— Зачем нам буржуазная пища? На соседней улице открыли коммунистическую столовую: «111 Интернационал».

Гости согласились, тем паче, она недалеко от их гостиницы.

Находился «111 Интернационал» в подвале небольшого дома, спускаться пришлось по крутым ступенькам. Внутри все выглядело неряшливым, несколько столиков со скатертями, которые явно не меняли уже несколько дней. За стойкой стояла толстая дама в буденовке с красной звездой, она тоскливо посмотрела на посетителей и небрежно бросила:

— Чего будем заказывать?

— Шашлычок, — крикнул Рустам.

Дама в буденовке посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Этого у нас нет.

— Тогда курочку, да с чесночком, — облизнулся Давид.

— Издеваться пришли? — вконец рассердилась «буденовка».

— Что-то же у вас есть? Пельмени? Бифштекс? — умоляюще произнесла Надежда.

— Суточные щи и картошка.

— Больше ничего? — поразился Рустам.

— Достаточно. Мы вам не буржуи.

— А что плохого в картошке? — раздался знакомый деревянный голос Прошкина. — Зато мы пообедаем в нашей столовой.

Надежда, как возможный будущий комсорг, поддержала его:

— Помните старую пионерскую: «Здравствуй, милая картошка, пионеров идеал.»?

Все тут же подхватили ее и пропели до конца. «Буденовка» равнодушно прослушала и сказала:

— Так будете щи и картошку? Тогда садитесь.

Надежду уже не столько волновало: что есть? Гораздо хуже, что не могла найти туалетную комнату. Когда спросила об этом «буденовку», та недовольно буркнула:

— Ну вот, еще и гадить сюда пришли. На улицу с этой проблемой, на улицу.

Погребняк вспомнила, что гостиница рядом, попросила ребят немного подождать ее. Рустам ухмыльнулся:

— Спокойно делай свои дела. Чувствую, раньше, чем через час нас не обслужат.

— Увидишь Валентину, скажи, что мы ее ждем, — добавил Давид. — Пусть приходит сюда, отведаем «пионерской картошки».

Надежда заскочила в номер, естественно, никакой Валентины не было. Она быстро привела себя в порядок, вышла из туалетной комнаты. Надо поспешить, что, если Рустам ошибается, и обед принесут раньше.

И тут она почувствовала, что не одна в номере. Она обернулась и. обомлела!

Перед ней в кресле сидела Красная Стерва, как две капли воды похожая на саму Надежду. У комсомолки волосы на голове зашевелились.

— Ты. Вы.

— Говори мне «ты». Ведь я — это ты. И, наоборот, ты — это я.

— Не понимаю! Абсолютно ничего не понимаю.

— Чего не понять? Ты была там и все видела, все чувствовала. Знаешь, чем закончилось дело? Я проникла в город и убила семью аптекаря.

— И детей?

— Конечно. Дети видели и могли нас опознать. Дети взрослеют, взрослые превращаются в стариков и умирают. Человек все равно умрет, есть ли разница: раньше или позже? Ни один властитель не избежал ее объятий. Вечно одно — идея! Ради нее люди жертвуют всем. Вспомни Джордано Бруно или Робеспьера, Софью Перовскую или сотни тысяч коммунистов Гражданской войны. Это тот идеал, которому веришь, возводишь в абсолют. Именно идея владеет нами, двигает нашими поступками, заставляет вертеться мир. Познавший вечность идеи познает и вечность бытия. Я исчезаю, но приходишь ты! И мы снова живем. Но если рушится идеал, прерывается цепочка наследственности, тогда мы умираем по-настоящему!

Глаза Красной Стервы так ни разу и не моргнули, точно перед Надеждой не человек, а кукла-убийца.

— Хочешь знать, подруга, окончание моей истории?.. Меня схватили на следующий день после убийства семьи аптекаря. Схватили при попытке подрыва поезда. Меня вели на расстрел, а я хохотала им в лицо и кричала: «Да здравствует коммунизм!» Солдаты пришли в ужас, они не понимали, кто я. Ведьма из преисподней? Один думал бросить ружье и бежать, я прочитала по его глазам. Бедняга так и не понял истину: я не умру, приду снова, только в ином обличье.

Надежде, как и тому солдату, хотелось бежать, однако взгляд Красной Стервы пригвоздил ее к стене. Да разве можно от нее убежать? Зловещий призрак встретит ее в коридоре, на улице — везде! Она только что сказала: я — это ты.

