– А что сеньор? – спросила я.

– Его нет, – ответила она. – Он не ночевал дома.

Перспектива встречи с компанией не устраивала меня, и я подумала, что сила денег до смешного мала, если они не могут хотя бы обеспечить спокойствие. В Торремолиносе люди, имеющие пяти– и десятикомнатные квартиры, живут скученно, как бедные семьи в бараках. Магда, Эллен, та же Долорес всегда ищут чьего-то общества, словно боясь хоть на миг остаться наедине с собой. Все свободное время они проводят в компании. Телефон звонит с утра до ночи, и удрать нет никакой возможности.

Просидев в ванне целый час, я наконец оделась и спустилась в сад. Ветер с суши непрерывно дул вот уже сутки. Солнце жарило немилосердно, и детей я нашла удрученными и вялыми. Они сообщили мне, что кошка подозрительно интересуется канарейкой, и просили разрешения пойти в Кариуэлу.

– Сегодня слишком жарко. Идите поиграйте в тени.

Я легла, намереваясь под защитой кедра почитать «Лолиту», но не успела закончить страницу, как отворилась калитка и появился Грегорио. Он был в синей куртке и полосатых брюках, белая фуражка подчеркивала рыхлые и неправильные черты лица. Его всегдашнего оптимизма как не бывало. Глаза глядели мрачно, а нижняя губа безвольно отвисла. Усевшись, он тщательно вытер пот.

– Я думаю, ты знаешь, почему я пришел.

– Нет.

Грегорио положил платок в карман и взглянул на свои руки.

– У Селии есть любовник.

– Вот как? – удивилась я. – Откуда ты знаешь?

– Можешь не стараться. Я все знаю. Она с тем парнем смылась вчера в Чурриану и оставила меня на бобах. Бедняжка совсем не знает жизни, а этот тип обманывает ее, хочет втоптать в грязь ее доброе имя. Но, клянусь тебе, это у него не выйдет.

Грегорио, распаляясь, все повышал голос, и привлеченные его криком подошли дети. Я знаком велела им уйти.

– Да-да, не выйдет! Можешь считать меня дураком и вообще кем угодно, но вчерашнее открыло мне глаза. Я никому не позволю смеяться над собой. Тем более псу такой масти…

– Я тебя не понимаю, – сказала я.

– Этот субъект уже посидел в тюрьме за свою окраску. Он красный. Они не признают собственности и поэтому считают, что все принадлежит им. Но мое терпение лопнуло. Если власти не примут немедленно меры, я решу дело по-своему…

– И каким же образом?

– Вызову его на дуэль! Я знаю, тебе это покажется смешным, но я сделаю это ради других. Если мы сейчас не защитимся от них, однажды они вонзят нож нам в спину!

Он говорил сбивчиво, несвязно, а когда кончил, поднял на меня умоляющие о помощи глаза. Лицо его вновь покрылось потом. Помолчав несколько секунд, я закурила.

– Ты разочаровал меня, Грегорио, – сказала я. – Да, разочаровал. Я была о тебе иного мнения. Считала тебя человеком свободным, развитым, немелочным – одним словом, современным. Но вижу, что ошиблась… – Грегорио весь превратился в слух, и я продолжала. – Все это от глупости. Вы хотите подражать американцам, но у вас не получается. Чтобы жить, как они, надо быть стойким и носить свои рога легко и с юмором. Возьми хотя бы Джеральда. Вот это современный человек! А вы, испанцы, стоит вам найти себе подружку и выпить немного виски, считаете себя американцами. Да только это не так. У вас все иначе. Стоит вам ощутить на своем лбу молодые рожки, и на вас будто небо рушится. Вы сразу начинаете вопить о собственном достоинстве, о мести, хотите вызвать обидчика на дуэль, а это уже совсем не то. Тот, кто хочет слыть современным человеком, должен быть им до конца. Не годится сегодня быть одним, завтра другим, послезавтра третьим. Ведь тогда тебя никто не будет принимать всерьез. А для мужчины нет ничего хуже этого.

Грегорио слушал, опустив голову. Потом дрожащими пальцами вынул сигарету.

– Что бы ты сделала на моем месте?

– Сделала бы то, что ничего бы не делала. Пускай сами разбираются. И Селия тебя не любит, и ты ее тоже. С сегодняшнего дня ты можешь спокойно ходить со своей подружкой. Ведь этот парень оказал тебе услугу, сам того не ведая. По правде говоря, ты бы должен был поблагодарить его…

– Ты думаешь?

