Закончив проверку, Федор дождался, пока пройдут программные тесты. Когда мониторы перестали рябить цифрами, он довольно потер ладони и заявил:

— Ну вот, ослик, со слухом у тебя все в порядке.

— Спасибо, командир, — хрипловато пробурчал динамик на пульте. — Незачем было утруждаться, мог бы просто спросить.

— Ничего-то ты не понимаешь, — махнул рукой Федор и уселся в кресло.

Операционная Система ЛИК «Горизонт-29» автоматически тестировала сама себя и все оборудование, но командиру было важно лично поучаствовать в процессе.

В отражении на мониторе мелькнула тень. Кроме Федора и его напарника на борту никого не было, а ослика они по молчаливому согласию за одушевленный предмет не считали.

— Что, Семеныч, тоже не спится? — спросил командир.

Звали напарника Саймон Кнуут, он был редким на русских станциях иностранцем, поэтому Федор с первых же дней окрестил американца на русский манер, словно принял его в некий закрытый круг русских космонавтов. По мысли Федора, напарник должен был гордиться этим. Семеныч гордость демонстрировать не спешил, но с некоторых пор стал иногда называть Федора «Тедди». Вроде бы тоже переиначил по-своему, но сквозил тут еще и намек на прозвище игрушечного медведя, что можно было расценить как напоминание о доисторических взаимоотношениях между Америкой и Россией.

— Да что-то мысли одолели.

— Откуда тут могут быть мысли? Домой пора, вот и вся мысль.

— Вот и тоскливо. Скоро домой, а ничего-то мы не достигли такого…

— Какого, Сеня?

— Космического, глобального, что ли…

— Скажи мне, ослик, — спросил Федор, — мы что, и вправду ничего космического не достигли?

— При старте с Земли вы достигли первой космической, второй космической, третьей космической…

— Да заткнись ты, болван, — осадил его Саймон.

Командир захохотал.

— Тебе бы все шуточки, — сказал напарник. — А я действительно надеялся добиться здесь чего-то важного.

— Да вы, батенька, мечтатель. Что ж ты не русский тогда?

— Мне и так хорошо.

— Что-то не похоже.

— Знаешь, наверное, я так и не оторвался от детства как следует. Помнишь знаменитые сериалы прошлого? О космических разведчиках, об инопланетных захватчиках, о межзвездных перелетах. Я ведь потому в космонавты и пошел. Слишком многовариантен космос, слишком многое тут произойти может, нужно только немного подождать.

— И вот прождал ты тут всю вахту…

— Угу. И ничего.

— Эгоист ты, Сеня. Все бы тебе для себя. Самому что-то обнаружить, первому войти в контакт, откуда это в тебе? Воспитывай тебя, воспитывай, — иронически протянул Федор и уставился в монитор обзора, где под брюхом станции неподвижно висела мутная поверхность Плутона.

— А чего в этом плохого? Всегда бывает кто-то первый, не зазорно мечтать об этом. При чем тут эгоизм?

— Не знаю. Я ведь тоже думаю о чем-то подобном иногда. Да-да, не смотри так. Когда сидишь в таком месте, в голову всякое лезть начинает. Но почему-то с другой стороны думаю, с глобальной, а не личной.

— Это как?

— Ну вот будешь ты первым контактером, например. А ведь жизнь на этом не кончится. Это ведь лишь короткий начальный миг, после которого все только развиваться начнет. Вот о чем я думаю — что будет дальше? Может, ты считаешь, что я не видел этих твоих сериалов? Видел я всё. Вот только понял иначе. Так показывают события «после», уже когда всё обороты набрало.

— Глобально мыслишь, Федор Иваныч, — усмехнулся Саймон. — Куда уж мне до тебя.

— Ну как куда? Туда же. Ты пойми, вероятность приложить усилия, найти свое место, гораздо выше, когда что-то подобное твоему любимому «первому контакту» уже произошло. Ну согласись, из всех, кто сейчас в космосе, кто может рассчитывать, что ему повезет? Наши базы так рассредоточены по системе, что вероятность наткнуться на нечто извне чрезвычайно мала. Да скорее в земной телескоп кто-то что-нибудь новое разглядит, чем ты, сидя в этой космической консервной банке.

— Но хочется же надеяться…

— Ты упрям, как осел!

— Не понял, командир… — буркнул динамик.

