Дорогу к "экономической цели" мы проделывали пешком, назад возвращались на санях, взятых в селе. Реки еще не замерзли, и надо было пересечь мост у села Ширмиш. Там мы часто натыкались на засады. Когда передние сани приблизились к мосту, по ним открыли сильный огонь. Двое наших товарищей, хозяин саней и конь были убиты. Если бы засада пропустила первые сани, она уничтожила бы всю партизанскую колонну. Мы быстро организовали сопротивление. Восемь саней с хозяевами, в сопровождении, двух партизан отошли назад и отдалились от места. Мы открыли сильнейший огонь из автоматов по засаде. Отделение латвийцев убралось восвояси, и дальнейший путь на базу был свободным. На следующий день мы похоронили двух наших погибших товарищей на берегу озера.

Мы решили преподать урок латвийцам в Ольшево и охладить их воинственный пыл. Мы уже видели новое германское войсковое подразделение, с большой самоуверенностью и пылом стремящееся к действию. Но после получения нескольких чувствительных ударов, оно укрылось в укреплении городка, довольное, что его оставили в покое. Латвийцы из Ольшево также мешали нашим оперативным действиям в районе Свинцяна, и необходимо было полностью пресечь их действия как можно скорее. Для нападения на укрепленный городок требовалась большая сила, и существовала опасность немалых потерь. Потому необходимо было завлечь латвийцев в нашу засаду. Сделали мы это в оригинальном партизанском стиле. Три партизана из нашего отряда с ярко выраженной еврейской внешностью, зашли в село, отдаленное на 3 километра от Ольшево. Двигаясь от дома к дому, они с большим шумом отбирали у хозяев продукты и зимнюю одежду. Между собой они громко говорили на идиш. Оставшиеся в лесу 20 бойцов устроили засаду в роще между этим село и Ольшево, примерно, в полутора километрах от городка. Доносчики полиции Ольшево были во всех окружающих селах. По нашим расчетам, при виде евреев они, несомненно, тут же побегут в Ольшево — сообщить о партизанах в селе. Мы рассредоточились на участке в семьдесят метров вдоль дороги, в полутора километрах от городка, на небольшом бугре, выставили три пулемета "Дегтярёв", встретить достойно противника, который появится из Ольшево. Через некоторое время появился из села всадник, направлявшийся в Ольшево, проскакал мимо, никого из нас не заметив. За ним возникли еще двое, которым мы тоже дали пройти. Спустя полчаса из городка появилась колонна латвийцев, частью верхом, частью на санях. Я видел их приближающимися к нам, ибо был в передовом звене. Мы дали им проехать мимо. По плану пулеметы должны были открыть огонь, когда большая часть колоны будет в зоне огня из засады. Операция прошла точно по плану. Первым же залпом было поражено много латвийцев, оставшиеся в живых сбежали. Десять из них остались лежать мертвыми на дороге и в поле, раненые сумели скрыться. Наша группа в засаде была относительно мала по сравнению с латвийским подразделением, но мы все были вооружены автоматическим оружием — пулеметами и автоматами — сила нашего огня была огромной. Большинство же латвийцев было вооружено обычными винтовками. После такого разгрома латвийцы закрылись в городке, и их действия вне укреплений почти прекратились.

С началом зимнего наступления советской армии на всех фронтах, верховный штаб советского партизанского движения опубликовал приказ 16 декабря 1943, усилить боевые действия по выведению из строя железных дорог, являющихся главными артериями, питающими восточный фронт немцев. Сеть разбитых дорог на оккупированных территориях, погода, большие расстояния и боевые действия партизан почти совсем вывели из строя другие пути. Операция получила название "Зимний концерт", и целью ее было полностью отключить германские войска от источников постоянной тыловой поддержки. На выполнение этого приказа были брошены все силы литовского партизанского движения и, в том числе, соединения "Вильнюс" — с целью вывести из строя железнодорожную ветку Вильно-Двинск. Советские войска готовились прорвать блокаду Ленинграда, и эта колея была главным источником снабжения германских войск на этом фронте.

