Грбыр не боялся шаманов. Мохноногий-охотник-дружащий-с-невидимым-ужасом, бывший шаманом племени сам был в ужасе, когда Грбыр стал называть ему придуманные слова. На слове «запор» мохноногий-охотник-дружащий-с-невидимым-ужасом упал на четвереньки, и сплёвывая по очереди то через одно, то через другое плечо начал медленно отползать от Грбыра. Впрочем, репутация придумывающего-слова от этого в племени не укрепилась, шаман сообщил, что Грбыр побеждён злобным духом заставляющим-каждое-солнце-придумывать-никому-не-нужные-слова, и на него стали смотреть как на раненого-не-на-охоте. Тем временем уродливые-существа-в-грубых-шкурах-без-меха подошли к великой-скале-шаманов-о-которой-рассказывают-легенды и стали совершать непонятные действия. А потом прямо в скале появилась пещера.

– Я ожидал, что это будет несложно, – сообщил Мурзик присутствующим. – Но чтобы настолько!

Инга смотрела на кота пытаясь определить, откуда доносится довольное мурчание – из закреплённых на спине динамиков или из кошачьей утробы. Кот любил фальсифицировать мурчание, поэтому дать однозначный ответ на этот вопрос было проблематично.

– Да уж, простейшая капча плюс теорема Пифагора, и вот мы на борту самого совершенного звездолёта времён плейстоцена, – Константин явно не мог поверить в удачу. – Что это, если не везение?

– Системный подход, – с гордостью сообщил Мурзик. – Недюжинный интеллект. И, конечно, везение.

Они шли по длинному коридору, уходящему в глубь корабля чужих. На шершавых коричневых стенах ровным розовым светом горели светильники.

– Аварийная система освещения? – предположил Константин.

– Вполне возможно, – согласился Фёдор Игнатьевич. – Хотя не факт, не факт. Красноватый оттенок, неразрывно связанный в человеческом восприятии с опасностью, в невербальной символике чужих может означать что угодно: от дружеского приветствия до повседневного освещения их родной планеты.

– А так же вполне может быть настраиваемым пользователем интерфейсом, – встрял Мурзик. – Здесь все ваши знания, уважаемый профессор, не играют абсолютно никакой роли.

– Ваши тоже, – тут же отозвался палеоисторик.

– Я опираюсь не на знания, а на универсальную логику, – парировал кот. – Дважды два в любой системе отсчёта будет четыре. Хотя изображение этих символов может быть совершенно разное.

– И как мы поймём, что перед нами именно две двойки и знак умножения? – робко спросила Инга.

– По идее, юзабилити этого корабля должно иметь оптимальное. То есть управление должно быть доступно и тяжело раненому идиоту. А вот технического решения этой задачи я себе не представляю, – Мурзик на минуту впал в задумчивость, потом продолжил: – впрочем, думаю, сначала надо найти рубку, а на месте мы уже как-нибудь разберёмся. Логика ещё никогда меня не подводила.

Рубку они нашли минут через двадцать. Это было небольшое помещение с клейкими матовыми стенами и безо всяких признаков аппаратуры. Однако, как только хрононавты вошли внутрь, стены рубки почернели, и на них загорелись пронзительные яркие точки – звёздная карта, соответствующая плейстоцену. В целом она соответствовала современным навигационным лоциям, геологическая эпоха – это практически ничто с точки зрения вселенной. Однако Константин сразу заметил некоторые отличия, во многом благодаря тому, что он знал что искать. Три звезды, свет от сверхновой вспышки которых дошёл до Земли в промежутке между плейстоценом и XXIII веком от Рождества Христова, безмятежно горели на карте.

– Полагаю, чтобы отправить корабль в путешествие, надо просто ткнуть пальцем в соответствующую звезду, – предположил Фёдор Игнатьевич. – Давайте попробуем?

– Мы не знаем скорости этого корабля, – возразил Константин. – Даже если на путешествие к Альфе Центавра у нас уйдёт всего две недели, мы окажемся в системе Центавра времён плейстоцена. Вряд ли этот корабль оборудован собственной машиной времени, так что вернуться в настоящее мы можем только при помощи «Диптиха». Было бы безрассудно от него удаляться.

