– Я знал, что ты придешь.

Резким движением он попытался обнять ее за талию, но она отпрянула назад.

– Конечно… Но я сейчас же должна уйти, – ответила она. – По правде говоря, я пришла, чтобы сказать тебе, что не могу… Пришла только потому, что дала слово.

Место, где они обычно лежали, находилось шагах в двадцати от тропинки. Хуана, словно во сне, почувствовала, что идет туда.

– Я не должна была приходить, – сказала она, пробираясь сквозь расступавшиеся перед ними кусты, – В конце Пасео я встретила соседей. К счастью, они меня не узнали.

– Место выбирала ты.

– И дома начинают подозревать. По крайней мере Викки что-то заметила.

– Ну и что из того… Ведь не станет же она доносить родителям.

– Ты ее плохо знаешь… Ей все никак не удавалось меня сожрать… Она бы сделала это с огромным удовольствием… И тогда всему бы пришел конец…

Атила снова обнял ее за талию, и на этот раз Хуана не отстранилась.

– Нет, не конец, – сказал он ей на ухо. – Наоборот, может быть, начало.

– Пусти меня! Ты пьян! От тебя до сих пор несет вином…

– Чувствительное обоняние сеньориты Олано, – сказал Атила.

Крепко сжав ее бедра, он заставил ее глядеть себе в глаза, под луной его лицо, словно вырубленное топором, казалось еще более жестким.

– О Атила, – пробормотала она.

Прогалина была в двух шагах от них. Все еще оглушенная прикосновением его губ, Хуана покорно позволяла вести себя, как маленькую девочку.

– Наш уютный семейный уголок, – сказал он, снимая куртку, чтобы подложить под голову. – Сеньорита Олано питает отвращение к людным местам.

– О, замолчи, если бы ты только знал!.. Я так перепугалась!.. Представь, что они бы меня увидели…

– Когда человек решается на какой-то поступок, он должен иметь мужество нести за него ответственность.

– Да, я знаю… Так должно быть. Но я не могу, Атила… Ты отлично знаешь, что не могу.

– Скажи лучше, не хочешь… тебе стыдно показываться со мной.

– Нет, это не так. Но я должна вести себя осторожно. Если моя семья…

– Твоя семья, вечно твоя семья… Иногда мне кажется, что на все остальное тебе наплевать…

– Ты сам прекрасно знаешь, что говоришь неправду… Ведь я с тобой, не так ли?… С тех пор как я узнала тебя, я ни с кем не встречаюсь.

– Да, но когда ты со своими друзьями, мне не позволено приближаться. Тогда ты – сеньорита Олано. Сеньорита Олано в окружении людей своего класса.

– Это неправда. Я тебе тысячу раз говорила, что…

– Беда в том, что ей эти неженки не нравятся… Поэтому она предпочитает Атилу, сына мурсийцев… И вот, когда ее никто не видит, сеньорита оставляет своих друзей и отправляется на поиски мурсийца, который, не в пример другим, дает ей возможность приятно провести время…

– Атила! – вскрикнула она, отбиваясь от его объятий. – Я запрещаю тебе так говорить… Мне противно видеть тебя пьяным…

– Сеньорита хотела бы забыть эти минуты… Когда она лежит со своим мурсийцем…

Ей с трудом удалось наконец вырваться. Атила растянулся на траве и спокойно зажег сигарету.

– Если хорошенько подумать, – произнес он, когда зажигалка осветила его лицо, – пожалуй, права ты, а не я. Тебе подходит какой-нибудь тип, вроде Пабло.

– Хотела бы я знать, зачем ты вмешиваешь сюда Пабло, – сказала Хуана.

– А почему бы и нет? – возразил он. – Он хороший мальчик, спокойный, прилежный, образованный… Такой парень вполне подходит порядочной девушке.

– Иногда, Атила, я не могу отгадать, что у тебя на уме. Сейчас, например… Клянусь, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– К тому же, – продолжал Атила, не слушая ее, – он из обеспеченной семьи!

– Не можешь ли ты объясняться яснее? – спросила Хуана.

– Кажется, я говорю по-испански.

– Но я не пойму, что ты имеешь в виду… Уверяю тебя, я ни слова не понимаю.

– Я говорю о нем и о тебе… Думаю, нельзя выражаться яснее.

Сердце Хуаны заколотилось, точно барабан под рукой сумасшедшего.

– Атила! – пролепетала она. – Быть может…

– Эта мысль осенила меня в «Погребке», когда я увидел вас рядышком.

Глаза Хуаны были полны слез.

– О Атила!..

Она провела рукой по его телу и нагнулась, отыскивая губы. Но Атила со злостью повернулся на бок.

– Отстань! – сказал он.

Не слушая его, Хуана приникла к нему, прижалась щекой к его подбородку.

– Ты ревнуешь? – зашептала она, и радость, прозвучавшая в ее голосе, поразила ее самое. – Любовь моя!.. Мой милый, дорогой!..

В его молчании была враждебность, одеревеневшее тело не отвечало на ее ласки.

– Ты ревнуешь, – снова сказала она. – Ты в самом деле любишь меня?

Ветер шевелил острые листья олеандров, и световые блики то тут, то там вспыхивали на траве. Колеблющиеся тени кустов падали на Хуану. Она не сводила глаз с его лица, с черных кудрявых волос, густых своевольных бровей, жестоких каменных глаз. Затем Атила резким движением привлек ее к себе, и Хуана почувствовала возле уха его шевелящиеся губы:

– С завтрашнего дня нам больше не нужно будет пробираться сюда тайком, словно мы отверженные… Я поведу тебя на танцы в «Олива», как другие. Или в кегельбан. У меня будут деньги, и ты сможешь пойти со мной, куда тебе захочется.

Его голос звучал хрипло, он задыхался, как всегда, когда был взволнован, и она, опустив веки, молча слушала, прижавшись к нему всем телом.

– Мне надоело скитаться, словно я Хуан Никто, в то время как всякие ничтожества щеголяют в накрахмаленных воротничках и разъезжают в автомобилях. Надоело проходить мимо, когда я встречаю тебя на улице. Надоело. Надоело.

– О Атила, – сказала она наконец. – Ты снова пойдешь работать? Ты виделся с хозяином гаража?

Но он, казалось, не слышал вопроса и, не отвечая, только гладил ее волосы.

– С этим покончено. Тебе не придется больше стыдиться меня, как в тот раз, когда мы встретились на площади… Иисус, я бы стер в порошок того кривляку, который тебя провожал!.. Да он хлюпик рядом со мной, зато появляться с ним вполне пристойно, оттого что в семье у него водятся денежки… Завтра я буду таким же, как он. Смогу гулять с тобой, где захочу.

Она снова спросила:

– Но каким образом, Атила? Ты нашел работу?

Он еще раз поцеловал ее в губы, делая вид, что не слышит вопроса.

Салон доньи Кармен был тесноват для вечеринок. Когда пришла Эльвира, большинство дам хунты уже разместилось в неудобных плюшевых креслах, образовав кружок возле хозяйки дома. Другие, собравшись небольшими группками, болтали, сидя в углу на диванчике и креслах или на софе, втиснутой между кадок с пальмами.

– Эльвира, милая, мы уж думали, ты не придешь! Еще немного и осталась бы без суфле.

– Это я виновата, – поспешно сказала Флора. – Когда она пришла ко мне, минуло только половина десятого, но я еще не была готова и заставила ее ждать больше сорока пяти минут.

– Об этом не трудно догадаться, милочка, – воскликнула Магдалена. – Ты похожа на неаполитанскую королеву.

Она поспешно отправила в рот кусок фруктового торта и пощупала ткань ее юбки пальцами, унизанными драгоценностями.

– Ты позволишь?

– Я купила материю у Дике, но раскроила ее сама, по выкройке сестры.

– Дорогая, это прелесть что такое… Настоящее чудо…

– По-моему, немножко ярко… Разве что для лета…

– Что ты, дурочка. Я еще никогда не видела тебя такой воздушной!.. Ты, как говорится, настоящий розанчик!..

– Фу, зачем преувеличивать!.. Наверно, я кажусь уродиной!.. Я все сомневалась, надевать ли это платье, боялась, что меня засмеют на улице.

– Плутовка, ты одержишь немало побед! В таком платье и с твоей новой прической ты смело можешь сбавить себе десять лет.

– Нет-нет, не смейтесь надо мной!.. Со мной покончено!.. Мне пора на свалку!..

– На свалку? – воскликнула Мария-Луиса. – Многие двадцатилетние девушки хотели бы иметь такую грациозную походку, как у тебя. – Она повернулась к донье Кармен и подмигнула ей. – Разве не правда?