Той ночью у берегов Лахти император кинулся в ледяную воду спасать моряков тонущего корабля. Как следствие этого — простуда, обострившая хронические болезни Петра I.

И в январе 1725 года и друзья и недруги снова сошлись во мнении: «То, что он создал, то и погубило его. Он противопоставил свой град „злой воде“, и она отняла у него жизнь…»

Известно, что в ноябре 1724 года вода в Неве поднялась почти на 4 метра выше ординара. Предположительно, во время того наводнения погибло около 600 человек. Сколько людей осталось без крова, сколько заболело, понесло материальных утрат, — неизвестно.

Чем величественней человек, чем больший след он оставляет в истории, тем больше о нем создается легенд, слухов, преданий, анекдотов.

Говорили, что Петр I не любил время новолуния и полнолуния. В такие часы у него якобы обострялись болезни. Еще в юности предрекли ему вредность периодов новолуния и полнолуния.

Некоторые из приближенных царя замечали: в это время он замыкался, уходил в себя, становился раздражительнее и много пил…

А еще ему предрекали, будто погубит его то, что зависимо от новолуния и полнолуния.

Пока окончательно не доказано, но никем и не опровергнуто: невские наводнения случаются именно во время таких состояний ночного светила.

В одном из своих писем Екатерина II обрисовывала очередное петербургское наводнение: «Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились 3-х мачтовые купеческие корабли.

Я сказала: „Боже мой! Биржа переменила место, графу Миниху придется устроить таможню там, где был Эрмитажный театр“. Сколько разбито стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами…

Обедаю дома. Вода сбыла и, как Вам известно, я не потонула…

Но довольно о воде, подбавим о вине. Погреба мои залиты водою, и Бог весть что с ними станется…»

Некоторые исследователи упрекают императрицу, дескать, как можно было писать о таких пустяках, зная, что от наводнения погибли сотни людей, а тысячи остались без крова. Но критики забывают, что Екатерина II писала это письмо иностранному дипломату, и ей нужно было показать Европе: трагедия не сломила столицу Российской империи, а правительницу не привела к растерянности и отчаянию.

Во время упомянутого в письме наводнения Екатерина Алексеевна вызвала оберполицмейстера Санкт-Петербурга Николая Чичерина. Тот уже знал, что за нерасторопность, несвоевременное принятие мер, связанных с наводнением, его ждет наказание.

Напуганный, предчувствуя наказание, оберполицмейстер вошел в царский кабинет и низко поклонился. Но, к его изумлению, императрица сама сделала несколько шагов навстречу, низко поклонилась ему.

— Благодарствуй, Николай Иванович! По милости твоей погибло несколько тысяч моих добрых подданных!..

Этих слов было достаточно, чтобы оберполицмейстер схватился за сердце. Придворные помогли ему выйти из кабинета и усадили в карету. Через несколько часов Николай Чичерин скончался у себя во дворце.

Одна из фрейлин императрицы осмелилась спросить у Екатерины Алексеевны, не слишком ли сурово та поступила с оберполицмейстером?

Государыня ответила коротко:

— Он не имел права сдаваться недобрым пророчествам…

После разрушительного наводнения 1777 года, 21 сентября императрица подписала указ об учреждении специальных знаков и сигналов, по которым петербуржцы могли заблаговременно узнать о надвигающейся беде и принять необходимые меры.

Городское население оповещали пушечными выстрелами, продолжительным звоном колокола и барабанным боем. На самых высоких домах перед началом наводнения вывешивались красные флаги, а ночью или в сумерках зажигались «тревожные фонари».

Во времена Екатерины Великой была популярна так называемая «стоковая теория». Согласно этой теории, наводнение в Петербурге порождается не нагонной морской водой Финского залива, а самой Невой. Поэтому многие специалисты утверждали: если невозможно совсем предотвратить наводнения, можно уменьшить их разрушительное воздействие. Тоесть необходимо расчищать, расширять и углублять Неву, строить новые каналы.

Екатерина II поддержала «стоковую теорию», и во время ее правления петербургским каналам придавалось особое внимание. Нева одевалась в гранит, укреплялись ее берега, как и всех речек, впадающих в нее на территории Северной столицы.

Современники Екатерины II считали, что она не пренебрегала и даже интересовалась различными предсказаниями, пророчествами и самими прорицателями. Но всегда ли она верила им? Известно лишь, что императрица выслушивала только предсказания, касающиеся лично ее или знакомых ей людей.

Однако государыня категорически не желала знать пророчества, связанные с Российской империей и Санкт-Петербургом.

В 1838 году были опубликованы официальные данные о стихийных бедствиях в Северной столице: «Известнейшие наводнения со времени основания С.-Петербурга, случались в следующие годы и числа: 1715 года 5 Ноября, 1721 Ноября 5, 1723 Октября 6 и Ноября 23, 1725 Ноября 1, 1726 18 Сентября и 1 Ноября, 1729 12 Октября, 1732 15 Сентября, 1736 10 Сентября и 15 Декабря, 1744 17 Августа и 22, 25, 26 и 28 Октября, 1756 29 Сентября, 1777 10 Сентября.

В 1788,1802 и 1822 годах вода также разливалась по улицам; но все эти случаи ничто в сравнении с бедственным наводнением 7 Ноября 1824 года…»

В ту осень в Санкт-Петербурге появилось больше обычного предсказателей, сеющих недобрые вести среди жителей Северной столицы… Приходили они из Финских земель, с берегов Белого моря и даже из Сибири.

Все странники, как будто сговорившись, возвещали «скорую беду», толковали о «набеге доселе невиданной злой воды». Поминали они недобрыми словами и Петра Великого, и его родных и соратников, и прегрешения других царей.

О появлении странников-прорицателей докладывали даже государю Александру Павловичу. Но тот велел не трогать их. Наверное, царь не принял всерьез пугающие предсказания.

По прогнозам прорицателей, предвестницей большого наводнения должна была стать Красная луна. Ночь перед катастрофой 1824 года выдалась пасмурной. Небо затянулось тучами. Но некоторые петербуржцы уверяли, что все же видели Красную луну.

Необычно вели себя той ночью в Северной столице животные. Собаки выли протяжно и тоскливо, запрокинув головы к черному беспросветному небу. Коты убегали из домов от хозяев и карабкались на крыши и деревья. Тревожно фыркали, ржали, били копытами в конюшнях лошади, словно требуя вывести их на свободу. А еще, как утверждали очевидцы, по дорогам города потянулись стаи крыс. Они мчались куда-то по им одним известному маршруту, не обращая внимания на людей.

7 ноября 1824 года уровень воды в Петербурге поднялся примерно на 4 метра 14 сантиметров.

Свидетель этого страшного события знаменитый драматург Александр Грибоедов впоследствии вспоминал: «Я проснулся за час перед полднем; говорят, что вода чрезвычайно велика, давно уже три раза выпалили с крепости…

Подхожу к окошку и вижу быстрый проток; волны пришибают к возвышенным тротуарам; скоро их захлестнуло; еще несколько минут — и черные пристенные столбики исчезли в грозной новорожденной реке. Она посекундно прибывала…

В окна вид ужасный: где за час пролегала оживленная проезжая улица, катились ярые волны с ревом и с пеною, вихри не умолкали. К Театральной площади, от конца Торговой и со взморья, горизонт примерно понижается; оттуда бугры и холмы один на другом ложились в виде неудержимого водоската.