— Помогай бог, Дмитрий Афанасьевич! — небрежно приподняв картуз, бросил Петр Ильич Полубаринов, поравнявшись с Томиными.

— Спасибо, благодетель, — скрежетнув зубами и не останавливая шага, ответил Дмитрий Томин. — Живоглот проклятый, забрался на чужую землю, да еще и насмехается!

Обоз с семенами остановился посредине поля. Земли эти еще недавно принадлежали Томиным, Алтыновым и другим беднякам. Их незаконно присоединил к своему наделу атаман Полубаринов.

Пока одни работники заправляли сеялку, другие уже начали боронить сразу в три следа, на шести лошадях. Крайней правил татарчонок Ахметка, круглый сирота, прибившийся в Казачьем Кочердыке. Следом пошла сеялка.

Коле не терпелось посмотреть, как работает это чудо-машина. Отец, разгадав желание сына, строго проговорил:

— Хватит глазеть и бездельничать, боронить надо.

Коля забрался на Буланку, отец взял лошадь под уздцы, провел несколько шагов, отпустил повод и сказал:

— Ну, с богом!

У Коли сразу куда делась былая уверенность. Его руки задрожали, сердце онемело.

Так скоро! Как ему хотелось, чтобы отец еще хоть несколько шагов прошел впереди.

— Правь ровнее! — крикнул отец.

Лошадь ежеминутно мотает головой, бьет ногами, хлещет хвостом. С противным писком несметная стая комаров облепила лицо мальчика. Он смахивает их, рвет за повод то правой, то левой рукой. Пот ест глаза. Кошомка сбилась, и острый хребет лошади больно давит и мозолит тело.

За бороноволоком потянулся зигзагообразный след.

— Тпру! — в отчаянье кричит Коля.

Буланка остановился. И тут же удар кнута ожег спину парнишки.

— Не разевай рот! — рассердился отец и, выйдя вперед, повел лошадь в поводу.

Горькие слезы застилают глаза мальчика.

— Перестань реветь, а то пешком домой отправлю, — сурово проговорил отец. — Лошадь не дергай, поводья отпусти, она без тебя прямее пойдет, внял?

Эти полдня показались Коле вечностью. Отец, не глядя на сына, все шагал и шагал по полю, методично взмахивая правой рукой.

Когда же мальчик слез с лошади, ноги подкосились и он опустился на землю. Ломит поясницу, горит искусанное комарами лицо, зудят руки. Еле вошел в избушку и замертво повалился на старый тулуп.

— Истомился мальчишка, — с жалостью проговорил дядя Леонтий.

— Зато знать будет, как хлеб насущный достается.

К концу недели Коля втянулся в работу и уже не чувствовал такой усталости, как в первый раз. Зажили и ссадины, при бороньбе не стала выбиваться кошомка.

Теперь после рабочего дня он вместе с ребятами играл дотемна в шаровки и чижика, гонялся за сусликами и тушканчиками.

В субботу, когда послышались звуки колокола, казаки поехали домой.

Отец был в хорошем настроении и всю дорогу мурлыкал себе под нос песню:

— Кольша, а ты что закручинился? Аль вспомнил, как я тебя учил боронить? Забудь, брат! Обозлился я на кровососов, а на тебе сорвал. Ну и славно мы поработали. Вот отпарим в баньке комариный зуд, завтра к обедне сходим, грехи замолим и снова в полюшко.

Много было у Коли развлечений и дел, но больше всего он любил проводить время с дедом. Афанасий Михайлович Томин слыл в поселке мастером на все руки. Кому надо сапоги стачать или полушубок сшить — идут к нему. Он сошьет так, что на людях показаться не стыдно. А телегу смастерит — не налюбуешься. Дуги и полозья так гнет, что даже из станицы заказы получает. Поломается молотилка или веялка, опять же к деду Афанасию — он исправит.

Только мало дает это ремесло. Богатеи за труд старика расплачиваются грошами, поселковое начальство считает, что Томин обязан работать на него бесплатно, ну а у сирот и вдов он сам не берет.

Летний, жаркий день.

Афанасий Михайлович сидит на своем складном стареньком стульчике, который привез со службы, тачает голенище сапога и тихо напевает:

Внук примостился рядом. Он усердно раскалывает колесики на тонкие плашки, заостряет их с одного края и колет на равные дольки. Получаются шпильки — сапожные гвозди.

Коле жарко, хочется на Казачье озерко, где сейчас ребятишки купаются до гусиной кожи, но он терпит, знает — пока не выполнит задание — не отпустят.

— Деда, расскажи про Стеньку Разина, — просит внук.

Старик вынул изо рта конец дратвы, заправленной в щетинку, украдкой улыбнулся в седую редкую бороду.

— Ишь чего захотел знать? Так и быть, расскажу. Давным-давно наши прапрадеды под барином жили. Лютый был барин, зверь-зверем. Томил он своих крестьян непосильным трудом, томил голодом, жаждой, зноем, до смерти забивал арапниками. Не вынес такого лиха народ, расправился с барином и подался на Дон. Прослышали, что там человек объявился, который за бедных заступается. Встретили Степана Тимофеевича и ходили с ним по Каспию в Персию, по Волге-матушке удалые песни распевали, бояр да помещиков громили. А за это один твой пращур от царя получил награду: веревочный галстук с перекладиной. Кто в живых остался, подались на реку Яик и начали казаковать. Слава у нас стала казачья, а жизня — собачья.

Старик умолк. Коле не терпится узнать, что было дальше, и он тихонечко трогает его за руку.

— Казаки служили царю-батюшке, на охране Руси стояли. Одним летом дедов наших по тревоге комендант крепости поднял, бабушки даже хлебы не успели из печей вынуть. Погрузили скарб на брички, посадили ребятишек и — в дальнюю дорогу. Недалеко от впадения Кочердыка в Тобол обоз остановился. Здесь срубили крепость и жилье. Не смирились Томины с собачьим житьем. И когда в Куртамыше объявился есаул Емельши Пугачева Иван Алферов, пошли они к нему, ударили челом, возьми, мол, нас к себе за правду биться. Под селом Кипелью супостаты одолели отряд Ивана Алферова, не дали ему соединиться с главным войском Емельяна Ивановича. Да и в штабе Пугачева измена вышла. Скрутили руки Ефиму Томину — и на перекладину. Серафим и Матвей Томины укрылись за Тоболом, в киргизских степях. Много лет они странствовали. Вернулись домой, и стали их прозывать степняками. Под корень наш род вырубили, а он вновь отрастал и плодился. Терпелив бог, да и его терпению конец приходит. Ниспошлет он нам нового защитника.

…Закончилась горячая пора — уборка урожая. Наступила осень, а вместе с нею подошло время начинать занятия в школах.

Афанасий Михайлович сидит на лавке у порога, чинит хомут. Коля вбежал в избу, бухнулся деду в ноги.

— Чего тебе? — строго спросил старик, а у самого молодо заблестели глаза: знал, чего надобно внуку, и ждал этой минуты.

— Отпусти, дедуся, в школу.

— Благословляю, внучек. Может, ученый человек из тебя выйдет.

Школа. Полная военная форма и шашка на боку, только деревянная. Изучение приемов рубки тоже на деревянном коне. Все казачата мечтают о всамделишных конях и шашках.

Домой Коля прибегал всегда веселым и радостным. Выучит уроки, усядется на подоконник, вырезает из бумаги всадников и приклеивает их к стеклу. Окно превращается в поле боя. Тут и шашками рубят, пиками колют, конями мнут супротивников.

За это, конечно, от матери получал нагоняй, но дед заступался.

Любил Коля читать вслух книжки. Залезут с дедом на печь, поставят светильник на брус, Коля читает, а старик слушает и чего-нибудь добавит от себя. Читать приходилось вполголоса, чтобы младших сестренок и братишек не разбудить. Проснутся — качай до полуночи.

Однажды мальчик смастерил маленькую молотилку. Все, как у настоящей, только из дерева. Колосья даже обмолачивала.

Дед похвалил внука и в награду подарил набор своего инструмента: