Оставалось подготовить мизансцену. Уннер тихонько выскользнула из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Она сообщила, что Ингольв уже собрался наверх.

Услышав шаги мужа (чеканит шаг, как на плацу!), я глубоко вздохнула и завизжала. Кстати пришелся опыт игр в пиратов с братьями, когда меня заставляли залезать на дерево и оттуда вопить, изображая впередсмотрящего…

Никакого риска: едва ли на мой крик явится свекор, а уж тем более слуги — Сольвейг слишком меня не любит, Сигурд редко ночует один, а Уннер строго-настрого велено не вмешиваться.

Спустя минуту дверь распахнулась, и я бросилась мужу на шею, бессвязно бормоча:

— Прости, прости, я не должна была кричать! Я просто перепугалась. Перепугалась… Ох, прости…

Я кивнула на постель, где восседал здоровенный паук (выловленный горничной в кладовой), и, всхлипывая, умоляла избавить меня от этого исчадия Локи.

Боюсь, я переигрывала, но какой мужчина в силах думать о достоверности, когда к нему прижимается полуобнаженная женщина, а за ее спиной виднеется гостеприимная кровать? К тому же принято считать, что даже самая спокойная и отважная дама при виде мышки или паучка впадает в панику. Зачем развеивать это удобное заблуждение?

Разумеется, вскоре страшный враг был повергнут, слабая женщина в моем лице защищена и утешена, а примирение состоялось как-то незаметно и естественно…

Следующие две недели не ознаменовались ничем примечательным. Разве что разговор с Утером заслуживал некоторого внимания.

Утер выбрал момент, когда Ингольва не было дома, и постучал в «Уртехюс». При виде меня он вытянулся по струнке, изображая недалекого вояку.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, — гостеприимно предложила я, с радостью отвлекаясь от подсчета склянок с ингредиентами.

Он жестом отказался, и я вопросительно взглянула на него.

— Здравствуйте. Доктор. Сухожилие. Отставка, — исчерпывающе объяснил Утер, кивая на раненую руку, все еще покоящуюся на повязке.

— Как жаль! — я искренне огорчилась.

Выходит, ему пришлось расплачиваться за мою глупость и самонадеянность в истории с господином Гюннаром.

— Я уверена, Ингольв назначит вам хорошую пенсию.

Утер кивнул, видимо, нисколько в этом не сомневаясь. Чего у мужа не отнять, так это заботы о своих людях. В сердцах он может нагрубить или наорать, но никогда не оставит подчиненного без помощи.

Беспокойство, легко читаемое в исходящем от Утера горьковатом аромате горчицы и маринованного лука, видимо, имело совсем иную причину.

— Сбережения. Пенсия. Хватит, — подтвердил Утер, и я вздохнула с облегчением. Он тем временем продолжил: — Сын. Вместо меня.

— У вас есть сын?!

Я даже не подозревала, что у него есть семья!

— Трое. Младший.

— Вы прочите вашего младшего сына на место ординарца Ингольва? — переварив его слова, уточнила я.

Утер молча кивнул.

— Вы хотите, чтобы я уговорила мужа?

Он снова кивнул, и от него повеяло нежным-нежным благоуханием весеннего сада. Так пахнет надежда — едва уловимый аромат распускающихся почек.

— Разумеется, я поговорю с мужем! — заверила я…

Слава Тюру, покровителю справедливости, муж не стал упрямиться, и осчастливленный ординарец вскоре убыл в родной поселок…

Следующие дни в доме царили лад и взаимопонимание. Свекор затеял генеральную уборку, поэтому слуги прилежно трудились, а Ингольв старался появляться как можно реже.

Я же с самого утра сбегала в «Уртехюс» и обреталась этом личном убежище до самого вечера. Множество посетителей не давало скучать, заставляя бегать между лабораторией и приемной, как белка в колесе.

Пожалуй, среди многочисленных гостей мне особо запомнились повторный визит госпожи Ундисы и некая дама, посетившая меня с весьма своеобразной просьбой.

Впрочем, обо всем по порядку…

Я возилась с помадой, которая никак не желала принимать задуманный оттенок, когда на пороге появилась расфуфыренная особа, в которой мне почудилось что-то смутно знакомое.

