Алкину стало страшно, и он попытался осторожно вытащить из локтевой вены иглу от капельницы. Не получилось. Тогда он вспомнил, как видел по телевизору больных, расхаживавших по больнице с аппаратом, будто с собакой на привязи.

Он встал. Идти было неудобно, но он пошел, придерживая стойку капельницы правой рукой. Прошел половину расстояния до двери, когда в палату вошли сначала женщина-врач, а следом Сара, которую поддерживал под руку Бакли, с порога бросивший на Алкина неодобрительный взгляд.

– Ну-ка, ложитесь, – потребовала врач, но он не лег, только сел на кровати.

Сара подошла, сбросив руку Бакли, дотронулась до его плеча и сказала:

– Все будет хорошо.

Алкин кивнул.

– Если бы не вы, – сказала Сара, – я бы сейчас была…

– Я не… – Алкин хотел сказать, что не смог помочь. Он не умел водить машину, не знал, как поступить, и, значит, все сделала сама Сара – она ведь уже понимала, знала, верила…

– У вас были такие сильные руки, – продолжала Сара, не обращая внимания на Бакли, державшего ее за локоть и что-то говорившего тихим, но властным голосом. – Вы подняли меня, а машину невозможно было спасти, вы это поняли, да? И вынесли меня, я вдруг увидела звезды, хотя небо было в тучах, и лил дождь, но я увидела звезды, и мне было хорошо, вы несли меня и положили на мокрый асфальт, но я тогда ничего не чувствовала – ни дождя, ни ветра, ни того, что земля холодная. А потом вы ушли, и я поняла, что у вас не осталось энергии жить. Как у Хэмлина. Я очень испугалась. Кто-то подбежал, а я все время спрашивала: что с ним? Он жив? Они спрашивали: «Кто»? А я забыла вашу фамилию, представляете? И имя. Только говорила: «Он»…

– Сара, – решительно сказал Бакли, – тебе нельзя волноваться.

Ничего того, о чем говорила Сара, Алкин не помнил. Было другое: он пытался, хотел, но не сумел.

Чей-то телефон заголосил в тесном пространстве палаты, будто приговоренный к смерти, услышавший решение суда. Сара замолчала, звонок перерезал нить слов, она обернулась, почему-то все они – и врач – смотрели, как Бакли достал из кармана куртки коробочку, приложил к уху, послушал, коротко отвечая: «Да… Понятно… Вот как… Это зафиксировали?.. Хорошо, я буду через полчаса».

Главный констебль, не глядя, сунул телефон в карман.

– Что-то случилось, Тайлер? – спросила Сара.

– Да, – вместо Бакли ответил Алкин. Он знал, что случилось. Другого варианта не было. Если он жив, и Сара не пострадала, значит…

– Мэт Гаррисон, – объяснил Алкин. – Он умер. Да, мистер Бакли?

Главный констебль кивнул.

– И сколько раз…

– Три, – сказал Бакли, хмурясь.

– Как Хэмлин? Сердечный приступ, колотая рана, удушение?

– Да. Извини, Сара, мне срочно нужно… – Бакли демонстративно не замечал Алкина, хотя и ответил на его вопросы.

– Гаррисон умер? – Сара смотрела не на Бакли, а на Алкина, у него спрашивала, зная ответ. – Значит, это его руки…

Алкин кивнул.

– Один раз в жизни, – сказал он. – Только один раз он отступил от своего правила.

– Он хотел жить.

– Конечно. Как Хэмлин.

– Я позвоню, Сара, – сказал Бакли, отступая к двери. – Не уезжай без меня, я вернусь за тобой, как только освобожусь.

Он внимательно посмотрел на Алкина, хотел что-то сказать, но промолчал и вышел, кивком попрощавшись с врачом.

Сара села рядом с Алкиным на постель, он взял ее руки в свои, они смотрели друг другу в глаза, и женщина-врач, почувствовав, должно быть, себя лишней, сказала:

– Анализ крови будет готов через несколько минут, мистер Алкин. Прошу вас, оставайтесь здесь. И вы, мисс Бокштейн. Хорошо?

Не услышав ответа, она вышла и закрыла за собой дверь.

– Бедный старик, – сказал Алкин.

– Это были его руки, – прошептала Сара. – Такие сильные. Я думала…

– Вы думали, что это я, – с горечью произнес Алкин. – А я струсил, не сумел, вы теперь будете меня презирать, Сара.

