— Благодарю. — «Зима» была и ее любимой картиной, но после щедрого комплимента Констанс решила об этом умолчать. — Надеюсь, моя мать ничего вам не навязывала? Знаете, у нее ведь есть такая привычка…

— Послушаете, Констанс, мне эти картины нравятся, и точка! — нетерпеливо перебил ее Чарлз. — И, несмотря на ваше не больно-то лестное мнение обо мне, я все-таки умею восхищаться искусством, — добавил он обиженно.

Ну, вот начинается! — огорчилась Констанс. Опять неправильно понял.

— Ваши работы из глины тоже довольно необычны. — Чарлз буквально потащил ее через весь зал, и, даже не пытаясь вырвать у него свою руку, что ввиду выгоднейшей продажи «Времен года» было бы просто верхом неблагодарности, Констанс послушно поплелась за ним. — Например, вот эта вазочка с отверстиями. — Он остановился возле одной из «фавориток» Констанс — белой фарфоровой вазы с сетчатым узором в виде листьев. — Как вы добились такого эффекта?

Констанс посмотрела снизу вверх в его красивое лицо, пытаясь отгадать, был ли этот вопрос обычным проявлением вежливости. Но, увидев, что голубые глаза Чарлза горят задорным огоньком по-настоящему глубокого интереса, она осмелела.

— Стенку вазы можно проткнуть специальным ножичком, когда фарфор становится твердым, как толстая кожа. Тем не менее, действовать надо крайне осторожно: глина должна быть достаточно сухой, чтобы не прорваться и выдержать давление ножа, но в то же время достаточно мягкой, чтобы не треснуть.

— А вот эта? — Чарлз ткнул пальцем в большое блюдо, середину которого украшали золотисто-красные завитки.

— Тут вы видите эффект, который называется мраморным. А это, — объясняла Констанс, показывая на следующее блюдо, — я делала почти так же, но вычистила донышко скребницей. Видите, как оно отличается?

Констанс переходила от изделия к изделию, увлекаясь рассказом все больше, а Чарлз послушно следовал за ней. Спустя несколько минут она вдруг заметила, как на его лице расцветает широкая улыбка, и сразу остановилась.

— В чем дело? Разве я сказала что-то смешное?

— Ничего. Просто… вы так захватывающе рассказываете о своей работе. Наверное, вам бесконечно дороги все эти вещи. Скажите, Констанс, а вам не жалко с ними расставаться?

— Это тяжело, вы правы, — призналась она. — Они становятся частью меня, как дети. Но у меня есть парочка вещей, которые я никогда не продам.

На самом деле когда-то их было куда больше, но в разгар последней сцены ревности Роберт разбил массу поделок, гоняясь за женой по квартире. И, прежде чем Констанс успела выскочить на улицу, он опустился до того, что искромсал в клочья ее любимую картину — портрет отца, сделанный по фотографии.

— Но что поделать? Я зарабатываю этим на жизнь.

— Если так пойдет и дальше, у вас скоро отбою от клиентов не будет.

— Вряд ли.

— Не сомневайтесь, я уверен. — Чарлз подошел к ней совсем близко, и Констанс почувствовала его дыхание на своем лице. — Первое, что вы должны втемяшить себе в голову, это то, что в нашей жизни, когда каждый сам за себя, вы — лучшая из лучших. Только так вы попадете на вершину мира.

— А если я не хочу туда?

— Тогда вы вообще ничего не добьетесь, — сухо ответил Чарлз.

— Ну и пусть. Но, куда бы я ни попала, мне везде будет хорошо. А вам?

— Мне? — растерялся Чарлз.

— Я наступила на больную мозоль?

— Давайте не будем говорить обо мне.

— А может, все-таки поговорим?

— Хорошо, будь по-вашему, но только после обеда.

— Нет, обедать я с вами не пойду.

— Не можете же вы вечно прятаться в своей скорлупе! Вокруг нас такой прекрасный мир, и рано или поздно вам придется в него шагнуть.

— Вы обвиняете меня в отшельничестве за то, что я отказываюсь идти с вами в ресторан? — резко спросила Констанс.

— И поэтому тоже. — Он протянул руку и дотронулся до ее подбородка, пристально глядя в глаза. — Иначе как я могу понять ваши постоянные отказы?

— О, я объясню вам с большим удовольствием. Причин для отказа может быть уйма…

— Бросьте вы свою уйму! Я-то всего один. Составьте компанию одинокому бизнесмену, который вынужден проводить холодные вечера в пустом гостиничном номере. Нет-нет, молчите! Я убежден, вы не бессердечная гордячка, вы не откажете. Я знаю вас достаточно хорошо, вы не отвергнете приглашение старого друга.

— Старого друга? — удивилась Констанс. — С каких это пор вы записались ко мне в друзья?

— А разве не так? — Он приподнял черную бровь. — Разве вы считаете меня кем-то большим, нежели просто другом? Так кем же, скажите!

— Да отстаньте вы со своими намеками! Никем я вас не считаю, — заметила Констанс с досадой. — И не боюсь, — прибавила она для пущей ясности. — Дело в том, что я живу у брата. С моей стороны было бы невежливо разгуливать по ресторанам, когда Саймон ждет меня дома. Я почти не виделась с племянниками, да и Банга, должно быть, соскучился…

Она остановилась на полуслове и почувствовала, что медленно краснеет. Что я несу?!! — думала Констанс. А главное — зачем? Разве я обязана перед ним оправдываться?

— Я правильно расслышал? Вы произнесли мое имя? — подошедший Саймон обнял сестру за плечи, и она почувствовала, что еще никогда не радовалась появлению брата так сильно.

— Я приглашал Констанс отобедать со мной, но мисс Неприступность утверждает, что ваши дети обидятся, если она согласится, — обиженно объяснил Чарлз и добавил: — Банга тоже.

— Совершенно верно! — воскликнул Саймон. После этих слов Констанс готова была прямо-таки расцеловать умницу-брата. — Но я не понимаю, почему бы вам не зайти к нам на огонек, если вас, конечно, не испугает царящий у нас бедлам.

Констанс подпрыгнула как ужаленная. Даже воспоминания о детстве, когда Саймон больно дергал ее за косички и всячески обижал, вызывали в ее душе меньше злости, чем после этих чудовищных слов.

— Что вы, что вы! Не хотелось бы доставлять вашей жене излишних хлопот…

То, что Чарлз отказывался из вежливости, было ясно как белый день. Поэтому когда Саймон возразил:

— Ничего подобного! Бренда привыкла к неожиданному появлению гостей. Она не будет возражать, и Констанс тоже. Да? — Констанс поняла, что спорить дальше бесполезно.

— Да. — Она заставила себя криво улыбнуться и добавила: — Бренда против не будет.

— Тогда я с радостью приду. — Чарлз подарил Саймону официально-холодную улыбку, отдающую рекламной белизной Голливуда, и подозрительная Констанс углядела в ней некое подобие триумфа.

— Вот, я записал вам наш адрес, — быстро сообщил Саймон, протягивая Чарлзу листок бумаги. — Мы с сестрой очень рады, что можем хоть как-то отблагодарить вас за проявленную сегодня щедрость. И кто бы мог подумать, что человек, у которого Констанс снимает дом, посетит нашу скромную галерею?

Действительно, кто? — злобно думала Констанс. «Кто бы мог подумать?» — мысленно передразнила она Саймона.

— Я и сам этому рад, — откликнулся Чарлз. — Мне все у вас понравилось. Прежде мне не доводилось лицезреть творения вашей сестры, и теперь я вижу, как много потерял.

— Добро пожаловать к нам в галерею, — радушно пригласил Саймон. — У нас в продаже всегда имеются картины и поделки Констанс. В последнее время она стала пользоваться популярностью.

— Я обязательно заскочу, если будет время, и куплю какую-нибудь работу вашей сестры, — пообещал Чарлз без тени улыбки.

Ну все! С меня хватит! — решила Констанс. Но братец-то мой каков?! Неужели он не понимает, какую игру ведет этот непрошеный добродетель?

— Значит, придете к восьми? — уточнил Саймон, метнув взгляд на двери, к которым направлялась какая-то элегантная дама. — Тогда увидимся вечером. Мне надо перехватить миссис Маззони, пока она не ушла. У нее сеть магазинов…

— Не понимаю, зачем она-то здесь? — задумчиво произнесла Констанс, проводив брата взглядом. Чарлз мгновенно обернулся, чтобы посмотреть, о ком речь. — Ей больше нравится скульптура и современная живопись. Она просто обожала работы Роберта…