Томасу Вуду не нужно было вглядываться в бумагу или литеры: он слишком хорошо их знал. Вуд почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке. Он повертел бумагу в свете свечи, затем вытащил ювелирную лупу из ящика и по очереди поднес к глазам бумагу и литеры, одну за другой.

Шекспир молча наблюдал. Кэтрин принесла две кружки вина. Когда она уходила, Шекспир проследил за ней взглядом. Она со спокойной грацией подошла к двери и беззвучно закрыла ее за собой. Наконец Томас Вуд отложил лупу.

Шекспир вытащил газетный листок.

— А еще вот это, — сказал он. — Это могло быть отпечатано на той же бумаге и на том же прессе?

Вуд взглянул на газету.

— Что скажете, господин Вуд?

Вуд медленно кивнул.

— Я много могу рассказать вам об этой бумаге и литерах, господин Шекспир. Можно спросить, откуда они у вас?

— Это часть расследования одного весьма тяжкого уголовного преступления. Это все, что я могу вам рассказать. А вот газетный листок был куплен у уличного торговца.

Вуд отодвинул газету в сторону.

— Что ж, связи нет. Эта газета отпечатана на плохой бумаге, но с уверенностью могу сказать, что это другая бумага и другой пресс, нежели в случае с первым обрывком и литерами.

— Тогда расскажите мне об этом обрывке бумаги.

Вуд поднял клочок так, чтобы им обоим он был хорошо виден.

— Во-первых, плохое качество бумаги и очень плохая печать. Смотрите, какой у бумаги коричневый оттенок и сколько пятен. При изготовлении этой бумаги использовали грязную воду. Я почти уверен, что ее сделали в мастерской, расположенной за городом ниже по течению. Производство бумаги нуждается в большом количестве очень чистой воды, вот почему бумажные мастерские всегда строятся до прохождения реки через город, где в воду сбрасывается много нечистот, а движение судов на реке поднимает со дна ил. Грязная вода оставляет на бумаге именно такой коричневый оттенок. Другое требование к производству бумаги — тряпье хорошего качества, которое, как вы, возможно, знаете, является сырьем для нашей индустрии. Хорошее тряпье достать трудно, вот почему многие из нас давно ищут альтернативные материалы для производства. Но пока в нашем распоряжении только тряпье. Знаете, у того, кто изготовил эту бумагу, не было возможности приобрести хорошее сырье. Конечно, это наводит на мысль, что этот производитель бумаги или плохо справляется с работой, или, что, вероятнее всего, он занимается производством бумаги незаконно, используя то, что под рукой.

Шекспир в нетерпении забарабанил пальцами по столу и строго посмотрел на Вуда. Неужели этот человек держит его за дурака? Шекспир начинал терять терпение. Сначала эта девчонка посмеялась над ним, а теперь еще и он.

— Очень может быть.

Если Вуд и заметил взгляд Шекспира, то не подал виду, и продолжил:

— Теперь рассмотрим оттиски букв на этой бумаге. Они соответствуют той подборке литер, что вы принесли. Это старые, изношенные литеры, поэтому качество печати оставляет желать лучшего. Некоторые литеры в таком ужасном состоянии, что, например, невозможно отличить «В» от «Б». Литеры делаются из мягкого металла и быстро изнашиваются, и серьезные печатники, такие как Плантен из Антверпена, представителем которого я являюсь, постоянно их меняют. Зачастую сложно достать нужное количество литер, да и стоят они недешево. Использование таких старых, изношенных литер лишь усиливает подозрение, что этот листок был напечатан незаконно. Более того, у нас здесь подборка шрифтов из литер, отливаемых в разных мастерских Европы. Видите этот прямой шрифт? Эти литеры из Руана и часто встречаются в Англии. Но они перемешаны с другими, такими как этот готический шрифт, литеры которого, я уверен, привезены из Базеля. Ни один печатник не будет использовать эти литеры в одной строчке, только в тех случаях, когда у него нет выбора. Думаете, это единственная странность, сочетание готического шрифта с романским прямым? Нет, изначально эти литеры были сделаны для шрифтов разного размера, и их пришлось подпиливать, подгоняя под размер, — весьма трудоемкая и отнимающая много времени работа. Есть здесь и другие шрифты, некоторые из Италии. Странная подборка, господин Шекспир, словно сметки с пола печатника.