К концу декабря мы снова вышли на минирование этой железнодорожной линии, и нам было дано задание взорвать ее во многих местах, насколько это возможно, малыми зарядами взрывчатки, нанести ущерб самой колее и мостам, более, чем самим поездам, чтобы нарушить всё движение. Со мной в группе был Борис Йохай, на счету которого было шесть взорванных поездов. Командиром был Урбановичус, с которым я действовал в прошлом. На этот раз мы приблизились к железной дороге на двух санях, взятых в дальнем селе. Сани оставили в километре от колеи, и пошли к ней пешком. Немцы усилили охрану. Через каждые 600 метров пути сидели в бункере солдаты, кроме охраны, патрулирующей вдоль железнодорожной колеи. И несмотря на все это. Мы решили подорвать поезд вместе с полотном. Нам удалось заложить мину, и не успели мы удалиться на 200 метров, как услышали взрыв. Через несколько дней нам стало известно, что ущерб был, по сути, нулевым. Кроме замедления движения поездов, немцы начали ставить перед локомотивом два вагона, нагруженных песком и камнями. При взрыве с рельс сходили два этих вагона, а локомотив оставался невредимым. Следовало искать выход из создавшегося положения, найти новые способы подрыва поездов.

Урбановичус решил вводить в действие заложенную мину при помощи дистанционного электрического взрывателя. Его не было с нами, и мне вместе с Ванюшкой Курским было дано задание — вернуться в леса Нарочь, и привезти необходимое оборудование. Остальные члены звена ждали нас поблизости от Линтопа.

Мы выехали на легких санях, рассчитывая за одну ночь добраться до района Нарочь. Ночи были длинными, в нашем распоряжении были 13–14 часов темноты. На рассвете мы еще были в десяти километрах от территории, которая была под контролем партизан. Решили продолжать путь при свете дня, несмотря на опасность, но и остановиться в пути тоже было опасно. Мы благополучно добрались до базы.

После двух суток пребывания на базе, мы направились в обратный путь, везя электрические взрыватели, батареи, электрический и бикфордов шнуры, и еще два заряда взрывчатки. Покинули базу после полудня, чтобы проехать территорию, контролируемую партизанами, при свете дня, и добраться к нашим товарищам в Линтопе в течение ночи. Ехали мы быстро и поздно вечером приблизились к главной дороге Константинов-Камай. Поднялись на дорогу, по которой надо было преодолеть два километра и снова съехать на боковую проселочную дорогу, идущую в Линтоп. Из-за густого снега, падающего в последние дни, на дороге была лишь одна проложенная колея для саней. Ночь была темной, видимость была всего на несколько метров. Внезапно наши сани остановились. Я соскочил в снег и увидел, что на той же колее напротив нас стоят сани. Две лошади стояли друг против друга. Я взвел автомат и крикнул по-русски: "Стой! Кто там?!" На фоне белого снега выделялись фигуры, которые соскочили с саней и залегли. Я крикнул: "Поднять руки и двигаться ко мне!" Фигуры встали одна за другой и двинулись ко мне. Передо мной стояло пять литовских полицаев в черных своих мундирах, очевидно, не различивших, что нас только двое, и подумавших, что наткнулись на большой партизанский отряд, Я приказал им лечь рядом друг с другом, лицом в снег, чтобы они не видели, что нас всего двое. Стоял с автоматом наизготовку, а Ванюшка Курский переходил от одного полицая к другому, собрал пять винтовок, гранаты, снял поясные ремни.

Полицаи ехали в двух больших санях, в которых лежали большие запакованные тюки с неизвестным грузом. Мы решили вернуться с пленными на базу, развернулись, уложили всех пятерых на одну из саней, привязали одного к другому поясами, сняли с них обувь, чтобы лишить их возможности сбежать. Дорога назад была более медленной. Но, к утру, мы уже были на партизанской территории, и там вздохнули с облегчением.

На базе удостоились похвал со всех сторон. Полицаев допросили. Четверо были молодыми парнями, которые пошли в полицию, чтобы не быть посланными на работу в Германию. Пятый был старше, и много лет служил в полиции независимой Литвы.