же признали, что застрелить меня, мягко говоря, трудновато.

Сидящий рядышком Ключник при этих Свароговых словах напрягся – это было заметно даже по его профилю. Ага, вот почему Ольшанский посадил его рядом: чтобы пресек в случае чего. Да и в самом деле было, ох было с чего напрягаться хозяйскому цепному псу.

– Нет, нисколько не боюсь, – твердо сказал Ольшанский. – И могу объяснить почему. Коля, ну-ка прижмись к обочине!

Водитель молчаливо выполнил приказ: свернул к тротуару, остановил машину. Так получилось, что они припарковались возле драмтеатра, аккурат напротив афиши, где анонсировалась пьеса некого Айгера Шьюбаша «Последний день Помпеи».

А что, очень даже символично…

– Ключник, дай мне купюру, – приказал Ольшанский.

– Какую, Сергей Александрович? – обернулся Ключник. Сварог отметил, что нелюбимое прозвище из уст начальника означенный Ключник сносит вполне.

– Любую, – нетерпеливо бросил олигарх.

Ключник запустил руку в карман, покопался там, выудил зеленоватого цвета бумажный прямоугольник, передал его шефу. Десятка, краем глаза разглядел Сварог. Конечно, он еще не стал экспертом по части того, что и почем в нынешнее, прямо скажем – странное время, но приблизительное представление о ценах уже составил, уже представлял, что червонец ныне купюра значимости невеликой. Значит, или Ключнику так уже повезло наугад вытянуть десятку, или Ключник скуповат по жизни. Ежели второе – хорошо. К скупому завсегда проще ключик подобрать. Это так, заметка на будущее, на всякий, как говорится, случай непредвиденных раскладов. Ключик для Ключника, каламбур, однако…

– Вот так, – Ольшанский недрогнувшими пальцами порвал купюру пополам. Половину протянул Сварогу Сварог ее взял.

– Вот почему мы друг другу нужны. У вас одна половина Знания. У меня другая. По отдельности эти бумажки ничего не стоят. Так же по отдельности ничего не стоят наши части Знания… (Сварог не сомневался, что слово «Знание» Ольшанский именно так и произносит – с заглавной буквы, вкладывая в него некий особый смысл). Если мы не соединим наши половины, то и останемся с бесполезными бумажками на руках.

Сварог на всякий случай глубокомысленно промолчал. А потом спросил:

– Почему вы решили, что вторая половина… Знания у меня?

Ольшанский полез в нагрудный карман рубашки, достал сигареты. Признался:

– Ведь бросил. Год не курил. Сегодня разговелся. Но сегодня можно.

– А что, сегодня постный день? – с легкой подначкой спросил Сварог.

– Вот что определенно точно – день сегодня особенный.

Ключник перегнулся через Сварога, поднес зажигалку к сигарете шефа, дал прикурить. Выпустив ароматную струю, Ольшанский сказал с усмешкой:

– Надо сказать, для английско-подданного вы прекрасно владеете великим и могучим. Наверное, скажете, что выучили на курсах? Под гипнозом?

Сварог равнодушно пожал плечами.

– Увы. Я никакой не Беркли. И в аэропорту я не был. Вы принимаете меня за кого-то другого.

Ольшанский внимательно посмотрел на него – наверное, именно так он смотрит на какого-нибудь заместителя, который явился с докладом, что, мол, котировки акций по совершенно неизвестной причине упали на десять пунктов. Шумно выдохнул и потер лицо ладонями. Сказал:

– Ладно. Давайте, черт возьми, с самого начала. С представления, с имен. С того, с чего начинают нормальные люди, к коим мы, понятно, не относимся, иначе не сидели бы здесь, а шли бы сейчас там, – Ольшанский махнул рукой с сигаретой в сторону улицы, роняя пепел на пол и себе на джинсы. – Шли бы, размахивая полиэтиленовыми пакетами с пивом, чтобы выжрать его перед телеящиком под болтовню дуры-жены о сериалах… Впрочем, вернемся к именам. Мое вы знаете. Теперь позвольте узнать ваше? Коли уж вы настаиваете, что никакой вы не мистер Беркли…

– А когда это я называл себя мистером Беркли? – ответил Сварог вопросом на вопрос.

– Не мне, не мне! Но на таможне вы предъявляли паспорт на имя Чарльза Беркли. Прибыли вы из Конго. Ну не напрямую, конечно, а через Москву, что, впрочем, неважно…

Ого! Значит, второй Сварог оказался в Конго? Так его, болезного, не фиг демонам по цивилизованным местам разгуливать…

Хотя… Кто из них настоящий бес – это, знаете ли, еще ба-алыпой вопрос…

Ольшанский между тем выдвинул вмонтированную между передними креслами пепельницу и размочалил о ее дно окурок. «Ага, нервничает, – отметил Сварог. – Очень хорошо. Так, глядишь, и проговорится о чем не хотел».

– Вашу мать! – воскликнул Ольшанский. – Я не поленился, сделал запрос… есть кое-какие завязки кое-где. Я сравнил номер паспорта моего хорошего знакомого профессора Беркли, эсквайра, и вашего! Совпадение один в один! Что на это скажете?

«Интересно, – вяло подумал Сварог, – а что сделал с настоящим профессором тот, второй…»

– Скажу то, что уже говорил: мало того, что я не знаю никакого Беркли, мало того, что не прилетал не из какого Конго… я вообще не был в аэропорту ни вчера, ни сегодня, ни неделю назад.

– Ваш двойник?

– Возможно.

– Шутите?

– В моем положении шутки противопоказаны, – очень серьезно сказал Сварог. И добавил: – Особенно в свете грядущего События…

Опа! Это задело, зацепило и заставило олигарха задуматься.

– Так кто же тогда вы такой? – спросил Ольшанский негромко. – И как вы попали на праздник?

– А вам, собственно говоря, какое дело? Я имею в виду – конкретно до меня какое дело? Что вам от меня нужно?

– Правильно, так его, – зло бросила Лана с переднего сиденья. – А то возомнил себя хозяином мира, понимаешь, перед которым все должны трепетать и отчитываться.

– Знаете, в чем ваша ошибка, господин Ольшанский… Или это вы его двойник? А то и родной брат самого Ольшанского?

– Бросьте ерничать, мистер Беркли, — поморщился олигарх. – Вы ничуть не сомневаетесь, что я – именно Ольшанский и именно Сергей Александрович. А вот кто вы… Как минимум вы серьезный про… Нет, не противник, это я неправильно выразился. Вы серьезный человек. И я все больше и больше убеждаюсь, что мы с вами сработаемся, хочется вам того или нет. Ну так в чем моя ошибка?

– Вы почему-то вообразили, что я испужаюсь вас и ваших ореликов, – Сварог кивнул в сторону Ключника. – Видимо, выработавшаяся за последние годы привычка, что все принимают перед вами позу покорности, не так ли? А я могу просто выйти. И увести за собой Лану И вы, уважаемый… покойничек, ничего не сможете мне сделать. Во-первых, не захотите, элементарно испугаетесь. И чтобы вы там ни говорили, пусть вы приказа не давали, но вы в курсе того, что произошло в «Золотой пади»…

Ольшанский едва слышно хмыкнул:

– Приятно иметь дело с умным человеком… Однако вы же не выскочили на ходу, не выскакиваете сейчас. Значит, вам по меньше мере любопытно: а что я такого знаю, чего не знаете вы?

Сварог кивнул.

– Что правда, то правда. Любопытен я, знаете ли, от природы. Но и скрытен – все от той же природы. И как вы посоветуете преодолеть это противоречие?