– Антрепренерам и актерам ужасно трудно внушить уважение к чужой литературной собственности.

И прямо омерзительно читать, как писатели хвастаются, как, когда и кого засадили в тюрьму:

– «Содержатель Астраханского театра Максимов был осужден на два с половиной месяца содержания в смирительном доме. Распубликование этого решения много послужило к пользе общества».

От этого лавочничества пахнет уже ростовщическими приемами, – и «обзор деятельности» с особым удовольствием останавливается на всяком случае, когда оказавшийся не в состоянии заплатить театральный деятель – был засажен «для пользы общества» в тюрьму.

В этом писательском стремлении «в тюрьму его!» – общество переходило уж всякие границы, и сенат должен был разъяснять ему, что в тюрьму можно сажать только за самовольное представление пьесы, а отнюдь не за неуплату следуемых денег.

Какой-то литературный Димант[8], который требует:

– Тюрьмы, непременно тюрьмы для неисправного должника. Что мне – только деньги с него взыскать! Мне его в тюрьму упрячь. В тюрьму.

Теперь пересматриваются законы о литературной собственности. В то время как собственность эта нарушается грубо, каждосекундно, когда воровство пьес и сюжетов дошло до невероятной наглости, когда кромсаются и коверкаются даже произведения лучших русских писателей, – как бы вы думали, о чем хлопочет общество русских драматических писателей?

О том, чтобы в статью о плагиате было включено:

– «За самовольное публичное исполнение драматического произведения виновный наказывается тюрьмой».

Только.

Больше ему ничего не надо.

– Но при помощи этих драконовских и димантовских мер обеспечивалось благосостояние писателей.

Так ли это?

За 25 лет существования общества всеми правдами и неправдами было взыскано около 2 миллионов рублей.

Из них около миллиона получили писатели.

А около миллиона пошло на содержание секретаря, казначея, агентов, – людей, ничего общего с драматической литературой не имеющих.

Часто поистине несчастных, разорившихся, и без того-то с хлеба на квас перебивающихся людей преследовали, сажали в тюрьму, лишали куска хлеба, бесчестили и позорили, – для того, чтобы «обеспечить благосостояние» – столько же писателей, сколько и людей, к литературе никакого прикосновения не имеющих.

Это 25 лет была лавочка с сомнительным товаром, в которой приказчики съедали половину всей выручки.

История этой лавочки распадается на два периода. До и после нового устава.

Желая переменить устав, общество писателей, среди которых очень много людей малограмотных, выбрало комиссию и выдало ей доверенность, как неграмотная баба.

Грамотные люди пишут:

– Что вы по сей доверенности законно учините, – в том спорить и прекословить не буду.

С неграмотных баб берут ловкие люди доверенность, просто:

– Что вы по сей доверенности учините, – в том спорить и прекословить не буду.

Без «законно».

Но частное лицо, взявшее и такую доверенность, если бы стало действовать во вред своим доверителям, попало бы в уголовщину.

Драматургам же и это сошло!

Воспользовавшись отсутствием слова «законно», они провели новый устав даже без рассмотрения его общим собранием, – и лишили своих доверителей «прав состояния».

Право голоса получили только люди с высоким «гонорарным цензом».

Литературная лавочка превратилась окончательно в литературный лабаз, и вершить в ней дела начали литературные лабазники, выбирающие первую драматическую гильдию, переписывающие чужих пьес не менее, как на 300 рублев в год.

До тех пор тлело в обществе хотя где-то что-то литературное. В лабазе, «для безопасности», и последняя искра была погашена.

Раньше, например, когда комитет увенчал лаврами юбиляра г. Крылова, драматурга, пишущего чужих пьес на сумму более 300 рублей, – общество хоть протестовало и порицание комитету выразило:

– Позвольте-с! Нельзя ли литературы с закройщичеством не смешивать?

А теперь комитет невозбранно чтит только «хорошего покупателя».

В 15-летний юбилей г. Корша ему, как «аккуратному плательщику», была поднесена от общества братина[9].

Я вовсе не хочу умалять «плательщицких способностей» почтенного г. Корша, – а только спрашиваю:

– Отметив 15-летие театра Корша, – чем отметило общество драматических писателей 75-летие лучшего русского театра, Малого?

Прежде лавочка считала долгом хоть «из приличия» ходить по торжествам и похоронам. Каково ни было общество, но оно откликалось на радости и горести в области литературы и искусства.

А лабаз «за недосугом» и это бросил.

Где было общество во время похорон Н.М. Медведевой?[10]

Чем оно откликнулось на 30-летний юбилей одного из лучших артистов нашей русской сцены, М.П. Садовского?[11]

Даже соблюдение литературных приличий лабаз откинул:

– Наше дело-с торговое!

И торгует лабаз наполовину своим, наполовину краденым товаром, тратя полвыручки на лихих приказчиков, которые покупателям «спуска не дают», и мечтая только о том, как бы всякого неисправного покупателя:

– Да в тюрьму!