Внешне она напоминала безе: вспушенные и высоко поднятые белесые волосы походили на взбитые белки, кружевное платье пенилось вокруг аппетитной пышной фигурки. Гостью окутывал аромат ванили, молока с медом и булочек с корицей, но сквозь эту благоуханную вуаль пробивалась противная нота подгнившего картофеля.

— Мне нужно, чтобы мужчина потерял голову! И чтобы он был неутомим! — громко заявила она прямо с порога, даже не поздоровавшись.

Голос ее — колоратурное сопрано — звучал превосходно, а вот смысл сказанного и поведение… Несомненно, в ее знании правил приличия зиял большущий пробел.

— Здравствуйте! — чужая невежливость мою не оправдывает! — Прощу прощения за нескромный вопрос, но вы замужем?

Я выразительно взглянула на ее руку, отягощенную тремя массивными кольцами. Обручального среди них не наблюдалось.

— А какое это имеет значение?! — презрительно вздернув подбородок, спросила она. — У вас есть товар, я хочу его купить. Вот и продавайте!

— Значит, нет…

Каюсь, эта вульгарная особа мне попросту не понравилась. Быть может, у аромага не должно быть симпатий и антипатий, но…

Я сладко-сладко улыбнулась.

— Боюсь, в таком случае я не смогу вам помочь, барышня, — я намеренно выделила последнее слово. Для незамужней девушки просить подобное средство — моветон! — Для этого потребуется согласие вашего… хм, возлюбленного и предписание врача.

Откровенно говоря, закон не столь строг к подобным зельям, как я пыталась представить. Письменные заявления и кавалера, и дамы, требуются лишь для опасных средств вроде шпанских мушек (которыми я, кстати сказать, не торгую). Однако это был удачный предлог для отказа.

Она еще некоторое время тщетно меня уговаривала, все повышая цену, пока я не выдержала:

— Извините, но я ничего не продаю из-под полы. Мое решение окончательное. Всего доброго!

Фразы выходили рубленые, потому что у меня разболелась голова от удушливой сладости ее духов.

Дама фыркнула и удалилась, гневно заявив напоследок:

— Ноги моей больше тут не будет!

Оставалось только пожать плечами в ответ. Настроение мне эта бесцеремонная особа испортила напрочь.

Пожалуй, нужно сделать подушечки от моли — мягкий успокаивающий аромат лаванды должен подействовать на меня благотворно…

Ее привозят с юга Мидгарда, из тех самых мест, откуда я родом. Тонкое благоухание воскрешает в памяти просторный дом бабушки и деда, стоящий на холме посреди лавандовых полей. Помню, как бабушка учила меня аккуратно обламывать сухие стебельки и наполнять соцветиями мешочки, на которых заранее вышивала руну альгиз — защита, а дедушка над ней подтрунивал и говорил, что лучше не морочить голову и взять нафталиновые шарики. Бабуля, конечно, негодовала: «Чего еще ждать от аптекаря?», но улыбалась…

Воспоминания мягкой пуховой шалью укутали душу.

Вскоре я успокоилась и уже с улыбкой думала о том, что в последнее время разнообразные «любовные зелья» пользуются спросом…

Следующий день выдался суетливым.

С самого утра примчалась мамочка с малышом, которому она додумалась дать «взрослое» лекарство, а потом спохватилась и перепугалась. Далее прыщавый юноша, которому требовалось не столько лечение, сколько утешение. Затем гнусавая старая дева с просьбой как-нибудь успокоить ее обожаемую дымчатую кошку, которая, мол, «плакала и жаловалась от боли, бедняжка»…

С нерадивой мамашей пришлось провести воспитательную беседу. Дети и старики очень восприимчивы, поэтому далеко не все эфирные масла для них годятся, а подходящие следует брать в минимальной дозировке. К счастью, чадо нисколько не пострадало, так как «лекарство» оказалось безобидной лавандовой водой.

Юноша получил порцию сочувствия, а также мазь с оксидом цинка и маслом чайного дерева (подобные средства всегда пользуются спросом, поэтому я обязательно держу запас).

Ну а даме я как можно мягче и деликатнее сообщила, что кошечка просто требовала внимания кота. Ее нужно отпустить погулять или успокоить настойкой валерианы, причем первое предпочтительнее. Владелица несчастного животного оскорбленно заявила, что: «Моя Асгердис не такая!» и высказала много нелестного, прежде чем, наконец, удалиться…