Я не поэт и не герой,

Но так назначено судьбой –

Одессы воздух тот хмельной

Пришлось и мне вдохнуть.

И я там жил

Учился я в школе у самого синего моря. Железнодорожная школа №4, что на Пересыпи, была расположена рядом с пляжной зоной Лузановки. От дверей школы до кромки прибоя – менее двухсот метров. Родители жили также на берегу моря, но – уже в Фонтанке, от дома до школы – около десяти км. Имея личный транспорт марки ХВЗ, за исключением зимней непогоды в школу ездил на нём.

Из учителей с благодарностью вспоминаю учительницу математики Дору Ефимовну и учителя физкультуры Владимира Никитича, благодаря которому приобщился к спорту. Однажды, в сентябре вывел он класс к морю, выстроил в воде в ряд, и дал старт на 100 метров. Это был отбор на городские соревнования школьников. В год окончания школы я стал вторым призёром Одесской области среди взрослых (брасс).

Небо над диком пляжем под Фонтанкой, на котором я обычно проводил целое лето, относилось в то время к пилотажной зоне истребительного полка. Гул первых реактивных истребителей, воздушные атаки и стрельбы по «конусу» впечатляли. Рисунки самолетов украшали обложки моих тетрадей. Но в летчики идти не собирался. Название профессии инженер-конструктор с малолетства привлекала больше. Просто завораживала. С детства я был очень наивным, хуже того – сохранил это качество на долгие годы.

В то же время в Одессе прививалось уважение и к морской профессии. Как мы тогда одевались? Обязательным атрибутом одежды была тельняшка (в Одессе она звалась «рябчиком»). «Шкары» – морские расклешённые брюки покупались на толкучке (цена 14 рэ была стабильной). И, конечно, широкий ремень с якорем на бляхе. В качестве головного убора – мичманка с крабом. На головах настоящих «мариманов» красовались шитые на заказ знаменитые одесские капитанки с крабом золотой вышивки.

Хорошо запомнился период времени, когда заканчивалась эпоха И. В. Сталина. Как раз в тот год я жил в общежитии («интернате») школы. Интернат был положен школе по статусу, поскольку в ней учились дети железнодорожников, места постоянного жительства которых было разбросаны вдоль железной дороги на маленьких полустанках.

День 5 марта, когда объявили о смерти вождя, проходил обыденно. Не рушились дома, не падали с неба камни. Никто не рыдал, не рвал на себе рубахи. Только воспитательница интерната (она относилась к работникам идеологического фронта) демонстративно-показательно вытирала платочком слёзы. Жизнь, в общем, продолжалась как обычно.

После смерти вождя, где-то в двадцатых числах марта, в Одессе случился небывалый снегопад – высота снежного покрова достигла более одного метра.

Весной 55 года я сдал выпускные экзамены, потеряв один бал на сочинении. Выбор при поступлении в ВУЗ пал на Институт инженеров морского флота или, как его называли в Одессе, «Водный». Тогда это был, действительно, один из престижных ВУЗов Одессы. И это понятно – в Одесском пароходстве и в порту работала добрая половина взрослого населения Одессы.

Экзамены я провалил (точнее, меня провалили) но не до конца, и меня зачислили на заочное отделение гидротехнического факультета – строительство портов и других морских сооружений. Отличная специальность, кто понимает.

Сколько кубометров стоит шевиотовый костюм

Итак, я студент-заочник гидротехнического факультета Одесского института инженеров морского флота. Набрал в библиотеке института учебников, получил методические пособия и стал выполнять высылаемые задания. В институте предупредили: нужна справка о работе по специальности. Строительство подходит.

Среди моих знакомых оказался весёлый человек – Славка. Возраста среднего – что-то между 30 и 40. Жил на на улице Костецкой – это вблизи знаменитой Мясоедовской. Работал он тогда в СМУ–4 (Строительно-монтажном управлении), или, как он его называл, ЧМО-4. Славка пообещал: «Возьму в свою ударную бригаду. Надеюсь, справишься». Строительный объект находился на Пересыпи в районе Ярмарочной площади. От Фонтанки добираться было удобно. На велосипеде всего каких-то 12 км.

