Зазвонил телефон; Коннор поднял трубку.

— Да, Джоан?

— Вам звонит заместитель директора.

— Соедините.

— Коннор? — сказал голос, которому он никогда не доверял. — Случилось нечто непредвиденное, и директор просит меня немедленно увидеться с вами.

— Да, конечно, — сказал Коннор, едва понимая, что говорит Гутенбург.

— Скажем, в три часа в обычном месте?

— Хорошо, — ответил Коннор.

Он держал трубку в руке минуту или две уже после того, как раздались короткие гудки. Затем он в четвертый раз перечитал письмо и решил ничего не говорить Мэгги до тех пор, пока не попадет в окончательный список претендентов на какую-то другую работу.

Коннор первым прибыл на Лафайет-сквер и сел на скамейку лицом к Белому дому. Через несколько минут подошел Гутенбург и уселся на другую сторону скамейки. Коннор даже не взглянул на него.

— Сам президент попросил, чтобы именно вас послали на это задание, — пробормотал Гутенбург, глядя прямо на Белый дом. — Он хочет, чтобы его выполнил наш лучший профессионал.

— Но через десять дней я ухожу из компании.

— Да, президенту сообщили об этом. Однако президент потребовал сделать все возможное, чтобы уговорить вас остаться до тех пор, пока это задание не будет выполнено.

Коннор промолчал.

— Коннор, от результата выборов в России может зависеть все будущее свободного мира. Если президентом будет выбран этот маньяк Жеримский, возобновится «холодная война», и президенту придется забыть о законопроекте о сокращении вооружений. Конгресс потребует увеличить военный бюджет, и это нас разорит.

— Но Жеримский все еще отстает, у него невысокий рейтинг, — сказал Коннор. — Разве не ожидается, что Чернопов победит с разгромным счетом?

— Сейчас — да, ожидается, — сказал Гутенбург. — Но до выборов остается еще три недели, и, как считает президент, российский электорат столь зыбок и непредсказуем, что может случиться все на свете. Он будет чувствовать себя увереннее, зная, что вы находитесь там — на случай, если будет нужда в ваших способностях.

Коннор опять промолчал.

— Если вы беспокоитесь о своей новой работе, — продолжал Гутенбург, — я поговорю с председателем вашей новой компании, объясню ему, что это очень краткосрочное задание.

— В этом нет необходимости, — ответил Коннор. — Но мне нужно время подумать.

— Конечно, — сказал Гутенбург. — Когда вы надумаете, позвоните директору и скажите, что вы решили.

Гутенбург поднялся и пошел по направлению к Фаррагут-сквер. Через три минуты Коннор тоже встал и направился в противоположную сторону.

Энди Ллойд поднял трубку красного телефона. На этот раз он сразу же узнал голос.

— Я почти уверен, что знаю, кто убил Гусмана в Боготе.

— Он работал по поручению ЦРУ?

— Да.

— У вас есть достаточно доказательств, чтобы убедить комиссию Конгресса по разведке?

— Нет. Почти все улики, которые я смогу представить, будут отвергнуты как косвенные. Но если сложить их все воедино, то мне сдается, что тут слишком много совпадений.

— Например?

— Агент, который, как я подозреваю, спустил курок, был уволен сразу же после того, как президент вызвал Элен Декстер в Овальный кабинет и спросил ее, кто причастен к убийству Гусмана.

— Это даже не косвенное доказательство.

— Возможно. Но когда этого самого агента уже должны были принять на работу в фирму «Вашингтон Провидент» на должность главы отдела похищений и выкупов, он неожиданно, без всяких объяснений, получил отказ.

— Это — второе совпадение.

— Есть и третье. Через три дня Гутенбург встретился с вышеупомянутым агентом на скамейке на Лафайет-сквер.

— Зачем они решили взять его назад?

— Чтобы дать ему задание.

— Мы знаем, какое это задание?

— Нет. Но не удивляйтесь, если он поедет куда-нибудь очень далеко от Вашингтона.

— Можете вы узнать, куда?

