– Юра, не стану спорить. Но я в этих идеях никакого конца света не усматриваю. Доспорим в следующий раз.

Когда Пивнев вошёл в рабочую комнату, дисплей висел в воздухе, и Иула работала с Гиматуллиным. Он поздоровался, и Иула сдержанно кивнула. На мгновенье неприятное чувство – не то ревность, не то горечь – кольнуло где-то в районе солнечного сплетения. На столе перед креслом, которое он обычно занимал, лежал листок с планом на неделю и птичками против выполненных позиций. Работа движется.

Алик приподнялся, чтобы уступить место шефу, но Пивнев остановил его.

– Продолжайте работать, а я послушаю со стороны. Может, получится свежий взгляд.

Иногда он был не согласен, и ему хотелось вмешаться. Но сдерживался и только делал пометки в блокноте.

В рабочую комнату заглянул начальник службы безопасности. До сих пор он никогда подобного не делал.

– Здравствуйте. Иннокентий Васильевич, извините, – сказал он с непроницаемым лицом, – можно вас на два слова?

Пивнев вышел к нему в приёмную.

– Профессор Смирнов убит.

– Когда, где и как? – спросил Пивнев тусклым голосом.

– У себя в загородном доме, предположительно, в 9 вечера, застрелен. Сейф вскрыт. Был дома один. Его жена у дочки в Москве. Сейчас в доме работает следственная бригада. Тело отвезли в морг. Жена извещена.

Гроб выставили в конференц-зале института. Гроб дорогой, из лакированного дерева, с откидной крышкой и бронзовыми ручками. Студентов университета из-за каникул было немного. Старенькие учёные из университета стояли вперемежку с молодыми сотрудниками банков.

Дочь Смирновых Ирина попросила Пивнева не отходить от Антонины Петровны. Внезапность беды совсем подкосила вдову.

Длинный ритуал похорон плохо запомнился Пивневу. Ему не приходилось хоронить по-настоящему близких людей. Два ордена на подушечках, похоронный запах хвои от венков, речи на кладбищенской площади, на поминках. Губернатор, кто-то из Президиума Академии, свои институтские и из университета, банкиры. Поминки проходили в большом ресторане, постарался один из банков. Этот ненужный бизнес-класс раздражал. Горький тоскливый день казался бесконечным.

Поздно вечером Пивнев провожал в аэропорту семью Смирновых. Накануне вечером он тут же встречал их. Встречающих было много. Провожали же только Пивнев с Юрой, Игорь – исполнительный директор Центра с сотрудницей и Вера – сестра Антонины Петровны с мужем.

На похоронах вдовы всегда плакали, а на родине Пивнева женщины ещё и голосили. Антонина Петровна выросла в деревне, но ни на похоронах, ни поминках не пролила ни слезинки. И сейчас молча стояла в чёрной косынке, смотрела на суетящихся людей в зале, но, похоже, ничего не видела. Ирина держала её под руку. Пивнев последний раз видел Ирину школьницей. Сейчас перед ним была молодая, рослая, в родителей, женщина. Не красавица. Её муж – высокий красивый блондин, рядом с ней был как-то незаметен.

– Я хочу немного выпить, – сказала вдова. Никто не ответил.

– Пойдёмте, Антонина Петровна, – сказал Пивнев, – на втором этаже буфет. Но вам нужно поесть.

Она выпила рюмку водки и сказала:

– Кеша…

– Поешьте, – решительно сказал он и подвинул тарелку с бутербродами. Она медленно съела бутерброд – сложное сооружение, украшенное листьями салата и кетчупом.

– Налей ещё. – Пивнев наполнил две рюмки, и они молча выпили.

– Поешьте ещё и выпейте сока.

– Кеша, когда ты последний раз общался с Серёжей?

– Три дня назад я звонил ему, мы должны были сегодня встретиться. Я хотел посоветоваться с ним по нашей модели и познакомить с Иулой.

– Кто-то пытался помешать встрече?

– Нет, – твёрдо сказал Пивнев. О предыдущем разговоре со Смирновым он ничего ей не скажет. Хотя бы семью надо держать подальше от всего.

– Сон мне снился. В Москве позавчера. Сережа стремится куда-то, а его что-то не пускает.

– С кем остался внук?