Она молча погладила его руку.

– Решающий эксперимент, – сказала она.

– Что? Да, решающий. И вы убедились, что я вас не стою.

– Я не о том, – покачала головой Сара. – Вы убедились, что Хэмлин был прав?

– Не знаю. Вчера еще был убежден, а сейчас… Не знаю.

Странно. Не вчера даже, а несколько минут назад, до того, как Бакли сообщил о смерти старика, Алкин точно знал, как устроена Вселенная, представлял, как взаимодействует с человеческим сознанием темная энергия, понимал каждый шаг, каждое движение души Хэмлина. А сейчас… Пустота. Даже Сара, сидевшая рядом и державшая его руки в своих, казалась ему чужой и далекой.

– Вы сможете прожить жизнь, как Мэт?

Он сам задал себе вопрос, или это спросила Сара?

– Не смогу, – ответил он. Вслух? Всего лишь подумал. – Контролировать каждый поступок, чтобы темная энергия не поднялась волной, не разбила стекло, не хлынула в салон… Ничего не оставлять инстинктам…

– Он сумел.

Да. Что чувствовал этот старик, довольный своей долгой жизнью, готовый прожить еще лет тридцать или сто, понемногу черпая из бесконечно глубокого колодца? О чем он подумал, когда увидел мчавшиеся на него фары, ощутил падавшее на него небо, понял: сейчас или никогда.

Не было у него времени думать. Ни мгновения.

Значит, он всегда был таким, просто жизнь не подбрасывала ему возможности проявить себя, и он плыл по ее плавному течению, понимая, возможно, что когда-нибудь…

– Сара, – сказал Алкин. – Бакли арестует меня, если я… если мы…

– Нет, – сказала Сара. – Он хороший полицейский, но он не верит в науку. Он так и не понял ничего из того, что вы рассказывали.

– При чем здесь наука? – удивился Алкин. – Я говорю о…

Сара положила голову ему на плечо, и Алкин замолчал.

«А я верю в науку? – думал он. – Наука и вера. Странно. Непривычно. Нелепо?»

«Нужно научиться водить машину, – подумал он. – Мало ли что»…

– Темная энергия, – сказала Сара. – Придумай другое название, хорошо? Что-нибудь светлое.

Самолет остановился у причальной кишки, и пассажиры потянулись к выходу. Неужели это обязательно? Через час все равно возвращаться, а через полтора – взлетать, чтобы пересечь океан. Зачем покидать свое место, толкаться в зале, еще раз проходить контроль?..

– Мистер, пожалуйста, на выход, – наклонился к Виталию стюард. – И ручную кладь, пожалуйста…

Виталий достал из-под сидения ноутбук, снял с багажной полки рюкзак, в котором не было ничего, кроме смены белья и электробритвы, включил мобильник и нажал кнопку быстрого вызова. Долгие гудки продолжались почти минуту, а затем автоответчик предложил оставить сообщение для абонента «Айша Гилмор».

Странно. Айша обещала, что будет ждать его звонка из Ла Гардиа, у нее закончилось ночное дежурство, сейчас она уже переоделась, вышла в холл больницы, села на скамью у пальмы, где они встречались с некоторых пор почти каждый день. Телефон в руке, она ждет звонка… почему не отвечает?

«Оставьте сообщение»…

Он не любил оставлять сообщения. Предпочитал подождать и позвонить еще раз. Может, просто не соединилось, сбой на линии?

В принципе, есть еще время, почти час, за час Айша освободится, если сейчас занята. Может, что-то задержало ее на дежурстве, в больнице случается всякое.

«Начинается посадка на рейс компании «Пан Ам», пи-эй триста восемьдесят шесть, Лансинг-Нью-Йорк-Берн»…

Виталий поставил на транспортер ноутбук и рюкзак, миновал металлоискатель, оставил отпечатки пальцев, позволил себя обнюхать милой псине, прошел в самолет, сел в знакомое кресло у окна, соседа у него не было, самолет летел наполовину пустым.

Перед тем, как подчиниться требованию и выключить электронные приборы, он еще раз нажал кнопку вызова и опять не пожелал оставить сообщение. Айша все равно увидит, что он звонил ей… сколько?.. да, одиннадцать раз в течение семидесяти минут.

Взвыли двигатели, самолет медленно покатил на стартовую позицию.

«Оставьте сообщение»…