— Сейчас — нет. Даже его жена этого не знает.

— Хорошо, посмотрим на это с их точки зрения, — сказал Ллойд. — Что, по-вашему, должна сейчас делать Декстер, чтобы прикрыть свою задницу?

— Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен знать итог ее последней встречи с президентом, — сказал Джексон.

— Он дал ей и Гутенбургу двадцать восемь дней на то, чтобы доказать, будто ЦРУ не причастно к убийству Гусмана, и представить неоспоримые доказательства того, кто действительно убил его. Он также не оставил у них сомнений в том, что если они этого не сделают, он потребует их отставки и предоставит все доказательства в распоряжение «Вашингтон Пост».

После долгого молчания Джексон сказал:

— Это значит, что вышеупомянутому агенту осталось жить меньше месяца.

— Ну, не может же она убить своего собственного человека, — недоверчиво произнес Ллойд.

— Не забудьте, что он — «неофициальный сотрудник прикрытия». Отдел ЦРУ, в котором он работает, нигде даже формально не числится, мистер Ллойд.

— Этот человек ваш друг?

— Да, — тихо ответил Джексон.

— Ну, так сделайте так, чтобы он остался жив.

— Добрый день, директор. Это Коннор Фицджералд.

— Добрый день, Коннор. Рада вас слышать.

Голос Элен Декстер звучал дружелюбнее, чем при их последней встрече.

— Заместитель директора попросил меня позвонить вам, когда я надумаю, возьмусь ли я за работу, которую мы с ним обсуждали в понедельник.

— Да, — буркнула Декстер своим прежним невыразительным тоном.

— Я готов принять поручение.

— Рада это слышать.

— При одном условии.

— Каком именно?

— Мне нужно доказательство, что эта операция санкционирована президентом.

После долгого молчания Декстер сказала:

— Я сообщу президенту о вашей просьбе.

— Ну, так как же это делается? — спросила Элен Декстер. Она не помнила, когда в последний раз была в отделе технической информации ЦРУ.

— Очень просто, — сказал профессор Зиглер, директор отдела. Он повернулся к ряду компьютеров и нажал несколько клавиш. На экране появилось лицо Тома Лоуренса.

После того как Декстер и Гутенбург несколько мгновений слушали голос президента, она сказала:

— Ну, и что в этом особенного? Мы все слышали, как Лоуренс произносит речи.

— Возможно, но вы никогда не слышали, как он произносит именно эту речь.

— Что вы имеете в виду? — спросил Гутенбург.

На лице профессора появилась почти детская удовлетворенная улыбка.

— Я собрал в своем компьютере — его кодовое название «Томми» — более тысячи речей, телевизионных и радиоинтервью, телефонных разговоров президента за последние два года. Каждое его слово и каждая фраза зарегистрированы в группе блоков памяти компьютера. Это значит, что я могу произнести его голосом речь на любую тему, какую захотите. Я даже могу заставить его сказать, какую позицию он занимает по тому или иному вопросу.

Декстер задумалась.

— Если вашему Томми зададут вопрос, может ли он дать убедительный ответ?

— Не на всякий вопрос, — признался Зиглер. — Но если у вас есть представление о том, на какой вопрос ему предстоит ответить, я уверен: его не заподозрит даже родная мать Лоуренса.

— То есть нам нужно лишь предвидеть, о чем именно его могут спросить?

— Это, наверное, не так трудно, — сказал Зиглер. — Ведь если вам позвонит президент, вы же вряд ли ни с того ни с сего спросите его, какой курс доллара или что президент ел на завтрак. В большинстве случаев вы заранее знаете, зачем он вам звонит. Не знаю, для чего вам нужен Томми, но если вы подготовите вступительную и заключительную фразы, а также, скажем, пятьдесят вопросов, на которые президент должен ответить, я почти гарантирую, что это будет вполне правдоподобный разговор.

— Я уверен, что мы можем это сделать, — вмешался Гутенбург.

Декстер кивнула в знак согласия и спросила Зиглера: