- А жаль, – Макс поцеловал парня, - но, увы, правда. Может, попросим, чтобы нам занятие какое-нибудь нашли?

Ронни пожал плечами:

- Можно, конечно. Только сомневаюсь, что они что-то для нас найдут.

Как оказалось, сомневался Ронни зря. Когда они обратились к коммандеру, тот даже обрадовался.

- Занятие найдется, - ободряюще сказал он. – Только вам придется подписать временные контракты, как вольнонаемным гражданским служащим. Согласны? Не бойтесь, разорвать контракт можно в любое время и без последствий.

А куда деваться, пришлось подписывать.

В результате Макс попал вторым пилотом на тот самый транспорт, на котором их сюда привезли. Пилотов с его подготовкой и опытом на базе не хватало, а, в свете последних событий, укомплектовывались в первую очередь боевые суда. Ронни же, после длительных расспросов, определили в хозяйственную службу. Управление киберами, обслуживающими разнообразные внутренние коммуникации базы, принципиально не отличалось от хорошо знакомого ему управления их горнодобывающими собратьями. Для Ронни работа началась на следующий же день, а Макс опять был вынужден бездельничать, теперь уже один. Активно использовать МДТ, к которому он был приписан, предполагалось с прибытием группы ученых, а оно ожидалось не раньше, чем через неделю.

Эта неделя тяжело ему далась. Во-первых, ему было очень скучно днями. Утром он приходил в ангар, выслушивал от командира корабля, лейтенанта Переса, что сегодня опять вылетов не будет, возвращался в номер и начинал ждать Ронни. А во-вторых, он бешено, до белых глаз, ревновал, как никогда и никого. Ронни был парнем общительным, веселым, в сочетании с внешней привлекательностью это притягивало людей, как магнит. Он быстро оброс приятелями, и как мрачно подозревал Макс, поклонниками, успел побывать во всех трех барах базы, где подавалось спиртное, и, начиная со второго рабочего дня, ни разу не вернулся в номер сразу после окончания смены. Как-то, не выдержав ожидания, Макс позвонил ему и нарочито небрежным тоном спросил, где он и можно ли составить ему компанию. Ронни весело ответил, что конечно же, да, приходи, дорогой. На заднем плане слышался оживленный разговор. Макс пошел в указанный бар, остановился в дверях, выискивая взглядом любовника, и чуть не схлопотал инсульт от хлынувшей в голову крови.

Бар был переполнен, все столики заняты. Кроме столиков и барной стойки, здесь были еще высокие стойки, тянущиеся вдоль стен. Ронни сидел на одной из них, в окружении нескольких молодых парней, что-то рассказывал, улыбаясь во весь рот. Лиц стоявших возле него Максу видно не было, но он не сомневался, что они смотрят на его мальчика с похотью и вожделением и гнусно облизываются. Тут кто-то из парней что-то сказал, и Ронни, засмеявшись, хлопнул его по плечу, да так и оставил там руку. «Ты еще ноги раздвинь и за шею его притяни», - злобно подумал Макс и отчетливо представил, как бы это могло быть. Вот так - подойти, встать между длинных ног, одним рывком расстегнуть штаны, наклониться, подхватить под бедра, лизнуть… услышать стон над головой, почувствовать, как сильные пальцы вплетаются в волосы, давят на затылок и шею, притягивают ближе, ближе… А потом стащить его со стойки, развернуть спиной к себе и засадить так, чтобы ничего больше не захотелось, чтобы неповадно было… Чтобы все, и, в первую очередь, сам Ронни, поняли, что это – его, Макса Измайлова, и никому кроме не позволено к этому прикасаться.

Сила обрушившихся на него эмоций настолько его испугала, что он развернулся и ушел, так и оставшись незамеченным. Он понимал, что не имеет права на такую ревность. Может, для Макса их отношения и переросли случайное партнерство, которое закончится вместе с пребыванием в «Курятнике», но для Ронни, похоже, ничего большего они не значили. Он ни разу сам не позвал куда-нибудь Макса, предпочитая проводить время с новыми знакомыми, и все их общение в эту неделю сводилось к общей постели. С кем угодно раньше такое Макса абсолютно устраивало и даже радовало, но не теперь и не с Ронни О’Ши. Но как завести об этом разговор, и надо ли вообще говорить, он не знал и молча мучился, все чаще выплескивая ревнивую злость в ехидных подколках. Слава богу, пока удавалось не обидеть Ронни, но Макс понимал, что это дело времени. Когда-нибудь он опять сказанет что-нибудь такое, после чего бешеный ирландский полукровка бросится на него с кулаками, а то и с ножом…

И потому прибытие ученых оказалось для него событием радостным и долгожданным. «Это все от безделья, - сказал себе Макс. – Скучно, вот и маюсь всякой дурью. Ничего, вот начнется работа, навалятся неизбежные проблемы, и перестану психовать. Это все от безделья, да…»

Глава 7.