Шекспир глотнул вина. Вино было великолепным. Было очевидно, что Томас Вуд обладал не только большим богатством, но и отменным вкусом. Но, к сожалению, он еще и лукавил.

— Не могли бы вы тогда предположить, кто мог отпечатать это?

Томас Вуд изящными пальцами сжал тронутые сединой виски. Казалось, он погрузился в размышления о том, кто мог сделать эту бумагу или кто отпечатал листок. Но правда была в том, что он знал ответы на эти вопросы: это он снабдил печатника литерами и прессом, а бумагу сделал старый монах Птоломей в мастерской на Темзе неподалеку от Виндзора. Кто еще мог изготовить бумагу такого плохого качества?

Наконец Вуд вздохнул и покачал головой.

— Это все, что я могу сказать с уверенностью, господин Шекспир. Печать была произведена на нелегальном станке. Я бы рискнул предположить, что это передвижной пресс, который, когда нужно, можно перемещать из одного укромного места в другое, пресс можно спрятать под стогом сена или под парусиной во время перевозки. А бумага, вероятно, была сделана рядом с городом, на Темзе или на Медуэй, — реке, расположенной неподалеку от Лондона. Вряд ли кто-то повезет такой плохой товар издалека, каким бы дурным не было бы его намерение. Это все, что я могу сказать. Эта бумага не имеет отношения ни к кому из производителей бумаги или печатников, получивших лицензию от Тайного совета через Компанию книгоиздателей. — Он вздохнул и посмотрел Шекспиру прямо в глаза. — Я приношу свои извинения за то, что не могу рассказать вам больше, но надеюсь, что мой рассказ был вам небесполезен.

Шекспир промолчал. Он сурово взглянул на Вуда. Джон не верил ни единому слову, сказанному этим человеком. Вуд лгал и делал это весьма неумело. Шекспир заговорил резким тоном.

— Вы, должно быть, встречаетесь со множеством печатников, господин Вуд.

У Вуда зашлось сердце. Он вдруг осознал, что не справился со своим заданием. Его подозревали, но в чем? Этот человек не доверял ему, и это было опасно. Он поднялся и подошел к очагу, чтобы притушить огонь.

— Господин Шекспир, я горжусь тем, что знаю всех легальных печатников в Лондоне и ближайших графствах. Уверяю вас, никто из них не имеет отношения к подобной низкопробной работе. Вы уверены, что это отпечатано здесь, в Англии, а не привезено каким-нибудь книготорговцем контрабандным способом? — Вуд почувствовал, что у него на лбу выступил пот. Не годился он на роль мученика и не хотел умирать за свою религию, как намеревались другие. Вуд был сыном успешного печатника и настолько хорошо овладел печатным делом, что даже превзошел своего отца. Если не считать католичества, то государству он был интересен не более другого такого же богатого торговца в этом многолюдном городе. Все же здесь, в этом доме, в непосредственной близости от человека Уолсингема, который мог любого допросить с пристрастием и отправить его в пыточную, прятались два католических священника. Если их найдут, то его семья разделит с ними их участь.

Сначала он всячески избегал разговора с Херриком, чтобы попросить его уйти, опасаясь его реакции. Но в конце концов этим утром после завтрака он подошел к нему для разговора. Вуд объяснил, что боится за безопасность своих детей. Херрик лишь пожал плечами, улыбнулся и согласился, что ему действительно пора уходить. Он сказал, что благодарен Вуду, что тот позволил ему пожить здесь и что завтра его здесь уже не будет. Для Коттона эта ночь в доме Вуда тоже была последней. Он нашел новое убежище у одной знатной леди, которая хотела, чтобы с ней под одной крышей постоянно проживал священник. В каком-то смысле Коттон доставлял Вуду больше беспокойства, чем Херрик; он так жаждал мученической смерти, словно земная жизнь по сравнению с загробной ничего для него не значила. Вуд не понимал этого. Он бы все отдал ради возвращения Маргарет в этот мир.