— Извините за вторжение, — проговорил я, — Это ваша хижина?

— Ха! Ничья это хижина, — отозвался бельмастый, — Здесь наши, из Сиокавы, которые разбивают поля на острове, ночуют, прячутся от дождя. Гляжу, вы промокли. Там вроде есть дрова. Лучше будет разжечь огонь и просушиться.

— Из каких краёв к нам? — полюбопытствовал Пунцовый Нос, внимательно нас разглядывая.

Дополняя друг друга, мы стали рассказывать: журналист и фотограф из одного не очень популярного мужского журнала приехали на этот остров, чтобы написать о нём, но нам приказано завтра вернуться в редакцию; из-за тайфуна застряли здесь и не знаем, что теперь делать, и т. д. За разговором мы развели огонь прямо на земляном полу, высушили промокшую одежду. Похоже, идёт ещё один тайфун. Как же вы попадёте в Сиокаву? — спросил я, — Вряд ли лодка за вами придёт.

— A-а… Вы тоже, значит, на лодке Дзимбэя сюда приплыли? — догадался бельмастый, — Мы обычно тоже с ним переправляемся. Но когда шторм, как сегодня, лодка не приходит. Тогда остаёмся здесь. Мы приплыли вчера после обеда, тайфун как раз утих. Переночевали, собрали бобы. Как раз стали сворачиваться, а тут и вы прибыли. Мы с поля вас видели. — Он указал подбородком в угол хижины, где на земляном полу стояли четыре большие корзины, полные бобов, — Пока вот решили выпить по капельке. С собой привезли.

На мой вопрос он так и не ответил. От этого я начал заводиться:

— Не будете же вы здесь сидеть, пока не уйдёт тайфун. Кто знает, когда он успокоится?

— Это точно. В волну Дзимбэй свою лодку ни за что не выведет. Побоится, — пробормотал бельмастый.

— А других лодок нет? — с надеждой поинтересовался Хатаяма.

Бельмастый поднял голову, переводя взгляд с одного на другого.

— Вы что, правда поскорее обратно хотите? Нагорит, что ли, как следует, если опоздаете?

— Да. В том-то и дело! — кивнули мы с Хатаямой.

Пунцовый Нос почему-то сделал своему приятелю знак глазами, как бы желая его заткнуть, но тот оставил его старания без внимания и продолжал:

— Ну, ещё самолёт имеется.

— Самолёт?! — В изумлении Хатаяма выпустил из носа заряд, приземлившийся на земляной пол, — Что? Здесь самолёты летают?

Бельмастый с большим интересом рассматривал произведённый Хатаямой продукт.

— Ого! Во-о-о даёт! Без рук сморкаться! — Он обернулся к Хатаяме и рассмеялся, — Может, научишь?

— Что-то я не помню в расписании таких рейсов, — засомневался я, — Какая компания здесь летает?

— Компания «Сиокава», — глядя на меня, сказал Пунцовый Нос, — В расписании её нет, потому что нет регулярных рейсов. Летает только в плохую погоду — когда лодки переправиться не могут и народ, который здесь застрял, хочет вернуться в Сиокаву.

— Что-о? Самолёт только туда и обратно? — Хатаяма отвесил низкий поклон, — Сердечно благодарим! Ну и где же приземляется этот самолёт? И когда?

Пунцовый Нос посмотрел на часы.

— Скоро уже должен быть, если вообще будет. Полосу видели недалеко от избушки? Вот на неё и приземляется.

«Коротковато для взлётной полосы», — подумал я.

— А может, сегодня не прилетит, — усмехнулся бельмастый, желая нас подразнить, — Я слышал, Горохати вчера гадюка укусила.

— Горохати — это кто? Пилот? — спросил я, одолеваемый дурным предчувствием, — А другого нет?

Пунцовый Нос и его товарищ переглянулись.

— Может, тогда жена прилетит?

— Не-е, какой из неё лётчик! Только Горо может.

— И сколько стоит? — нервно спросил скуповатый Хатаяма.

— Ну, сейчас… — призадумался бельмастый, — У местных — сезонки. Так что для нас дешевле. Но коли уж туристам сильно приспичит — тысячи три, пожалуй, попросят. Туда и обратно. Наверняка.

— Полторы тысячи в один конец? Круто. Отсюда до Сиокавы всего-то минут десять.

Я ткнул недовольного Хатаяму под ребро и поспешил вмешаться:

— Нет-нет. Полторы тысячи в самый раз. Но вы говорите, у «Сиокавы» только один самолёт и неместных, кто без сезонок, в принципе не сажают, если как следует не попросишь. Так?

