Ваше письмо тем более волнует меня, что в нем есть вопросы, вопросы, обращенные ко мне, касающиеся ваших снов и призванные сотворить из меня настоящего оракула. Стать таковым для утонченной — редкость в наши сумасшедшие и чересчур торопливые дни — дамы в пору цветения, как кокетливо и верно отметили вы в запросе, это больше чем честь. Удовольствие. Вы говорите, что любите читать на ночь страницу-другую Маркеса и иногда что-то из других испанцев. Честное слово, редко когда я испытывал удовольствие от того, что составляю персональный толкователь сна такому умному и начитанному человеку, как вы…

Вы говорите, вам снился петух. Позвольте мне, не из лености, а просто для того, чтобы лишний раз испытать чувство удовольствия от прочтения вашего письма, его простого, безыскусного, и в то же время прекрасного, как речи латинян, слога, процитировать этот фрагмент вашего письма.

Вы пишете: “…в комнату, набитую нечистотами, омерзительными испражнениями, с адскими рисунками на стенах, втолкнули и меня. Стоя посреди этого ада, заломив руки, я вновь чувствовала себя напуганной 17-летней девушкой, оказавшейся в спальне похотливого старца. Вдруг посреди нечистот мелькнуло, медленно, но в то же время мелькнуло, вы же понимаете, так только во сне бывает (о, еще как понимаю! — прим. В. Л.), что-то яркое… Пестрое… Петух! Это было так поразительно, так великолепно! Птица, очень яркая, гордо бродила посреди комнаты с нечистотами и, не обращая на них никакого внимания, гордо пела песню. Чему? Может быть, рассвету, неумолимо наступавшему на нас испо…”

Мария, для начала давайте вспомним, что значит петух, увиденный во сне. Это, во-первых, слава, причем не какая-то провинциальная приземленная известность, а слава настоящая, подлинная, безжалостная, великая, всемирная… Не спешите радоваться! Ведь слава пожирает нас, как тигр… Потому второе толкование сна с петухом означает: берегись этой славы. Увернись от нее, как тореадор от рогов разъяренного быка, в последнем усилии метнувшего свое тело, как копье, в яркий наряд этого странного человека. Поэтому, как ваш личный астролог, я рекомендую: завтра и послезавтра вам не стоит предпринимать ничего, чтобы повлекло… Также воздержитесь от жареного и сладкого… Касательно же спальни старца, которую вы увидели в комнате вашего сна, могу сказать, что…

С уважением, сотрудник астрологической службы “Опиния”, Маг Второго Круга, магистр Академии Солнца, обладатель официальной лицензии толкователя снов (номер 453473937, Регистрационная Палата РМ), Владимир Лоринков».

Офигеть. Два. Сразу два. У него выросли два зуба. Снизу, острые, маленькие и белые. Это типа чтобы быть как зайка? Зайка-бибигайка. Блин, а я снова обессилел, потому что спит он теперь на диване со мной. Опытным путем выяснено: проще положить оглоеда на подушку на ногах и покачивать, когда он ночью заноет, чем бегать каждые) полчаса в его комнату.

Возле березы прыгает белка, и Матвей с криком «эгек» рвется к ней из коляски. Вот если бы ты еще и ходить умел. Ох ты, Господи. Скорей бы уж вырос. На завод, на завод! Первую зарплату принесешь папаше, а дальше хоть трава не расти.

Вообще-то я уже три дня как должен быть на работе. Только мне почему-то не хочется. Поэтому я, ритмично дыша, бегаю в парке с летней коляской, в которой примостился Матвей — засыпает он, видите ли, только если развить большую скорость — кормлю его тут же, в парке, пеленаю в парке, купаю в еще прохладном, зато весеннем ручье да стараюсь не отвечать на вызовы мобильного телефона. Правда, этот все же приходится принять.

— Братан, Вован, здорово!

— Здорово, братан, — присаживаюсь я на корточки, ведь если уж выдерживать стилистику общения, то до конца, мне бы еще спортивный костюм.

— Братан, как дела?

— Все оки, братан.

Нет, как это ни смешно, но разговариваю я вовсе не со своим двоюродным братом, который бандит и который два месяца тормошит меня, чтобы я помог ему получить визу в Испанию. Судя по его намекам, там нужно кого-то зарезать и потом снова скрываться в Молдавии. Нет, это не брат. Звонит мой выпускающий редактор, явно недоигравший в детстве в казаков-разбой-ников, и поэтому усыпающий речь «братанами» и ласково говорящий на планерках редакции в составе пяти-шести теток и одного меня — «здорово, бригада».

— Когда возвращаешься?

— Знаешь, — я не подготовлен, поэтому говорю коряво, — не знаю…

— В смысле? — хихикает он.

— В том смысле, — вдруг ни с того ни с сего говорю я, — что я не возвращаюсь.

— Что? — кротко спрашивает он.

— То, — кротко отвечаю я.

Я напуган не меньше его. Потому что ничего такого говорить не собирался.

— Что это на тебя нашло? — зло спрашивает он.

— Понимаешь, — Матвей ползает по траве, и, чтобы следить за ним, я привстаю, отчего у меня кружится голова, — надоело.

— Что?

— Ну, — выдыхаю я, и пускаюсь в объяснения, — меня затрахало все это, понимаешь. Надоело. Выхожу из игры.

— Ты здоров?

— Конечно. Не делайте из меня психа. Мне надоело.

— Ну а чем заниматься будешь?

— Да ничем.

— Слушай. Давай еще раз. Здорово, братан.

— Здорово, братан. Я ухожу.

— Ну объясни.

— Ох, — я снова вздыхаю, блин, я только и делаю, что вздыхаю, — боюсь, ты будешь смеяться, но… Я не хочу больше этим заниматься. Не хочу звонить тетке, семья которой сгорела в авиакатастрофе час назад, вся гребанная семья, сын, внук и невестка, и вымогать у нее фотографии покойников. Не хочу курить возле озера, пока оттуда вытаскивают жмурика, которого снимут для хроники. Не хочу брать бабла у экс-премьеров за интервью и делиться этим баблом с тобой тоже не хочу. Не хочу суеты, не хочу людей. Не хочу всего этого дерьма. Вот так. Извини, что невнятно, но…

— А теперь еще раз, — сухо говорит он, — и правду.

— Ок, — смеюсь я, — ладно. И правда неубедительно. Брось палочку!

— Что?!

— Да я не тебе, сыну!

— А-а-а-а. Как он, в норме?

— Ага, только вчера, предста…

— Ну так что с объяснениями?

— Я, — пытаюсь ответить прежде всего себе, — не хочу возвращаться на работу по той же причине, по которой бросил курить. У сына некурящего меньше шансов задымить, понимаешь?

— Нет.

— Ладно. Другой момент. Мне просто мало денег. Это говенная работа, я у тебя не заработаю столько денег, сколько нужно для ребенка.

— Раньше хватало.

— Нет, не хватало. Просто я живу на то большущее пособие да на два рассказа, которые у меня один журнал в Москве с перепугу купил…

— …да на те семь штук, что ты позавчера из Васи Гарабы вытащил за то, что разгромная статья не вышла. Как ты хотел ее назвать? «Испанские конкистадоры продолжают уничтожать аборигенов. Только теперь в Молдавии». Так?

— Вижу профессионала, — смеюсь я.

— Надо бы поделиться, — мягко говорит он.

— Хер тебе, — отрезаю я.

— Теперь вижу, что ты и правда не собираешься возвращаться.

Да, мы оба это понимаем. Если бы я возвращался, то непременно бы откатил. Как залог того, что и в дальнейшем смогу заниматься подобного рода вещами. Нет отката — нет возможностей. Голый Матвей на руках подползает к сосне и начинает грызть ее. Бобер, бля. Выглядит это так смешно, что я прыскаю. Настроение отличное. Чего уж там.

Я ухмыляюсь до ушей.

Оттащив Матвея от сосны, я умудряюсь впихнуть его в коляску и бегу вокруг озера. На третьем круге он, укачиваемый тряской, засыпает. Сползает в угол сиденья, и я укрываю (его легкой накидкой из шерсти верблюда. Дорогущая фигня за сто баксов. Удивительно, как считаешь деньги после того как тебе на спину, то есть в коляску, но на самом-то деле какая разница, садится оглоед с двумя маленькими белыми точками на десне. Типа зубы. Снова звонок.

— Послушай, — снова мягко, наверное, в фильме «Бригада» такую интонацию подслушал, внушает мне выпускающий, — тебе могут простить, если ты свалишь по болезни. Из-за денег. Ладно, хер с ним, по твоим так называемым идеологическим мотивам, в конце концов. Но в любом случае, уходя, нужно закрыть все вопросы.