к нему, как к первому среди равных, осталась у них на всю жизнь.
Джим сочинил им прозвища — Маффин для Мартина — по на-
чальным буквам его имени и фамилии и с учетом его пристра-
стия к сладкому, в частности — к маффинам. Для Форда, полное
имя которого было Форд Торнтон Монтэгю Аттенборо, Джим
соорудил поначалу Фо-То-Мо-Та, но потом остановился на про-
стом варианте Форди. Маффин вздохнул с облегчением. Учиты-
вая, что Форд был обидчив, это было мудрое решение.
Джим приобщил новых друзей к студенческому театру, в кото-
ром постигал свою профессию. Его собственная увлеченность за-
метно выделяла его в студенческой среде. Даже на вечеринках его
можно было найти не в общей компании, а с кем-то на кухне, го-
ворящим о том, что его занимало. Однажды на такой вечеринке, когда к ним в квартиру набилось человек двадцать пять, Форд, прислонившись к кухонной двери, подал знак Маффину, чтобы
тот подошел посмотреть на происходящее. За ним подтянулось
еще несколько человек. Джим, поставив одну ногу на стул и обло-
котившись на нее, обращался к двум девушкам и двум парням, си-
девшим вокруг стола:
— …и я понял, что творческий пафос необходим. Пусть он вы-
сокопарен и порой кажется нелепым. Но без него нет художника.
Это горение. Это факел. И тут уж выбираешь — быть рекламной
лампочкой или живым огнем, обжигая, согревая, радуя, удивляя.
Надо быть бесстрашным, как Прометей. Пусть потом делают
54
ЧАСТЬ I. ГЛАВА IV
с огнем, что хотят. Кому нужно, будет греть руки, кипятить воду, а кто-то, быть может, почувствует, что не только руки его согре-
лись, но и в сердце что-то произошло…
Повисла пауза. Маффин кашлянул. Форд зааплодировал, высоко
подняв руки. Джим вскинул голову, понял, что происходит, сму-
тился страшно, рассмеялся, махнул рукой в сторону Форда, сказал:
«Да ну вас!» и сбил патетику двухсекундной пантомимой – паро-
дией на самого себя.
Окончательно их дружба окрепла на каникулах. В мае, заканчи-
вая первый курс, они обсуждали, куда и как поехать летом.
— Может, в Индию? — предложил Джим.
— Медитировать? — уточнил Маффин. — Не, стремно.
— Почему?
— С моим аппетитом туда нельзя. Меня же не остановить, а по-
следствия? Нет, я пас.
— В Штаты?
— Нет, спасибо, — вздохнул Форд.
— Так, — Джим усмехнулся. — А у тебя что?
— Суетно.
— Хорошо. Тогда в Европу?
Ребята прыснули.
— Что? Я что-то не то сказал? Похоже, я чего-то не знаю, — дога-
дался Джим.
— О, да, — закивал Маффин. — Однажды мы там побывали.
На школьных каникулах.
И они со смехом поведали трагикомическую историю об опаз-
дывающих поездах, нечеловеческой пище, чудовищных запахах, несговорчивых женщинах и об угрозе возненавидеть Европу.
— Ушераздирающая повесть, — согласился Джим. — Слушайте, у меня идея. Поехали ко мне.
— Это куда?
— В Норфолк. Там есть загородный дом и не скучно.
— Девчонки есть? — поинтересовался Маффин.
— Думаю, будешь доволен.
— А вода? — спросил Форд.
— Река, море в получасе езды, Фены*.
* Часть графства Норфолк, испещренная ирригационными каналами.
55
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
— Здорово!
Так они впервые оказались в Эджерли-Холле. Началось с того, что, предполагая попасть в коттедж и оказавшись в поместье
XVIII века, Маффин и Форд не знали, как реагировать. Напряже-
ние отпустило, когда Джим встретил их, все такой же, как обычно, —
«лорд» в ковбойке и закатанных до колен штанах. Знакомство
с его родителями прошло тоже без церемоний.
Вечером Маффин кивком позвал Форда, чтобы поговорить
с ним с глазу на глаз.
— Он баронет, ты понял?
— Пока нет, но будет.
— Да я не об этом. Тебе бы и в голову не пришло!
— Ничего не скажешь, уважаю, — Форд лаконично вынес вер-
дикт сдержанности Джима.
— Я тоже.
— Не будем дергаться. Мы же его знаем.
— Вот именно, — кивнул Маффин.
Начиная с этого лета, каждый год они гостили в Эджерли-Холле.
56
ЧАСТЬ I. ГЛАВА V
Глава V
Прячут лицо, спиной пленяя…
И. Бродский «Лагуна» (VI). 1973
Джим и сам пришел бы сюда. Венеция стала значимой частью
его книги. Теперь, когда у него появился литературный агент
и контракт с условиями продвижения книги, Джим был обязан бы-
вать и на тех мероприятиях, которые не были связаны ни с теат-
ром, ни с его бизнесом. Тринадцатого октября, в среду утром, в Национальной галерее открывалась выставка «Венеция: Кана-
летто и его соперники».
Джим рассматривал виды похожего на коллаж или мозаику го-
рода. Дворец дожей — настолько изящный, что кажется кружевным.
Город, доверившийся морю и отдавшийся воде, словно смелая жен-
щина, в груди которой бьется сердце морехода. Архипелаг из плос-
ких глинистых островков неподалеку от Адриатического побережья
на северо-востоке Италии. Пристань, залитая водой, ставшая яко-
рем надежды в золотом океане света восходов и закатов для тех, чьим уделом было изгнание. Какая пропасть лежит между шумным
миром суетных мегаполисов и видением этого, плывущего по вол-
нам, словно огромный гостеприимный каменный плот, города.
Джим, бродя по залам, вспомнил ведуту XVII века — гравюру, изоб-
ражающую Венецию с высоты птичьего полета, которая принадле-
жала его предку — граверу Джеку Эджерли. Именно он связал
навсегда жизнь своей семьи с миром книг. На гравюре город очень
похож на корабль, плывущий под парусами.
Ее он увидел в зале, когда куратор выставки Джоакино Колани рас-
сказывал о ранних эмигрантах Венеции. Она стояла близко к гово-
рившему, стараясь при этом никому не мешать. Слегка отклонившись
назад, она замерла мягко и плавно, так, что в ее позе осталось больше
движения, чем в прерывистых перемещениях других посетителей.
На ней были бежевые свободного кроя брюки и шелковистая черная
блуза, воздушными складками ниспадавшая по спине и подхваченная
57
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
тонким поясом. Это напомнило Джиму что-то очень знакомое. Где-то
он видел эту спину. И вспомнил: Флоренция, Гиберти — восточные
ворота Баптистерия, Ной, скульптурная группа справа. По его мне-
нию, самая прекрасная женщина в скульптуре, лицо которой никто
не видел или видели только избранные. Куратор закончил говорить.
Джим подошел к ней и тихо спросил:
— Когда вы жили во Флоренции в пятнадцатом веке…
Она обернулась.
— Джеймс!
— …вы позировали Гиберти?
Она улыбнулась уголками губ.
— Не нужно быть детективом, чтобы догадаться, кто вам рассказал
о Флоренции. Остается гадать, что она вам не успела доложить.
Он комично сдвинул брови и мотнул головой. Крупные кудри на
лбу колыхнулись, как челка пони. Она заметила, что при этом на
его переносице собрались морщинки — глубокие горизонтальные
складки вместо суровых вертикальных стрелок между бровями.
— Простите, не понял?
— Не знаю, как насчет пятнадцатого, а в двадцать первом веке
я прожила во Флоренции чуть меньше пяти лет.
— Серьезно?
На них обернулись.
— Простите. Я ничего не знал об этом. Просто вы действительно
очень похожи на одну из фигур на восточных воротах Баптисте-
рия. Думаю, вы их знаете лучше меня. На панели «Ной» женская
фигура справа.
Виола задумалась, вспоминая.
— Вы здесь по заданию редакции или по собственной воле? —
спросил Джим.
— У меня выходной.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Я работала в воскресенье. Помните? На вручении «Книжника».
За это положен один свободный день на неделе. А вы, Джеймс? — ее