— Его Величество, насколько мне известно, предлагал вам выгодное соглашение, но это именно вы со своей упертостью довели ситуацию до конфликта. — Припомнила я подслушанный разговор.

— А не слишком ли хорошо Вы осведомлены, для обычной камеристки? — хмуро поинтересовался камадо.

— Не забывайте, что я личная камеристка Ее Высочества. — Пожала плечами я, и отвернулась, чтобы не встречаться с пристальным, изучающим взглядом Гатлея. Ох, не нравится мне, куда движется наша беседа.

Чтобы сменить щекотливую тему, я задала вопрос, который интересовал меня на протяжении всего того времени, которое я находилась на итамонском корабле:

— Что теперь со мной будет? — как я не старалась, мне не удалось скрыть страх в голосе.

— Сейчас, мы не можем повернуть обратно на материк. — К моему величайшему огорчению ответил камадо. — Я не могу надолго покидать остров, а мы и так задержались дольше, чем положено. Но уверяю, я найду способ отправить Вас домой.

— Как я понимаю, порталов на вашем острове нет? — ухватилась я за последнюю спасительную соломинку.

— Нет. — Отрицательно покачал головой итамонец. — Ни с территории острова, ни на его территорию, телепортироваться невозможно — он надежно защищен от вторжения посторонних.

— Как в таком случае, Вы планируете вернуть меня домой? — от осознания того, что я могу больше не вернуться в родные места, на глаза навернулись слезы. Мне стоило огромных усилий взять себя в руки и не разрыдаться прямо перед камадо.

— Я же сказал Вам, я найду способ. — С нажимом ответил Гатлей, но, видимо заметив блеснувшие в моих глазах слезы, уже более мягко добавил, переходя на ты. — Не бойся, тебе никто не причинит вреда. Я даю слово, что скоро ты вновь увидишь своих родных.

Я на это лишь печально вздохнула. Из родных, на моей родине осталась лишь принцесса Салия, ну может еще пара подруг — вот и вся моя родня, да и те, вряд ли будут долго переживать о моем исчезновении. Единственное, что держало меня в моем королевстве — это могилы отца и матери, которые я старалась навещать если не каждый день, то, по крайней мере, несколько раз в неделю точно. Я могла все свое свободное от обязанностей камеристки время, проводить у их могил, и разговаривать с родителями, делясь с ними своими радостями и переживаниями. Именно поэтому, мне так больно было думать о том, что я могу не вернуться домой.

— Возможно, я совершаю ошибку, но я верю Вам, камадо. — Вздохнув, произнесла я. А что мне еще оставалось? Если я сейчас не могла изменить ситуацию, то хотя бы попытаюсь извлечь из нее пользу — когда я еще смогу побывать на таинственном, скрытом от посторонних глаз острове, овеянном ореолом слухов и тайн?

— В таком случае, зовите меня Дрейком. — Голос мужчины заметно повеселел — видимо, он был доволен исходом нашего разговора. — И, могу я, наконец, узнать Ваше имя? А то как-то неловко обращаться к человеку, не имея понятия о том, как его зовут.

— Ниэль. — Ответила я.

— Вот и познакомились. — Губы камадо тронула улыбка, совершенно преобразившая его лицо и словно скрадывающая у него несколько лет. — Вы, наверное, уже проголодались?

Я кивнула, чувствуя, что действительно зверски хочу есть.

— В таком случае, сейчас Вам принесут завтрак, а потом, если хотите, можете прогуляться по палубе. — Дрейк Гатлей, поднялся с кресла и направился к двери. Как только дверь за ним закрылась, я кинулась к небольшому зеркальцу, которое я заметила возле столика. Взглянув на свое отражение, я разочарованно застонала. И это я еще камадо обвиняла в непрезентабельном виде? Сейчас, я больше всего напоминала поднятого из могилы упыря: рыжие волосы сбились в колтун, ночная рубашка измялась так, что создавалось ощущение, будто его от души пожевала стая голодных собак, лицо побледнело, от чего веснушки на нем, стали значительно ярче, а губы сильно потрескались. Да уж, красота и вправду о-о-очень страшная сила…

Обследовав каюту, я к своей радости обнаружила деревянный гребень, после чего, устроилась на кровати и, морщась от боли, стала приводить волосы хотя бы в относительный порядок. В конечном итоге, сломав несколько зубцов на гребне, и выдрав несколько пучков из своей многострадальной шевелюры, я осталась более ли менее удовлетворена результатом. Нужно будет еще договориться с камадо о горячей ванне и смене одежды — и тогда можно будет вновь без страха взглянуть на себя в зеркало.