— Я говорила и другое, — голос бил по ушам, вибрировал. — Ты — это я! Ты не посмеешь разорвать цепочку. Для тебя это станет концом настоящим. Тебя так же поведут на расстрел, но уже никогда не возродишься вновь! Останутся — прах, проклятие потомков, затем — забвение.

Погребняк старалась не смотреть на страшную гостью. В зеркале отразилось ее собственное лицо — белое, как бумага, ни кровинки. Но тут изображение самой Надежды исчезло, вместо нее там была. Валентина. Она будто бы беззвучно вопрошала:

— За что?

Люди в форме встретили Репринцеву прямо на вокзале и куда-то повели. Сказали, что надо поговорить.

Надежда прекрасно понимала, чем закончится такой разговор!

Сегодня сокурсница Валя еще бегает по чужому городу чужой страны, завтра — прощальный бал. А послезавтра — поезд, который повезет ее к месту пыток.

И она, наивная, этого не знает! Зато сокурсница Надя в курсе.

«Надюша, почему ты не предупредила меня?»

— Даже не думай! — от голоса Красной Стервы не спрячешься нигде, беги — не беги. — Не смей рвать священную связь преемственности. Твоя подруга — ничто, просто красивая куколка, которая всегда и везде затмевает тебя. Ты же — человек великой идеи! В зеркале снова была Надежда, а дальше?.. Комната, кресло. Оно пустое!

— Тебя нет! — облегченно крикнула Погребняк. Осторожно, дабы не разочароваться в своем открытии, она скосила глаза на кресло. Красная Стерва по-прежнему сидела там!

— Мне не надо отражаться в зеркале. Я в тебе!

Ноги плохо держали Надежду.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Что за совпадение: Горчаков и Репринцева проходили мимо того же самого кабачка «Вкусно и быстро», но Валентина, в отличие от сокурсников, не отказалась от буржуазной пищи, когда последовало соответствующее предложение перекусить.

Уютное местечко, красивая официантка в кокошнике. Сделав заказ, Валентина сказала:

— Как хорошо: и вкусно и быстро.

— Ты спешишь?

— Нет. Сегодня еще нет и завтра тоже. А вот послезавтра. — она помрачнела, вспомнив о предстоящем визите домой. Кончено, она соскучилась по родителям, друзьям. Но там ей не разрешат вот так запросто зайти в храм. Зайти-то можно, да карьера ее закончится.

— Хорошо, что ты не спешишь.

— Ты спешишь, — возразила Валентина. — Надо заканчивать статью.

— Я ее и не начинал.

— Как?

— Не представляю: с какого боку подойти. Масса людей, каждый вроде бы что-то рассказывает о жизни Федоровской, на деле — невспаханное поле лжи.

— И ни одной версии?

— Предположим, политика? Убит человек, агент иностранной разведки, с которым Зинаида Петровна была связана. Но, возможно, что дела касались обычной коммерции. Один артист в театре, например, сообщил, что ее не интересовало даже возможное восстановление монархии, а когда он сообщил о претендентах на трон, она лишь засмеялась.

— Странно, — промолвила Валентина. — Любой гражданин хоть как-то интересуется жизнью своей страны. Тем более, таким принципиальным вопросом.

— Да, — согласился Александр. И тут. его точно током ударило! Либер, возможно, прав, когда называл Федоровскую агентом! Если то была игра с ее стороны? Скрытная женщина, очень скрытная! Можно любить деньги, искусство и совсем не замечать политических перемен. Но не до такой же степени! Не случайно Корхов послал его в театр. И Лапин сказал ему очень много! Нужно только было все сразу понять.

— Александр, эй, очнись!

— Извини, мне пришла мысль.

— Хорошо, когда мысли приходят.

— Это благодаря тебе.

— Тогда и гонорар пополам, — пошутила Валентина.

— Согласен, — рассмеялся Александр. — Так вот, я думаю, Федоровская специально внушала всем, что политика ей по барабану. Вроде у нее есть богатый любовник, какие-то денежные дела помимо спектаклей. На самом деле любовник посещал ее редко. Он подозревает, что у нее были и другие «близкие друзья». Однако доказательств нет, никто их не видел. Она могла пустить слух о любовниках. На самом деле все было подчинено одной цели: не привлекать внимание к главному источнику своего финансирования.