– Несомненно. Пригласи его к себе с мисс Бентлей, а потом поменяйтесь дамами. Современные супруги поступают именно так. Один – в одну сторону, другой – в другую, и все в порядке. Как в кино.

Полчаса спустя Грегорио простился со мной совершенно преображенный. Перспектива дуэли с Хорхе ужасала его, и я поняла, что свалила с его плеч неприятный груз. Дойдя до ограды, он закурил сигару и вышел на дорогу с видом победителя.

Эрминия пришла сказать, что обед подан, но было слишком жарко, и я съела только чашку гаспачо.[22] Кругом все плыло от жары. На соседней стройке каменщики работали обнаженными по пояс, и один из них, в соломенной шляпе, увидев меня, присвистнул и скрестил на груди руки.

После обеда я легла в гамак отдохнуть. Все еще дул ветер, и сухой воздух обдавал жаром, словно из кузнечного меха. Притихшие дети пристроились в тени рядом со мной. Невозможно было ни двигаться, ни думать. Небо упрямо сверкало синевой, солнце чешуйчатыми бликами лежало на земле, и на него было больно глядеть.

Эрминия вывела меня из дремы, позвав к телефону. Это была Долорес, – я бы узнала ее голос среди тысячи других, – извинившись за свой побег накануне, она пожаловалась на жару и предложила всем съездить в Ронду.

– Кажется, сегодня вечером будет коррида. Если даже она окажется неудачной, мы все же подышим воздухом… Я застрелюсь, если пробуду здесь еще немного.

Она сказала, что зайдет за мной через час, и, чтобы не терять времени, мы условились, что пока предупредим остальных.

– Я захвачу Магду и Романа. Если управимся к четырем, то вполне успеем.

Ее энергия вывела меня из оцепенения, и я заказала разговор с Чуррианой.

– Энрике?

– Да.

– Это я. – Сердце забилось сильнее, когда я услышала его голос – Ты грустишь?

– Нет.

– Поклянись.

– Клянусь.

– Я влюблена в тебя. Остальное неважно, слышишь?

– Да.

Я рассказала ему о проекте Долорес и, поскольку времени оставалось немного, быстро поднялась наверх принять ванну и сменить белье. Спустившись, я позвонила Лауре и Эллен. Кот опять караулил у клетки с канарейкой п при моем приближении в испуге удрал. Я приготовила виски, сифон и лед и поставила пластинку Армстронга. Потом раздался звонок, и дети бросились открывать.

– Тетя Клаудия… Какой-то сеньор тебя спрашивает.

Я велела впустить его, и вошел Энрике с секретарем. Дон Агапито показался мне еще ужаснее, чем накануне: он был в рубашке и коротких штанах, на руке красовались огромные часы. Энрике повернулся к моим племянникам, поглаживая лысину карлика.

– Я привел вам дружка, чтобы вы поиграли вместе, – сказал он.

Дети в замешательстве смотрели на уродца. Энрике сел на диван напротив меня и закурил сигарету.

– Только что мне звонила Исабель и сообщила, что она в Калифорнии, представляешь мою радость? Но пока я успел поздравить ее с приятным путешествием, выяснилось, что она в отеле «Калифорния» в Малаге…

Агапито удалился с детьми в сад, и, оставшись одни, мы поцеловались.

– Поцелуй еще, дорогой…

– Нас могут увидеть.

– Все равно. Мне все равно…

– Мне тоже.

Энрике привлек меня к себе, и несколько минут мы молча просидели обнявшись.

– Ты не можешь их оставить, а мы с тобой удерем?

– Нет, это будет нехорошо.

– Ну пожалуйста. Ты что-нибудь придумаешь. Моя машина у ворот.

– Нет, нет. Это невозможно.

Энрике отвернулся и стал рассеянно разглядывать ковер.

– Ты обиделся?

– Нет.

– Я же вижу. Ты обиделся.

– Клянусь тебе, нет.

– Я нужна Долорес, понимаешь?

Энрике молчал, и я опять поцеловала его.

Раздался звонок, и я встала. Попросила Эрминию достать из холодильника лед и вышла в сад. Лаура, улыбаясь, шла мне навстречу.

Дон Агапито влез в гамак и рассказывал детям какую-то сказку: