Согласно Дугласу, еврейские финансисты выплатили за это Черчиллю 40 000 фунтов (это эквивалентно более чем миллиону фунтов в 2006 году). Кассель, добавлял он, заплатил после Ютландской битвы за новую меблировку лондонского дома Черчилля. Все эти обвинения были несправедливы, кроме разве лишь того, что Кассель действительно оплатил меблировку библиотеки в доме Черчилля – но только за десять лет до начала войны.
Таковы были обвинения Дугласа. Когда «Морнинг пост» назвала их «мерзкими обвинениями против евреев», Дуглас подал на газету в суд. Суд начался 17 июля 1923 года. Во время перекрестного допроса адвокат газеты Патрик Гастингс спросил Дугласа: «Хотите ли вы сказать, что своим финансовым благополучием мистер Черчилль обязан евреям?» «Да, конечно», – ответил Дуглас. «Настаиваете ли вы на этом сейчас?» – продолжал Гастингс. «Конечно, настаиваю», – отвечал Дуглас.
Допрашивая Черчилля по поводу второго коммюнике адмиралтейства, изданного в связи с Ютландской битвой, его спросили в суде: «Имело ли оно отношение к манипуляциям акциями на какой-либо бирже в мире?» Черчилль отвечал: «Эта мысль никогда не приходила мне в голову». Затем его спросили: «Получили ли вы от этого какой-либо доход?» На это он ответил: «Нет».
В итоге «Морнинг пост» была все-таки признана виновной в клевете на Дугласа, но оштрафована только на смехотворную сумму в фартинг – четверть пенса. Дугласу также было предписано оплатить судебные затраты Черчилля. Взбешенный Дуглас опубликовал текст своей обвинительной речи в виде брошюры, не меньше 30000 экземпляров которой были затем распространены в Лондоне. Он послал Черчиллю один экземпляр с надписью: «Я призываю вас показаться в суде и со скамьи свидетелей ответить на мои вопросы».
Такое поведение Дугласа побудило британское правительство выдвинуть против него обвинение в совершении уголовного преступления. Поскольку обвинение исходило от правительства, а не было обычным иском, предъявленным частным лицом, его поддерживал Генеральный прокурор. Черчилль и Бальфур были вызваны в качестве свидетелей. Когда Черчилля прямо спросили: «Есть ли хоть тень правды в обвинениях против вас?» – он ответил: «Ни малейшей. От начала до конца все это чудовищная и злонамеренная фантазия».
Присяжным заседателям потребовалось лишь восемь минут для того, чтобы вынести свой вердикт. Дуглас был признан виновным и приговорен к шести месяцам тюрьмы. «Я не могу припомнить случая, чтобы какой-то общественный деятель так пострадал от оскорблений и неверных истолкований его поступков, как вы, – писал Черчиллю его бывший секретарь по адмиралтейству, когда вердикт суда стал известен. – Невозможно надеяться, что ваши враги прекратят свои нападки на ваши действия и на мотивы, которыми вы руководствуетесь, но, во всяком случае, эта чудовищная ложь не будет больше публично повторяться. Во многом именно из-за этих необоснованных нападок вы потеряли место в парламенте от округа Данди и потерпели затем поражение в Лестере».
Парламентская деятельность Черчилля прервалась почти на два года. В этот период видный представитель еврейской общины в Великобритании сэр Роберт Уэйли Коэн попросил его стать посредником на переговорах с британским правительством о слиянии двух его частных нефтяных компаний с Англо-Персидской нефтяной компанией, в которой держателем большинства акций являлось британское правительство. За десять лет до этого, в канун Первой мировой войны, именно Черчилль вел переговоры о приобретении правительством Англо-Персидской нефтяной компании с целью обеспечить бесперебойное снабжение нефтью военно-морского флота Великобритании, стремительно переходившего с потреблявших уголь паровых двигателей на дизельные.
