Центр изучения региональной экономики размещался в двухэтажном кирпичном доме дореволюционной постройки. Фонд отремонтировал дом, и сейчас он радовал глаз игрой теней на фигурной кладке фасада, арками окон, тяжёлыми дубовыми дверями, зелёной металлочерепицей.

Женщина пенсионного вида в холле вежливо поинтересовалась у Пивнева, к кому именно он направляется, и по широкой лестнице с коваными перилами он поднялся на второй этаж.

В маленькой комнате за кабинетом стол уже был накрыт. Белая скатерть, бело-cиняя посуда с позолотой.

– Как проходит работа?

Пивнев не мог отделаться ничего не значащими словами.

– Если коротко… Нашу модель вы хорошо знаете. Мы были ограничены вычислительными возможностями и недостатком эмпирического материала по многим звеньям. Мощность компьютера Иулы, если коробочку для перстня называть компьютером, невообразима. Кроме того, у неё работающая модель для близкой по многим параметрам к Земле планеты. Всё это мы и пытаемся скрестить.

– Иула – физик?

– Я тоже пытался это понять. Что-то вроде прикладного математика, но не совсем. Предполагается, что она способна участвовать в решении любых естественнонаучных проблем. Но голова у неё хорошая. Мыслит быстро и чётко.

– Ты знаешь, как нелегко общаться с представителями других научных школ. Термины, разные подходы. Как вы находите общий язык?

– Сначала было очень тяжело. Сразу договорились, что символику будем применять нашу. Но у них другие степени обобщения и потребовалось время, пока я начал её хоть как-то понимать. Сейчас мы задумали совместную работу. «Описание процессов». На примере механики сплошных сред показать наши и их подходы. А вообще я чувствую себя как Курчатов, которому КГБ принесло ворованные чертежи. Немного не по себе.

– Как я понимаю, в той работе двигались по лабиринту со множеством развилок. У нас страна истощена жестокой войной, и не было ресурсов и времени… нырять в каждый поворот. С другой стороны, первое, что потребовал Курчатов – двадцать московских прописок для людей по его выбору. Так вот, если бы эту двадцатку поселить в Лос-Аламосе, они бы сделали не хуже, чем Оппенгеймер и Ферми. Главное в другом. Если бы материалы Фукса попали в руки не Курчатова и Харитона, а… можешь сам подставить фамилии некоторых «организаторов науки», бомбы у нас не было бы никогда. Если контакты продолжатся, мы ещё долго будем младшими партнерами. От нас требуется способность сотрудничать и воспринимать. Ты один из полигонов, где это проверяется и отрабатывается. У тебя получается. Чай, кофе?

– Сергей Николаевич, давно хотел спросить, чем занимается ваш центр.

– Ты знаешь, у нас всегда было презрительное отношение к болтовне, которая называется общественными науками. Хотя общество – сложная система, посложней тех, что мы изучали. Когда начались перестройка и гласность, я, как и многие, заинтересовался этим кругом проблем. Сначала мне казалось, напишу дифференциальные уравнения и сразу отвечу на все вопросы, что волнуют экономистов. Когда вник немного, понял, что и до меня неглупые люди и неплохие математики размышляли над всем этим. Начал серьёзно заниматься. Писать в свободное время. Получил диплом канадского университета по экономике. Пришлось даже защититься у нас, чтобы войти в систему. Настоящую школу это не заменит… да где у нас эта школа.

А в центре: социология, маркетинговые исследования, помощь в составлении бизнес-планов, оценка недвижимости. Молодежь наша занимается. К нам привыкли, есть имя, хватает на жизнедеятельность. Кстати, вспомнил… Как-то в докладе секретарь парткома провозгласил: «такие-то завоевали себе имя в мировой науке». А Исаак мне говорит: «Имя-то у меня есть, да фамилия подвела». Жаль, нет его с нами. Вот с кем я бы наругался всласть на экономические темы.

А у меня ниша – консультирование, «консалтинг» по нынешней терминологии. В местных, региональных масштабах. Очень увлекательно, но всего не охватишь, пришлось ограничить себя некой областью. На рынке консалтинга крутятся большие деньги. Но и конкуренция соответствующая. Ты знаешь, деньги зарабатываю неплохие, могу молодых поддержать. И, потом, мне интересно. В форме держит. Кураж, опять-таки. Приходится следить за ситуацией, много читать, Интернет, газеты. А так сидел бы я в президиумах корифеем районного масштаба. Ты газет по-прежнему не читаешь?

– Нет.

– Кеша, я оторвал тебя от дел и пригласил сюда, хотя мог просто приехать в институт. У меня не поговоришь, а тебе при ремонте наверняка насовали микрофонов и камер, а мне не хотелось бы, чтобы нас слушали. Я хочу рассказать, что именно вычитал в газетах и Сети. После самого первого телевизионного сообщения о пришельцах я пытаюсь понять реакцию Земли. Ты знаешь основные идеи, которые проповедует Друнг. О хрупкости и ценности жизни на планете и о разумной жизни как высшей ценности. О противоречии между глобальностью проблем и разрозненностью усилий на Земле. О единстве миров разума. Эти мысли не вызывают особого интереса у простых людей. Пришельцы их скорее разочаровали, уж очень всё отличается от Голливуда. Правда, антиглобалисты возбудились, у них появился ещё один враг. Интеллектуалам эти идеи ПВЦ кажутся слишком тривиальными.

Ну, а власти, основные игроки, быстро потеряли интерес к ПВЦ. Использовать их в своих интересах никому не удаётся, получить от них что-то – тоже. Возможно, идёт вялая подковёрная борьба за контроль над будущей связью с Вардеманом. Особой опасности от них не ожидают. Единственное, что остаётся президентам и премьерам – постараться сфотографироваться с Друнгом и показаться на экране. Некоторым правительствам, в том числе и нашему, ПВЦ идейно чужды. Но это не имеет значения. Информационные возможности ПВЦ ограничены. Бизнес сначала настороженно затих, но быстро понял, что ничего не происходит, и успокоился. Так продолжалось до прошлой недели.