– Позволь не согласиться, – с чеширской улыбкой сообщил Мурзик. – Две недели до Альфы Центавра ты будешь лететь на земных лоханках XXIII века. Это всё, что вы, люди, смогли выжать из двигателя Чеснокова. Здесь же, как видишь, принципиально иная технология. Держу пари на собственный хвост, что полёт до Альфы Центавра и обратно на этом корабле займёт не более двух часов. И, разумеется, никаких перегрузок – разгоняться мы будем в эфире Чеснокова.

– Инга? – Константин перевёл взгляд на девушку, чья интуиция неоднократно выручала экипаж «Диптиха» в настоящем и, по идее, должна была застраховать их от неприятных сюрпризов и в прошлом.

– Мне кажется, Мурзик прав. Здесь должны быть принципиально другие скорости. Боюсь ошибиться, но я бы сказала, что этот корабль делает возможными межгалактические перелёты за приемлемое время.

– Пробуем! – решительно произнёс Константин и ткнул пальцем в точку, соответствующую изображению Альфы Центавра.

Не произошло ровным счётом ничего.

– А, может, мы уже летим? – предположил Фёдор Игнатьевич.

– Нет, – хором ответили Константин и Инга. Константин при этом смотрел на многофункциональный коммуникатор, в том числе и определявший положение владельца в пространстве, а Инга – просто в глаза профессору.

Мурзик же просто фыркнул, не снисходя до реплики.

– Так, пробуем ещё раз, – Константин аккуратно ткнул пальцем в карту. – Мы хотим, чтобы корабль летел вот к этой звезде.

Реакции опять не последовало.

– Не подскажете, как называют люди этот метод научного поиска? – в голосе Мурзика был слышен тщательно синтезированный сарказм.

– Метод проб и ошибок, – ответил Константин.

– А мне показалось, что это называется «дурью маяться», – сообщил кот.

– Мы обязаны попробовать все возможные варианты, – заступился за капитана Фёдор Игнатьевич. – Если нам удастся поднять этот корабль, это будет величайшим достижением человечества.

Мурзик отчётливо фыркнул, но промолчал. Какая-то мысль кружила на периферии сознания Инги, но никак не давалась девушке.

На протяжении следующего часа экипаж «Диптиха» безуспешно пытался активировать звездолёт, который, в свою очередь, всячески сопротивлялся усилиям исследователей.

– Отбой, – сообщил Константин. – Полагаю, у нас ещё есть время, никуда этот звездолёт не денется. Утро вечера мудренее.

На обратном пути хрононавты увидели неясную тень, мелькнувшую в одном из боковых проходов.

– Мне показалось, или это питекантроп? – спросила Инга.

– Похоже на то, – ответил палеоисторик. – Неужели питекантропы способны пройти тест Тьюринга?– Всё гораздо проще, чем вы можете себе вообразить, драгоценный профессор, – сообщил Мурзик. – Мы просто не закрыли за собой дверь.

В пещере, ведущей внутрь великой-скалы-шаманов-о-которой-рассказывают-легенды, жили духи. Только так Грбыр мог объяснить свечение-похожее-на-первую-зарю, исходящее из стен. Неслышно следуя за уродливыми-существами-шаманами-в-грубых-шкурах-без-меха, Грбыр впервые в жизни ощутил страх перед духами. Скорчившись в дальнем углу, он наблюдал, как шаманы камлают, тыкая белыми кривыми пальцами в горящие на стене искры. Что-то у них не получалось, потому-то камлание сменилось вялым переругиванием, после которого уродливые-существа-шаманы-в-грубых-шкурах-без-меха развернулись и пошли обратно. Грбыр едва успел спрятаться в боковом проходе. Когда чужаки скрылись из виду, Грбыр проследовал в большую пещеру с горящими на стенах искрами. Шаманы всех известных Грбыру племён приходили в места-где-собираются-шаманы, чтобы просить для своего племени удачной охоты и здоровых детей. Грбыр подумал, что он тоже теперь шаман, раз попал вглубь великой-скалы-шаманов-о-которой-рассказывают-легенды. Он подошёл к стене и нараспев продекламировал «Я хочу много еды и много женщин, я хочу быть главой великого племени, о котором сложат легенды. Я хочу попасть туда, где меня ожидает моё племя. Я нарекаю это место «эдемом».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: