К вечеру второго дня Утрэд вернулся.

– Мы можем ехать, – сказал он. – И чем скорее, тем лучше. В округе идет движение, в Даунхем прибыли вооруженные люди Ансельма, поговаривают, что и сам он прибудет, когда закончатся празднества. А эрл Эдгар сейчас пирует у себя в усадьбе. Хорошо пирует, – усмехнулся Утрэд. – Но я переговорил с леди Риган, объяснил, что у нас важное дело к шерифу.

В этот вечер Эйвота нагрела воды, и хотя в башне было холодно, я тщательно выкупалась и как следует вымыла голову. Старая Труда долго расчесывала мои волосы.

– Чисто серебряная пряжа, клянусь былой невинностью. Наверняка эрл Эдгар попадет в ваши волосы, словно в силки.

Мне были приятны подобные речи. И я уже не сомневалась, что добьюсь своего.

На другой день мы тронулись в путь. На мне было мое монастырское одеяние, которое старательно выстирали и выгладили. Местный кузнец Абба подарил мне пряжку для ворота, а вдова, изготовлявшая плащи из шкур, подбила мою пелерину полосками меха выдры. Я ехала к Эдгару, как невеста, и меня провожала целая свита. Однако выходить за пределы фэнленда они не решились. Остались у границы моей земли близ церкви Святого Дунстана, махали руками, благословляли. Отец Мартин уже знал, в чем дело, и тоже благословил меня. Мы вновь одолжили у него бурую кобылку, а Утрэд ехал на гнедой лошади одного из убитых людей Уло. По дороге он рассказывал мне о замке, какой строил шериф, – Гронвуд-Кастле, о том, что новый замок будет чем-то невиданным в наших краях, что там трудятся сотни людей и даже мои сервы порой подрабатывают там.

К Гронвуду мы подъехали далеко за полдень. Здесь решили сделать остановку. По правде сказать, я в ней очень нуждалась. Я не была такой наездницей, как Утрэд, и спина, ноги и седалище у меня отчаянно ныли.

Кое-как выбравшись из седла, я устроилась на обрубке бревна и принялась жевать свою лепешку. Утрэд раздобыл где-то миску каши, которую я проглотила с жадностью – ведь в последнее время я отчаянно голодала. Настоящей сытости не наступило, но голод уже не так донимал меня, и я стала слушать рассказы моего спутника о том, что работников на строительстве неплохо содержат, и те, кто остался тут на зиму, живут припеваючи. Да и работы еще непочатый край – вон с каким размахом взялся за дело шериф.

Прямо передо мной высилась начатая башня – главное строение будущего замка. По местной традиции она возводилась шестиугольной, стояла на мощном фундаменте с подвальными помещениями, а ввысь футов на тридцать уже поднимались гладкие стены из известняка. Уже была завершена арка главного входа, украшенная узорчатым архивольтом[44] с резными колоннами по обе стороны, но, если судить по количеству штабелей заготовленных материалов – камня, бревен, досок и извести, – до окончания работ еще далеко. Вокруг серели громады возводимых стен с выступающими по углам боевыми башнями. Их верхний срез, как и у главной башни, был покрыт сеном и навозом, чтобы уберечь от мороза еще свежий раствор.

К нам приблизился хорошо одетый молодой мужчина, угостил меня круглыми рождественскими пряниками.

– Где ты отыскал такое чудо, Утрэд? – говорил он, улыбаясь, и в его речи слышался легкий иноземный акцент. – Настоящая серебристая фея из тумана.

Я смутилась, хотя и говорила себе, что следует научиться не бояться мужчин. Да и Утрэд держался с ним приветливо, представил мне его как Саймона Француза – главного мастера на стройке. Я стала расспрашивать его о работах. Он удивился.

– А вас это интересует?

Конечно, раз я собираюсь стать тут госпожой. Но ему-то я этого не сказала. Польщенный моим вниманием, мастер охотно стал объяснять. Строительные работы всегда замирают за месяц до Рождества, ибо построенные зимой стены обычно разваливаются. Дело даже не в холодах, а в том, что перерыв на несколько месяцев дает раствору возможность осесть. Иначе нижние ряды кладки, в которых раствор еще не затвердел, не выдержат огромного веса верхних и деформируются. Все, что можно сделать зимой, – это заготовить лес и тесаные блоки известняка к следующему сезону.

Этот парень знал свое дело, и я невольно заслушалась. К тому же на стройке и вокруг царила такая добрая, праздничная атмосфера. Я видела домики строителей, украшенные рождественским плющом, видела весело играющих ребятишек, слышала запахи стряпни. Здесь царили самые что ни на есть рождественские настроения, и никто из этих людей не знал, что севернее, в фэнах, назревает мятеж, а я, по сути, являюсь его главой. Даже мое имя им ничего не говорило, они просто поздравили меня с Рождеством и пожелали счастливого пути.

Если от Гронвуда я уехала умиротворенная, то с каждой милей, приближавшей нас к Незерби, меня все более охватывал страх. Я то и дело просила помощи у всех святых, жизнеописания которых учила все эти годы.

Утрэд тоже волновался, но пытался бодриться.

– Взгляните вокруг, миледи. Какие тут тучные нивы, какие густые рощи. Если малость повезет… – он тут же поправился: – Если Господь поможет, то все это вскоре станет вашим!

Солнце уже висело над горизонтом – морозное, багряное, разливавшее яркие полосы света среди лиловых облаков. Вокруг лежали бескрайние, припорошенные выпавшим после Рождества снегом чистые поля. То тут, то там светились огоньки жилищ, к небу тянулись струйки фиолетового дыма. В другое время мне бы понравилась эта картина, но сейчас этот ничем не нарушаемый покой только раздражал. Будь сейчас буря, ветер, снег – это бы больше соответствовало тому, что я испытывала. И когда Утрэд указал кнутовищем на деревянные частоколы у реки и заявил, что это Незерби, я даже заколебалась – не повернуть ли назад?

«Любовь – это война, и в ней нет места трусам».

А я ехала бороться за свою любовь. И гордо вскинула голову.

Во дворе бурга Незерби горели огни, суетились слуги. Утрэд спешился и помог мне слезть с седла. Я пошатнулась – от долгой езды верхом все тело онемело. И еще я услышала ароматы кухни и поняла, что вновь голодна.

Расспросив у челяди о леди Риган, Утрэд повел меня в сторону от главных построек, туда, где возвышалась кухня. Над ее пирамидальной кровлей поднимался густой дым.

– Погоди, Утрэд. Зачем нам леди Риган? Мне нужно увидеться с шерифом.

Утрэд замялся, почесал щеку концом кнутовища.

– Дело в том… В общем, йоль принято отмечать одним мужчинам. Если же там появится женщина, могут подумать… Э-э…

Он мялся, а я начала сердиться.

– Говори, во имя всего святого! Если что-то не так, то я вообще не понимаю, зачем мы приехали.

– Ладно, – он махнул рукой. – Все равно иного выхода у нас нет. Но сначала я сведу вас с леди Риган, а уж она разберется, как быть. Ведь я говорил ей о вас.

Леди Риган – женщина, которая живет в доме эрла Эдгара как его хозяйка. Почему? Ведь она всего-навсего вдова его брата. Бесплодная вдова, а значит, не заслуживающая уважения женщина, не исполнившая своего основного долга, не родившая мужу наследника. Но Утрэд говорил о ней с почтением, и получалось, что моя судьба зависела от нее. Я уже испытывала неприязнь к этой женщине, даже тайно ревновала. Что нашел в ней Эдгар, раз оставил при себе и дал все права хозяйки?

Однако, увидев леди Риган, я успокоилась. Эта женщина оказалась стара и некрасива. Но это была настоящая дама. Даже настоятельница Бриджит не умела держаться с таким достоинством. Леди Риган же стояла среди кухонной суеты, как королева. Крепкая, надменная, властно отдававшая распоряжения. Вокруг чадили огни, что-то готовилось, повара проносили на вертелах огромные туши, тут же разделывали мясо, толкли в ступах, громыхали котлами и сковородами. И всем тут управляла эта некрасивая толстуха. Но как она была одета! В платье из самого дорогого синего сукна с серебряной вышивкой по подолу. Голову ее украшал обруч, обтянутый синим бархатом и расшитый речным жемчугом, а на плечи ниспадало легкое шелковое покрывало. Клянусь небом, мне еще ни разу не доводилось видеть столь нарядной женщины – и это на кухне!