— Ну да. Вроде того, — с неохотой протянул бельмастый.

Разволновавшись, я неосторожно брякнул:

— А лицензия у них есть?

Пунцовый Нос стрельнул в меня глазами:

— Ух ты! Не лезли бы вы с такими вопросами, если хотите скорее вернуться в Токио. И чтобы никому об этом ни слова. Ты журналист, говоришь? Потому я и не хотел про самолёт рассказывать — думал, возьмёшь да напишешь что-нибудь. Только потому сказал, что вы вроде как влипли.

— Я никому не скажу, — громко пообещал я, сникая под угрожающим взглядом Пунцового Носа, — Никому. И в журнале ничего не напишу.

Наверняка самолёт частный, и лицензией тут и не пахнет.

— Ладно, не переживай, — с улыбкой успокоил меня бельмастый, — Горохати — лётчик классный, у него и права есть.

А как можно летать без прав?

— Ну что, полетим? — шепнул мне Хатаяма с опаской.

— Само собой! — кивнул я, — Время же идёт. Идиотами надо быть, чтобы такой возможностью не воспользоваться.

У меня были некоторые опасения насчёт того, что это будет за самолёт. Но гнева шефа я боялся больше. Задавать здесь лишние вопросы ни к чему.

— Хотя его вроде гадюка укусила, — продолжал бельмастый.

— Ну и что? Я слышал, его в нашей больничке вылечили. Так что он уже как огурчик, — сказал Пунцовый Нос. — У них в больничке всё есть.

Теперь, когда одежда высохла, можно было и подкрепиться. Мы с Хатаямой ополовинили захваченные с собой припасы. А самолёта всё не было. Дождь немного утих, однако ветер становился всё сильнее.

— Да не прилетит он. Держу пари, — заключил Хатаяма, испытывая явное облегчение от этой мысли.

Я понял, о чём он думает. Конечно, перспектива получить разгон от шефа его совершенно не прельщала, но всё-таки это лучше, чем разбиться на самолёте. И в этот момент откуда-то издалека, сквозь завывания ветра, донеслось еле слышное жужжание.

— А вот и он. — Крестьяне поднялись со своих мест.

Опережая их, мы бросились к двери — так нам хотелось увидеть этот самолёт, чтобы успокоиться. Со стороны Сиокавы приближался лёгонький аэроплан. Он летел низко, делая широкий круг над полями, где росли бобы. Самолёт был неизвестной марки, коротенький и пузатый, на каждом крыле по винту.

— Ну что? Самолёт вроде нормальный, более-менее. Может, обойдётся? Как думаешь, а? — пытался убедить самого себя Хатаяма.

— А какой он должен быть? — покосился я на него. — Не говори чепухи!

Закладывая вираж при заходе на полосу, самолёт затрясся как в лихорадке под резкими порывами ветра. Он летел прямо на нас, махая крыльями вверх-вниз, причём не по очереди, а одновременно.

— Разве самолёты крыльями машут? — тихим испуганным голосом спросил Хатаяма.

— Разумеется, нет, — бросил я раздражённо. — Это всё ветер.

— Стой! Куда? Он же не впишется в полосу! — взвизгнул Хатаяма.

Он стоял как заворожённый, глядя на приближающийся самолёт, который всё ещё не касался колёсами земли. Как далеко он прокатится по этой полосе? Хатаяма на всякий случай приготовился дать дёру.

Наконец самолёт коснулся земли и высоко подскочил. Я закрыл глаза.

— Нет! Это не Горохати! — заорал стоявший у нас за спиной бельмастый, — У того ловчей получается.

«Кто же тогда прилетел, если не Горохати?» — хотел спросить я и открыл глаза. Самолёт с рёвом нёсся прямо на нас, грозя разметать всю нашу компанию.

— Не-е-е-т! Сейчас он избушку снесёт!

Хатаяма со всех ног бросился от налетевшей с неба опасности. Метнувшись за ним, я очертя голову нырнул в бобовое поле.

Самолёт включил двигатели на реверс и, скрипя колёсами, замер в нескольких сантиметрах от давшей нам приют лачуги.

Не вылезая из зарослей бобовых, мы с Хатаямой посмотрели друг на друга.

— Вот дела! Ещё бы чуть-чуть — и нам кранты. А ещё в самолёт не садились, — проговорил Хатаяма; он так перепугался, что его зрачки съёжились и сделались не больше булавочной головки.

Подождав, пока винты остановятся, мы на четвереньках покинули своё укрытие. Приблизившись к самолёту, мы смогли убедиться, как мало ему не хватило, чтобы разнести в щепки крестьянскую хижину.