В отделе обслуживания внутренних коммуникаций базы, куда определили Ронни, числилось двадцать человек, работавших посменно. Единственным гражданским вольнонаемным, с пятидневной рабочей неделей, семичасовым рабочим днем и минимальным допуском, был он. Так что ни к каким важным делам его не подпускали, занимался он, в основном, техническим обслуживанием киберов: тестированием, мелким ремонтом, подзарядкой, мониторил второстепенные помещения, наподобие спортзала, баров, комнат отдыха. Зато за три первых дня он познакомился со всем личным составом своего подразделения. Руководила им лейтенант Борисова, женщина суровая и злоязыкая, но справедливая. К новоявленному вольнонаемному подчиненному она поначалу отнеслась с недоверием. Понять ее, вообще-то, было можно. Ронни сам не мог въехать, зачем его сюда засунули, никакой необходимости в лишнем работнике здесь не было. Скорее всего, коммандер решил подстраховаться дополнительно, заставив подписать контракт, по которому держать язык за зубами вменялось в служебные обязанности, и нарушение которого каралось вплоть до уголовного преследования. А подразделение подобрал впопыхах, первое пришедшее на ум. Лейтенанту же этого, видимо, никто не объяснял, и она наверняка подумала, что кто-то из начальства просто решил на законных основаниях пристроить на базе, возле себя, своего гражданского любовника. Но, поняв, что парень не ленивый и дело знает, смягчилась. По крайней мере, на третий рабочий день она уже обращалась к нему по имени, а не: «Зайчик, как тебя там, вольнонаемный О’Ши». И задания давала нормальным деловым тоном. А то в первый раз Ронни не знал, смеяться ему или оскорбляться, услышав: «Вот эти машинки надо подзарядить. Знаешь, как это делается? Подкатываешь машинку вон к той штучке, берешь кабель и вставляешь твердый конец ему в эту дырочку... Тебе должно быть знакомо». Был бы лейтенант мужиком, Ронни, может, и нарвался бы в первый же рабочий день на дисциплинарное взыскание. А так пришлось промолчать, поскольку он так и не решил, как реагировать.

С остальными коллегами он сразу нашел общий язык, ребята были молодые, не намного старше его. Немаловажную роль в этом сыграла тайком принесенная им на рабочее место в первый день бутылка хорошего виски, так что Ронни не пожалел о потраченных на нее деньгах — в корабельном баре она стоила раза в полтора дороже, чем на Каролине - и в очередной раз с благодарностью и тоской вспомнил деда, это его была наука. Через пару дней он вполне освоился в коллективе и вообще на базе и чувствовал себя почти совсем как на Кобальте. Такое же небольшое общество, состоящее, в основном, из взрослых мужчин, такой же ограниченный круг занятий и мест, где можно провести свободное время, такая же веселая компания молодых ребят, с которыми можно посидеть в свое удовольствие. Единственным принципиальным отличием было поведение самого Ронни. Дед накрепко вбил в него — оказавшись в незнакомом замкнутом мужском окружении ни в коем случае нельзя показаться доступным. «Ляжешь под одного — придется ложиться под всех, - говорил дед. - Это закон стаи, и исключения из него нет. Даже вожак может захотеть поделиться. Вот когда совсем своим станешь, друзей хороших заведешь, пожалуйста, ебись, с кем хочешь». Теперь Ронни был рад, что завязал отношения с Максом. Не имея качественного ежедневного секса, противостоять собственной легкомысленной натуре было бы очень сложно. Да и, на крайний случай, можно с чистой совестью говорить, что у него уже есть любовник, и это не кто-то из руководства «Курятника». И вообще, Макс ему нравился, и в постели, и как собеседник, если, конечно, был в подходящем для нормального разговора настроении.