В ударной бригаде было 6 человек, я – седьмой. Возраст самый разный. В чем смысл «ударности» бригады, я узнал, когда за обедом ближе познакомились: все имели сроки, общее число отсидок – 20. Сидели по нескольку раз. Старшему по возрасту – дяде Васе было за пятьдесят, самому молодому Феде – 25 лет, при этом он умудрился уже отсидеть 9 лет и получить неизлечимый туберкулез. Раз в неделю ходил в больницу «поддуваться» – на процедуры, которые блокировали процесс. Такая вот бригада.

Бригада, используя простейшую механизацию – лом и верёвочный блок, собирала из бетонных плит конструкцию крыши производственного помещения. За полчаса до обеда происходил традиционный ритуал. Славка говорил: «А что, мужики, нам восьми мешков цемента хватит?» – «Вполне», – отвечал дядя Вася. – «А, у нас девять, слышь Федя?» Федя взваливал на плечо мешок цемента и исчезал. Возвращался с водкой.

На следующий день: «Дядь Вась, а что, нам опалубка больше не нужна будет?» – «Да, конечно, обойдёмся, приспособимся», – «Слышь Федя?» Федя выбирал несколько досок получше и уносил. Ничего лишнего не тащили. Всё по-честному – только на водку. Меня к операциям не привлекали. Да и в распитии я не участвовал. Меня не совращали, в таких вопросах каждый определяется сам за себя. За обедом «бойцы вспоминали минувшие дни», рассказывали о своих «золотых» и печальных денёчках.

На выходные Славка меня привлекал к дополнительному заработку. Он был торговым агентом еще в одной бригаде – сапожников. Бригада подпольно шила мужские хромовые сапоги. Сырьё использовалось «левое», поэтому товар был относительно недорогим. За неделю изготавливалось пар пять, а то и больше.

* * *

В очередной выходной мы со Славкой брали по мешку с сапогами и ехали на толчок. Моя задача состояла в том, чтобы стоять с основной партией сапог в стороне, не привлекая к себе особого внимания. Славка продавал по одной паре. Сразу все продавать нельзя – кустарное производство запрещено, милиция может замести и конфисковать. С каждой пары я имел пятёрку. На стройке в день мне начисляли около трояка. Так что «гешефт» имел смысл.

Когда работа на объекте Ярмарочной площади была завершена, бригаду перебросили на другой конец города. Ездить туда на велосипеде мне было не сподручно, и я из СМУ-4 уволился. Справку я уже получил, к тому же в самой Фонтанке открылась вакансия по самой главной строительной специальности – «подсобный рабочий». С легкой грустью я расстался с легендарной бригадой.

В Фонтанке начиналось строительство новой школы. Сначала я помогал бригаде каменщиков – подвозил камень и другие строительные материалы. В моём распоряжении была лошадь с повозкой. Ближе к зиме я перешёл в землекопы. Работал с напарником, звали его Нестор. Он был лет на 10 старше меня, приехал с Западной Украины на заработки.

Платили нам по 60 копеек за кубометр. Нестору казалось, что нам недоплачивают: он говорил, что кубометр стоит больше, что нам должны доплачивать за глубину канавы, каменистый или мёрзлый грунт и т.п.

После каждой получки он подсчитывал, сколько нам недодали и подбивал меня на то, чтобы я шёл за разъяснениями к прорабу. Прораб меня, почему-то, уважал и терпеливо разъяснял, что 90 копеек платят при глубине выемки грунта более 180 см, а у нас только 150, что расценки за мерзлоту почвы действуют в других климатических зонах. Нестора это не убеждало, ведь он приехал, чтобы заработать и ему была дорога каждая копейка. Иногда он находил возможности дополнительного заработка – «халтуру»: кому-то починить крышу, забор или выполнить другую несложную работу. Это было нашим «хобби» – занимались в нерабочее время и с удовольствием.

Весной я стал подрабатывать в выходные дни на погрузке строительного камня-ракушечника, который добывался в карьерах поселка Булдынка. Работа была не для слабых. Зато зарабатывали в день рублей по 8-10. Это были большие деньги.