– Вторая бабушка сегодня присматривает. И няня. Ну, пойдём, самолёт ждать не станет.

Пассажиры московского рейса почти втянулись в накопитель.

Прощались молча. Только Вера в голос заплакала. Пивнев осторожно поцеловал Антонину Петровну, и Ирина коснулась его щеки холодными губами.

Когда вышли из здания аэропорта, за пределами площади стало совсем темно.

– Я предлагаю поехать в какое-нибудь спокойное место и немного посидеть, – сказал Игорь.

Пивневу не хотелось никуда ехать, но не поехать казалось обидным для ЭсЭна.

Они поехали в маленькое кафе в районе, где жили Пивнев и Есин. Вера что-то сердито сказала мужу, он виновато развёл руками, они попрощались и уехали на своей 'шестёрке'. Пивнев отпустил водителя.

Игорь со своей сотрудницей, или кто она ему, Пивнев и Есин расположились в углу маленького зала. Компания местных парней и девиц шумела за двумя сдвинутыми столами в противоположном.

– Поминки – великое русское изобретение, сразу за электросваркой, – сказал Игорь. – Застолье не убирает горечь утраты, но снимает напряжение дня похорон. Мы на поминках были при деле, давайте сейчас по обычаю выпьем по три рюмки. Борща и пирожков не будет, но мы переживём.

Они выпили по первой и закусили ветчиной. Пивнев действительно почувствовал, что напряжение начало слабеть.

– Сергей Николаевич где-то достал денег, собрал нас зелёных и организовал наш центр. Меня назначил директором. Сидели мы тогда в общежитии РМЗ. Потом он нашёл первый нормальный заказ, сам сделал работу. Я только помогал оформить отчёт. Я набрал в конце подпись: член-корреспондент РАН, профессор Смирнов. И получил по полной…

Он мне разъяснил, что его регалии из другой отрасли. А эту работу, коли требуется учёное звание, подписать: кандидат экономических наук. Наше поколение, если заметили, не сильно обременено моральными предрассудками. Я тогда думал, что этические тонкости – что-то из девятнадцатого века, какой-нибудь князь-бездельник только и делает, что бережёт свою честь. А у нас вокруг все академики каких-то непонятных академий и доктора экономических наук. Конкуренция. Но он нас приучил. И, знаете, мы привыкли быть честными и даже ловили в этом некоторый кайф. Кроме того, это оказалось и экономически выгодно. Некоторый флёр респектабельности реял над нами и привлекал солидных заказчиков.

Я часто мотался по делам в столицу. Мы раскрутились к тому времени, и нас в определённых кругах знали. И посмеивались надо мной: вы у себя в Тьмутаракани новости узнаёте по телевизору. Это несерьёзно. Или перебирайтесь в столицу, или прогорите. А Сергей Николаевич объяснил мне, что расстояние – прекрасный фильтр, который поглощает ненужные шумы. Они в столице много внимания и времени уделяют тому, кто, что, кому наверху сказал, кто чей человек, и тому подобное. А мы у себя в провинции можем больше заниматься сутью дела. И, конечно, в местных дела мы, а, особенно он, лучше разбираемся. Не знаю, как мы теперь… ещё, он был гуру для местных банкиров. Помните известный кризис. Он его предсказал. За год до этого был спор между Соросом и премьером Малайзии в Гонконге. Там прозвучали предупреждения. Он мне показывал, но я не придал значения, как и все. А Смирнов начал отслеживать. Филиалы больших московских банков его и слушать не стали, а некоторые владельцы региональных безоглядно поверили. И наварили себе прилично. Тогда Сергей Николаевич и купил дом.

– А все-таки, если бы Союз не развалился, ЭсЭн уделял бы всё время настоящей науке, – непримиримо сказал Юра. – Такой был институт, такие люди.

– Ну, не знаю. Мы с тобой в эти игры ещё не наигрались. А Эсэн не первый, кого потянуло со временем к чему-то другому. Тем более, что это нам кажется, что уравнения сплошной среды – венец творения. Я не очень осведомлён в общественных науках… но, представь, что молекулы газов, с которыми мы с трудом справляемся, обладают свободной волей и капризами.

– Это сейчас мы больше занимаемся бумажной физикой. А было время – огромный лабораторный корпус, экспедиции во все концы планеты. Спутники на нас работали, авиация. Радар был большой.