— Да помолчи, я не к тебе, — отмахнулся Федор. — Я тебе прямо скажу, — продолжил он увещевать Саймона. — Знаешь, чего бы мне хотелось больше всего? Чтобы мы вернулись в другой мир. Как те гипотетические околосветовые космонавты, что улетали на год, а прилетели через сто. Вот это по мне! Словно не домой вернулся, а на другую планету долетел-таки. Все там иное, все интересное, все захватывает дух… И полным полно возможностей найти дело по себе. Это тебе не узкие рамки, не ярмо первого контактера. Первый контактер будет уже в прошлом, а ты окажешься в настоящем, и у тебя все еще будет в будущем.

— Эк ты завернул, — Саймон покачал головой. — Все у вас, русских, не как у людей. Нет, чтобы о себе подумать! Планетарного масштаба идеи только в голову лезут, не меньше! — Он повернулся к командиру, и как все американцы, чтобы придать себе больше убедительности, начал активно жестикулировать. — Ты представь! Летишь ты на корабле, вдруг встречаешь иной разум. Совсем иной, он даже не гуманоид. Что ты делать будешь? Это же такой вызов для человека, такая задача! Ты от лица всей планеты говорить должен!

— Кхм… — послышалось из динамика.

— Вот именно, ослик, — сказал Федор.

— А что тут тебя настораживает? Не справишься? Конечно, удобнее прилететь на все готовое, когда пришельцы, такие добрые, всю Землю благоустроили, все для тебя сделали… А ты вот так, один на один, представь себе, что делать будешь?

— Кхм…

Спор захватил Федора, он раздраженно потянулся, чтобы выключить динамик, но тут его взгляд упал на обзорный монитор.

— Слышь, Семеныч, — пробормотал он, — это что за хохловыпухоль такая?

У Саймона от удивления перехватило дыхание, и он закашлялся. Глаза заслезились, он некоторое время вслепую таращился на монитор, пытаясь разглядеть получше, и только махал растопыренными пальцами, словно это могло помочь.

На мониторе клубился редкий клочковатый туман. На переднем плане виднелись голова и плечи, но вряд ли они принадлежали человеку. Вверх торчали треугольные, поросшие хорошо заметной темной шерстью уши, словно у волка, а все лицо закрывала маска, больше всего похожая на намордник, но плотная, как противогаз. Глаза закрывали два окуляра, от носовой оконечности маски отходил шланг, спускающийся вниз, за край изображения. На плечах бесформенная накидка, не скафандр и не броня, просто какое-то покрывало или мешковина. Отчетливо проглядывали складки ткани. Освещение было тусклым, детали скрывались за туманными завихрениями, иногда фигура превращалась в темный силуэт.

— Я могу помочь.

Голос был мягким, но, без всякого сомнения, мужским. Глубоким, добрым, сочувствующим. Федору показалось, что так с ним мог бы говорить отец в детстве. Но детства он почти не помнил, была у него такая нехорошая особенность. Вдруг он встрепенулся.

— Кончай дурить, ослик!

— Командир, это не я, — тотчас хрипло отозвался динамик. — Передача идет снаружи. Я хотел предупредить…

— Помолчи. — Федор повернулся к Саймону. — Твои шуточки?

— Побойся Бога, Тедди! — чуть не плача ответил напарник. — Я сам сейчас в штаны наложу!

— Докатились! — Федор стукнул по пульту ладонью. — Долетались!

— Я могу помочь, — повторил голос. В нем слышалось безграничное терпение.

Саймон спохватился:

— Это же то самое, Федя, это наш шанс, ты что, не видишь?

— А чего нам помогать-то?

— Опять ты за свое! А о чем мы говорили сейчас, а?

— Объект на стационарной орбите в километре от нас, — вставил ослик.

— Я не с тобой разговариваю, — воскликнул Саймон. — Федя, теперь-то дошло до тебя?

— И в чем он нам поможет, как ты думаешь?

В этот миг мышление обоих космонавтов вдруг прояснилось. Каждый словно заново пережил недавние минуты спора.

Саймон смотрел на монитор и видел исполнение своей самой заветной мечты. Вот она, возможность, которой не было до сих пор ни у одного землянина, космонавта, которая может изменить всю его жизнь и историю Земли. Саймон вдруг понял, что он и впрямь стал «первым контактером», мечта сбылась. Его охватил восторг и трепет, он зажмурился, испугавшись, что заплачет от счастья.