Когда в комнату, наконец, деликатно постучали, я уже была готова съесть первого кто ко мне войдет. Желудок громко урчал, требуя пищи, а в голове то и дело проносились картинки поджаренного до аппетитной корочки, истекающего соком мяса и хрустящих, маринованных огурчиков которые так восхитительно получались у нашей поварихи Милдред.

— Войдите. — Я чуть ли не приплясывать начала от нетерпения.

В каюту, с огромным заставленным тарелками подносом, вошел Геллар.

— Ну что, мне как всегда первому пробовать еду? — весело поинтересовался он, ставя поднос на столик и протянув руку за вилкой.

— Не дождешься! — фыркнула я, и, отпихнув парня локтем, чуть ли не с любовью посмотрела на толстый кусок мяса на косточке. Они что, мысли читают? Проигнорировав нож, я совершенно по варварски подцепила кусок на вилку и с наслаждением вонзила в него зубы, чувствуя как по пальцам потек теплый сок.

— Ну, ты даешь! — восхищенно присвистнул Гел. — Нет, ты точно не принцесса.

— Отаи… — промычала я, свободной рукой отмахиваясь от хихикающего итамонца.

— Чего? — весело переспросил он, и не думая уходить.

— Отвали! — наконец прожевав, повторила я.

— Нет, не принцесса. — Притворно вздохнул Геллар, ловко подцепляя ножом кусок сыра, и под моим возмущенным взглядом отправляя его в рот. — Принцессы так себя не ведут.

— С кем поведешься… — хмыкнула я, облизывая пальцы. Эх, видели бы меня сейчас чопорные придворные дамы — у них бы от такого зрелища волосы на голове дыбом стали. А я с самого детства не любила всю эту гору столовых приборов, предписанных этикетом. Что может быть вкуснее, чем отломить от румяной, запеченной курочки золотистую ножку, и есть ее прямо так — руками вприкуску с пышным домашним хлебом?

— Попробуй вот это… — Гел пододвинул ко мне маленькую деревянную кадушку, плотно прикрытую крышкой. Я с любопытством заглянула туда и чуть не взвизгнула от восторга — кислая капуста! Все, сегодня я буду добра-а-ая…

К тому времени как меня снова навестил камадо Гатлей, я смотрела на мир уже более благодушно. Немного смущаясь, я объяснила ему, что мне хотелось бы помыться и сменить одежду, и уже скоро, я с наслаждением плескалась в лохани, старательно оттирая тело жесткой, лохматой мочалкой. Как и на наших, королевских кораблях, на судне итамонцев в трюмах располагались перегонные кубы, обеспечивающие всех членов экипажа дистиллированной водой годной для того, чтобы помыться и постирать одежду. К своему стыду, не ожидала от островитян такой продвинутости — раньше, они представлялись мне угрюмыми, бородатыми мужланами, которые месяцами не мылись и не меняли белье. На самом деле, все итамонцы, которых я успела увидеть, выглядели весьма опрятно, и преимущественно носили простую, удобную одежду.

После купания, я переоделась в заранее подготовленный для меня наряд: свободного покроя штаны (явно мужские), белую, расшитую затейливым узором рубашку (опять же не женскую), кожаную жилетку и сапоги ниже колен, размера этак на три больше моего. Поэтому пришлось обмотать несколько раз ноги длинной тряпичной полоской, чтобы они не сваливались с меня при ходьбе. Волосы я по привычке собрала в высокий хвост, перевязав их узкой лентой, после чего, камадо сопроводил меня на палубу.

С одной стороны, я была рада наконец-таки выбраться на свежий воздух, но с другой, неприветливое серое небо, готовое вскоре разразиться дождем, резкие порывы ветра, и холодные брызги морской воды, долетавшие до палубы, немного подпортили настроение. На мои плечи легла тяжелая куртка, пахнущая едва уловимым, горьковатым запахом трав, и я с благодарностью посмотрела на камадо, так как за те несколько минут, что я здесь находилась, я успела основательно продрогнуть.