Таково содержание обвинительного акта, составленного г. Южиным. В конце его можно бы приписать:

– В виду всего вышеизложенного, гг. российские драматические писатели обвиняются в том, что, беспрестанно сами нарушая статью 1684 уложения о наказаниях, в течение 25-ти лет, усиленно обвиняют в нарушении ее других.

– Благодарю Тебя, Боже, что я не такой грешник, как тот мытарь![12]

Обвинительный акт был составлен отлично. В роли защитника г. Южин оказался гораздо слабее.

Подвигнул его на произнесение защитительной речи, московская знаменитость, профессор Веселовский[13]. Когда поднялся профессор Веселовский, все начали оглядываться:

– А где же профессор Стороженко?

Есть в Москве такие неразделимые имена: Мюр и Мерилиз[14], Стороженко[15] и Веселовский. Но на этот раз оказалось, что профессора приятного во всех отношениях нет, а есть только профессор просто приятный. Г-на Веселовского в Москве любят и ценят. Голос у него мягкий, и речи его, всегда очень умные, всегда на две части делятся. Видно, что человек, когда говорит, обоими полушариями мозга работает. В то время как в одном полушарии рождается мысль:

– С одной стороны, нельзя не признаться!

В другом появляется идея:

– С другой стороны – нельзя не сознаться!

Приятный профессор даже чуть-чуть «марксизма» припустил:

– В наше время вообще большое двигательное значение придается экономическим причинам.

А посему приятный профессор полагал:

– С одной стороны нельзя не сознаться, что общество весьма много для «упрочения благосостояния» сделало, – но с другой нельзя не признаться, что не мешало бы обществу и о просветительной деятельности подумать, так сказать, стать, – ну, политературнее!

Это уже было неприятно. В доме, где есть повешенный, не говорят о веревке. Да еще в день именин.

Говорить о «литературности» в обществе драматических писателей нехорошо. А в день юбилея – даже укоризненно.

Тут и «вскипел Бульон»[16]. И поднялся г. Южин.

Слыхали вы речи защитников «по назначению»?

– Надеюсь, что не поставите в вину… Жена… дети…

Г-н Южин к женам и детям, которые заставляли писателей 25 лет думать только об увеличении гонорара, добавил еще… «прогрессивный паралич».

– Чем же был обеспечен драматург на случай прогрессивного паралича?

вернуться

8

Какой-то литературный Димант… Димант, Диманш – персонаж комедии Ж.-Б. Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость» (1665), торговец, кредитор.

вернуться

9

В 15-летний юбилей г. Корша… была преподнесена от общества братина. – 15-летие со времени образования Театра Ф.А. Корша отмечалось в 1897 г. Братина – старинный большой шаровидный сосуд, в котором подавались напитки для разливания по чашам или питья вкруговую.

вернуться

10

Где было Общество во время похорон Н.М. Медведевой? – См. «Похороны Н.М. Медведевой».

вернуться

11

…30-летний юбилей… М.П. Садовского? – 30-летний юбилей М.П. Садовского отмечался в 1899 г.

вернуться

12

как тот мытарь. – В библейских текстах: сборщик податей, приравнивавшийся к грешникам.

вернуться

13

Веселовский Алексей Николаевич (1843—1918) – русский историк литературы, с 1881 г. профессор Московского университета. Основные исследования посвятил истории западноевропейских литератур, отстаивал принципы сравнительно-исторического метода в литературоведении.

вернуться

14

Мюр и Мерилиз, «Мюр и Мерелиз» – торгово-промышленное товарищество, основанное в 1843 г. в Петербурге шотландцем Арчибальдом Мерелизом (Мерилиз). Его преемник Энрю Мюр в 70-е годы учредил отделение фирмы в Москве, открыв крупные универсальные магазины на Театральной площади, Петровке и Кузнецком мосту.

вернуться

15

Стороженко Николай Ильич (1836—1906) – русский литературовед, с 1872 г. возглавлял кафедру истории всеобщей литературы Московского университета, в 1893—1902 гг. был главным библиотекарем Румянцевского музея. Автор работ по русской, украинской, западноевропейским литературам, основатель научного шекспироведения в России.

вернуться

16

…«вскипел Бульон». – Цитата из поэмы итальянского поэта Торквато Тассо (1544—1595) «Освобожденный Иерусалим» (1580) в переводе С.Е. Раича (Амфитеатрова): «Вскипел бульон, течет во храм». Строка относится к герою поэмы Готфриду Бульонскому (ок. 1060—1100), лотарингскому герцогу (с 1076), одному из предводителей первого крестового похода на Восток в 1096—1099 гг., избранному правителем Иерусалимского королевства с титулом «Защитника Гроба Господня». Неудачный перевод Раичем этого фрагмента поэмы стал символом поэтического курьеза.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: