– Конечно… Как раз на днях мы с матерью говорили о тебе. «На малютке Флоре, – сказала она мне, – годы не оставляют следа… Никогда еще я не видела ее такой молодой и красивой».

– Ой-ой-ой, я ухожу! Вы насмехаетесь надо мной. Смотрите: я стала красная, как помидор.

– Видишь, какая ты упрямица! – воскликнула Эльвира. – Не говорила ли я тебе то же самое, когда мы выходили из дому? – Она с улыбкой повернулась к остальным. – Если бы я не вмешалась, она сняла бы это платье и надела другое.

Дамы из хунты шумно запротестовали. Затем донья Кармен позвонила в колокольчик, и прислуга внесла поднос с пирожными.

– Разбирайте их поскорее, – сказала донья Кармен, отодвигая свой стул, чтобы расширить круг. – Сейчас подадут суфле.

Эльвира взяла полдюжины пирожных и принялась их уничтожать одно за другим. Слойки она поглощала молниеносно, каждую в один прием. В лионских пирожках она предварительно съедала начинку, ловко вылизывая языком сливочный или шоколадный крем.

– Я так ослабела, просто еле жива, – извинилась она с набитым ртом. – Я вышла из дома в три часа и с тех пор все время на ногах.

– Ты не забыла зайти к Консуэло? – спросила Магдалена.

– Нет, но ее не было дома. Меня принял ее племянник, тот, которого удостоили «дополнительной награды».

– А сеньора Ровира?

– Она обещала прийти. Я перехватила ее по дороге на станцию. Она собиралась в Барселону, к матери.

– Да ну! – сказала Мария-Луиса. – А я и не знала, что донья Тереса уже ходит.

– Да, в прошлом месяце ей сняли гипс с ноги.

На маленьком подносе лежали остатки фруктового торта. Донья Кармен передала Эльвире кусок с толстым слоем варенья.

– Знаете, к кому я еще зашла? – спросила Эльвира, пользуясь паузой. – К Элисе, жене этого сумасшедшего художника.

Сознавая, какой интерес вызвало ее сообщение, Эльвира с достоинством, не спеша надкусила торт.

– Мне давно хотелось попасть к ним домой… Я слыхала такие странные вещи… И вот, направляясь по Буэнайре к Консуэло, я сказала себе: «Была не была!.. Поднимусь-ка я к ним!»

– И зашла? =– воскликнула пораженная Анхела.

– Да, не могла устоять перед искушением. Я хотела знать, правда ли то, что говорят… Позавчера в лавке рассказывали, что они на краю пропасти… Никто больше не хочет верить им в долг…

– А под каким предлогом ты туда явилась?

– Чтобы пригласить Элису на открытие Отеческого приюта.

– Ну и что? – спросила Мария-Луиса, блестя глазами. – Тебе удалось увидеть квартиру?

– Конечно. Там было пусто, никакой мебели, стены закопченные, как будто в комнате разводили костер.

– Невероятно.

– Умереть мне на этом месте, если я сочинила хоть полслова… Даже обеденного стола нет, говорю тебе…

– А Ута? Он был дома?

– Нет, его я не видела. Элиса сказала, что вот уже неделя, как он в Мадриде.

– Выдумки. Вернее всего, он дома, просто не смеет показаться на глаза.

– Поди узнай. Хозяин лавки говорит, что они должны деньги половине Лас Кальдаса.

– Бывают же такие люди, просто непонятно, как это им еще разрешают свободно ходить по улицам.

– Если бы это от меня зависело, я бы упрятала их в тюрьму…

– Разве это не позор…

– Да что там позор – это бич.

– Правильно – бич.

Наступила долгая пауза. Сеньориты, сидевшие в углу на диванчике и креслах, тоже молчали, жадно высасывая из вафельных трубочек красную массу суфле; время от времени они отнимали трубочки от губ, чтобы перевести дыхание, и, улыбнувшись друг другу, с легким вздохом возвращались к своему увлекательному занятию.

– Ты ходила смотреть столовую? – вдруг спросила Мария-Луиса.

– Правда, очаровательно?

– Эти занавеси, мебель… Там все преобразилось.

– Знаю, это глупо, – сказала донья Кармен, – но я готова прыгать от радости, как ребенок.

– Вовсе не глупо. Хотя я работала куда меньше, чем ты, я тоже…

– По правде говоря, если бы не ты, думаю, ничего не было бы сделано.

– Притом еще здесь все делается так медленно, а алькальд так неповоротлив…

– Ты имеешь полное право утверждать, что столовая – дело твоих рук.

– Если бы не вы, – вздохнула донья Кармен, – плохо бы мне пришлось!..

– Мы? – сказала Эльвира. – Мы помогали тебе урывками.

– Наши старички, право же, вполне заслужили это, как и многое другое. Бедняжки, они были такие бесприютные…

– Там они будут чувствовать себя как дома… Столько света и так чисто!..

– Алькальд только что прислал список чествуемых. Представь себе, один из них участвовал в кубинской войне.

– Это дедушка Хосефы с рынка, – сказала Флора. – Ты разве не знала?

– Кто? Тот старичок, что ходит в белой шапке?

– Да, такой милый старичок, он еще раздает детишкам каштаны.

– Предстоит еще вручать медаль тестю Мартина из «Убежища». Днем я разговаривала с Хулией, она мне об этом сказала.

– Кажется, у него не все дома, – заметила Эльвира. – Недавно мои племянники видели, как он выписывал кренделя прямо перед церковью, вдрызг пьяный.

– Что ты говоришь!.. Раньше он никогда не пил.

– Хулия мне все объяснила, – сказала донья Кармен. – Бедняга немного свихнулся…

– Это очень печально, в его годы.

– Что поделаешь! – вздохнула Эльвира. – Такова жизнь…

Прислуга принесла новый поднос со сластями, и донья Кармен воспользовалась паузой, чтобы развязать узел и спустить тяжелые желтые занавеси на окнах. Люстра под потолком отбрасывала радужные отсветы. От сквозняка, гулявшего по комнате, стеклянные подвески люстры позвякивали.

– Какой ветер, – сказала донья Кармен. – Соседи, которые живут в той половине дома, неплотно прикрыли окно, и у них вылетели все стекла.

Эльвира незаметно покинула кружок хозяйки и подвинула стул к своим подругам, расположившимся на софе.

– Видели бедняжку Флору? – спросила она, понижая голос.

– Мы как раз о ней говорили.

– Где она откопала этот наряд?

– Бедняжка в нем как в маскарадном костюме.

– Я едва удержалась от смеха, когда ее увидела…

Мария-Луиса тоже поднялась и оперлась локтями о спинку стула, на котором сидела Эльвира.

– Что такое? – прошептала она.

– Ничего особенного. Мы говорили о Флоре.

– Я так и подумала, глядя, как вы смеетесь…

– Ты обратила внимание на ее юбку?

– Да что там, я не могла оторвать глаз от декольте.

Все расхохотались.

– Ой, я отойду! – сказала Мария-Луиса. – А то она поймет, что мы смеемся над ней.

– Что ты! Бедняжка думает, что она нас ослепила.

– К тому же сейчас она разговаривает с Анхелой. Уверена, что она даже не слышит нашего смеха.

– Тогда я пойду к ним, – сказала Эльвира. – Если она разговаривает с Анхелой, я не хочу пропустить ни единого слова.

Когда она подошла к кружку, донья Кармен протянула ей тарелочку:

– Дорогая, вот тебе еще сласти.

– Я никогда не выезжала из Испании, – говорила Анхела, – но достаточно поглядеть на все, что появляется из-за границы, чтобы представить себе, какой там ужас.

– Мы говорили о безнравственности, которая царит в других странах, – пояснила Лола. – Магдалена утверждает, что везде одинаково.

– Нет, этого я не говорила. Я лишь утверждаю, что в упадке наших нравов виноваты не только туристы.

– Магдалена права, – вставила Эльвира. – У нас не меньше бесстыдства, чем во Франции или в тридесятом царстве.

– О нет-нет, не говори так, – запротестовала Флора. – В нашей стране, к счастью, еще сохранились кое-какие принципы. Но во Франции…

– Ба, то же, что и здесь! Может быть, только все немного откровеннее, потому что там придают этому меньше значения.

– Когда я в последний раз была во Франции, – сказала Флора, краснея, – я ехала однажды в переполненном купе первого класса… Внезапно поезд вошел в туннель. Едва лишь стало темно, как господин, сидевший рядом со мной, захотел этим воспользоваться…

– Что ты говоришь! – воскликнула Анхела.

– Хуже всего, – продолжала Флора, красная как кумач, – что этот человек считал свое поведение вполне нормальным и, кажется, очень удивился, когда, вместо того чтобы предоставить ему свободу действий, я отвесила ему пощечину.