Черчилль согласился представлять компании Коэна на переговорах с британским правительством. За свое посредничество он получил 5000 фунтов – сумму, эквивалентную годовой зарплате члена кабинета министров. Черчилль признавался своей жене, что когда он попытался узнать у своего бывшего личного секретаря в адмиралтействе сэра Джеймса Мастертон-Смита, допустимо ли ему выступать на таких переговорах в качестве посредника, то Мастертон-Смит «посоветовал ему быть крайне осторожным в этом вопросе по веским политическим причинам». Однако Черчилль, который недавно приобрел поместье Чартуэлл в графстве Кент, остро нуждался в деньгах для осуществления дорогостоящей перестройки своего нового дома. Поэтому он обратился по этому вопросу непосредственно к премьер-министру Стэнли Болдуину, попросив его не возражать против объединения компаний. При этом Черчилль не желал предавать огласке свое обращение к премьеру. Он писал Клементине: «Я проник в резиденцию премьера на Даунинг-стрит, войдя через основной вход Министерства финансов, чтобы избежать комментариев. Это очень позабавило Болдуина».
Однако все прошло гладко. «Мой разговор с премьером был весьма благоприятным, – сказал Черчилль Клементине. – Он полностью поддержал проект соглашения об объединении компаний исходя из представленных условий. Он говорил об этом так, что можно было вообще подумать, что я разговариваю не с ним, а с самим Коэном. Я уверен, что все получится». В своих воспоминаниях Черчилль написал, что на этой встрече Болдуин сказал ему, что «нынешнее положение и перспективы дальнейшего существования Англо-Персидской компании внушают ему беспокойство, поэтому он отнюдь не возражает против уменьшения доли правительства в компании. К тому же он в принципе выступает против участия британского правительства в нефтяном бизнесе, исходя из общеполитических и экономических соображений. В этой связи ему представляется целесообразной продажа принадлежащих правительству акций компании частным инвесторам, и он полагает, что сумма в двадцать миллионов была бы хорошей ценой, которую можно было бы выручить за эти акции».
Все это означало зеленый свет для планов слияния. «Я вник в эту проблему, тесно сотрудничая со всеми заинтересованными сторонами, – отмечал он, – и в конце августа я вновь побеседовал с премьер-министром. Я сказал ему, что вполне возможно разработать такую схему сделки, которая удовлетворит все выдвинутые им требования, и что если он в принципе одобрит это, то я мог бы поучаствовать в разработке такой схемы».
«Премьер-министр выразил мне полное одобрение и сказал, что желает ознакомиться с результатами нашей работы», – вспоминал Черчилль. В течение сентября под руководством Черчилля сотрудники компаний Коэна подготовили принципиальную схему сделки по слиянию и представили ее в правительство. «Этот план вполне можно обнародовать для публичного обсуждения, – писал Черчилль. – Я верю, что при его реализации государство получит несомненные преимущества и что эта схема учитывает особые интересы адмиралтейства в сфере снабжения нефтью. Хотя все это, разумеется, субъективно».
Накануне передачи плана объединения нефтяных компаний для окончательного рассмотрения в соответствующие правительственные департаменты С. Болдуин публично выступил в пользу введения политики торгового протекционизма. Черчилль, который с самого начала своей политической карьеры являлся убежденным сторонником свободной торговли, счел необходимым вновь вернуться в публичную политику, чтобы противостоять в этом вопросе правительству. В этой связи он не желал, чтобы его «право противоречить правительству ограничивалось какими-либо причинами, какими бы вескими они ни были». Вот почему, готовясь произнести речь с критикой правительственной политики в сфере торговли, он сообщил владельцам нефтяных компаний, что «должен отойти от процесса переговоров, пожертвовав своими личными интересами». 14 ноября Черчилль уведомил Коэна, что вынужден отказаться от своей деятельности по слиянию компаний, потому что собирается «вернуться к общественной жизни». Так он и поступил. И хотя в марте 1924 года он проиграл на выборах в парламент от округа Эбби, не добрав при этом всего лишь сорока трех необходимых ему голосов, уже через восемь месяцев он вернулся в парламент от округа Эппинг, находящегося вблизи Лондона, после чего Болдуин назначил его министром финансов.