У Маркуса приподнялись губы в односторонней ухмылке, типичной для тех, кто знает, что он был прав в отношении аргумента фундаментального значения.

— И ты передумала? Кто знает почему, но меня это не удивляет. Но в постель с тобой я не пойду, даже под угрозой смерти.

— Почему ты всегда думаешь, что женщина должна просить у тебя об одолжениях сексуального характера?

— Потому что это то, о чём все меня просят. Или быть может, ты хочешь моей помощи в решении математических уравнений или я должен сделать портрет акварелью?

— Ничего подобного. Хотя должно быть грустно.

— Что?

— Думать, что весь мир вращается всегда и только вокруг твоей... э-э... штуки.

— Мир вращается всегда и только вокруг моей «э-э штуки».

— Это неправда! Я его не хочу! Я имею в виду... я не хочу ничего материального. Я просто хочу заключить с тобой сделку.

Маркус прикурил ещё одну сигарету. Эта поза – плотно сжатые губы, глаза прищурены, прислонённое к сигарете пламя зажигалки, руки впереди, чтобы защитить от ветра, – спровоцировали её гормоны в полном комплекте вернуться на абордаж. Удалённая судорога, низко, слишком низко, чтобы быть сердечным приступом или на худой конец проявлением колита, заставила её задаться вопросом, что в конечном итоге он не был неправ. У неё имелось ужасное подозрение в собственном огромном желании его и его «безымянного друга». Маркус перевернул её устоявшиеся романтические идеи: глядя на него, она не могла думать о двух влюбленных, стоявших рядом и взявшихся за руки при лунном свете в обещании вечной любви. Глядя на него она хотела только чтобы он засунул язык ей в рот и так далее, и тому подобное. «Много всего такого». Но она находилась здесь, чтобы предложить ему совершенно другое и, несмотря на проклятый костёр, раздутый у неё под юбкой и негаснущий в течение последних десяти дней, она должна выглядеть неприступной.

— Я хочу, чтобы ты был моим телохранителем по ночам.

— Не понял?

— Это всего пятьсот метров. С того места, где я работаю до двери моего дома. Я не прошу у тебя ничего другого.

— Я же говорил тебе, что ты не нуждаешься в моих акварелях, — сказал он, продолжая смеяться с каменным лицом. — Это вторая вещь, о чём меня обычно просят. Секс и личная защита. Ты не очень оригинальна.

— Я не хочу быть оригинальной, — отрезала Пенелопа, — я хочу быть живой!

Возможно, Маркус заметил её искреннее беспокойство, потому что он перестал улыбаться.

— Кто хочет тебя убить?

— Есть один. Но история не интересна для тебя.

— Есть парень, который хочет тебя убить?

— Не вполне убить меня, но… э…. как ты говоришь устроить мне приключения.

— Не нравятся мне такие типы. Я не хочу связываться с этим. Если я застукаю одного такого, то убью снова, а я не хочу возвращаться в тюрьму.

— Я была в этом уверена.

— В чём?

— Что ты сидел в тюрьме не потому что убил ангела. Я была уверена, что ты убрал кусок дерьма. Однако я не прошу тебя никого убивать. Тебе просто нужно... составить мне компанию. Видя тебя рядом, он близко не подойдёт. Он трус.

— Так было всегда.

— Он трус выше среднего.

— Не пробовала заявить на него?

— Он никогда ничего мне не делал, кроме одного раза это... короче, ничего серьезного. Только угрозы. Но сегодня вечером он пришёл в бар, где я работаю, и... признаюсь, моё сердце убежало в пятки. Я скрылась через заднюю дверь и посмотри в кого я превратилась. У моей бабушки есть только я, и я не могу умереть или оказаться в какой-то беде.

— И что я получу взамен?

— Я же сказала, что расскажу много сказок мистеру «как-там-его-зовут».

— С мистером «как-там-его-зовут», я поверну всё как захочу, могу притворяться и в одиночестве. Всё что от меня требуется, так это пару месяцев не навещать Франческу, работать, и заниматься домом.

— Её зовут Франческа?

— Ну?

Это имя вызвало у неё странный дискомфорт. Франческа Лопес. Она представляла её красавицей, высокой, с тёмными волосами, с ногами и грудью вызывающими стон, и безжалостными глазами. Она понимала, что он сходил по ней с ума. Кто знает, как Франческа чувствовала себя, будучи любимой кем-то вроде Маркуса.

Пенни прогнала эту мысль и вернулась к мотиву, из-за которого она пришла.

— Если бы Франческа нуждалась в помощи, разве ты не был бы рад, что кто-то помогает ей?

— Франческа может разобраться сама. Однако я понимаю ход твоих мыслей. Хорошо, но я хочу чего-то большего.

— Не хочу походить на тех, кто повторяет песни других, но мою «штучку» я тебе не отдам.

Маркус рассмеялся, и на этот раз он, казалось, веселился на самом деле.

— Не обижайся, но я действительно не думал просить тебя об этом. Я подразумевал что-то более полезное.

— Вроде чего?

— Деньги.

— Я должна заплатить тебе?

— Ты хочешь телохранителя, не так ли? Это услуга, которая обычно оплачивается.

— Не то, чтобы я плавала в золоте.

— Я не претендую на многое. Я тоже достаточно стеснён в средствах, а ещё один доллар – это всегда дополнительный доллар. Договоримся о сотне в неделю?

— Ты сумасшедший! Где я их найду? Ах да, я могла бы заняться проституцией с Грантом, но в этом случае мне больше не понадобится твоя помощь. Тридцать тебе подойдёт?

— Тридцать? Этого мне не хватит даже на сигареты. Если ты хочешь чтобы работа была сделана хорошо, тебе нужно раскошелиться.

— Хорошо сделанная работа? Что ты собираешься делать? Тебе просто нужно пройти рядом со мной два квартала!

— А за сверхурочную работу.

— Я уже сказала тебе, что не хочу ничего «сверхурочного». Сорок, соглашайся или уходи.

— Шестьдесят? За эту сумму я перенесу тебя на руках, если повстречается лужа.

— Пятьдесят и не долларом больше. И если повстречается лужа, можешь взять свою сестру за руку и нырнуть вместе с ней, окей?

Маркус рассмеялся, покачав головой. Все атомы Пенни загорелись желанием. Они пожали друг другу руки, и у Маркуса она была большой, тёплой и немного грубой. У атомов Пенни случился секретный оргазм.

— За первую неделю вперёд, — сказал он. — Ты заплатишь мне завтра, если у тебя их нет сегодня. Подожди сейчас, я пойду предупредить, и мы сразу уйдем.

Ночь начинала плавно переходить в рассвет. Оставалось совсем недолго до восхода солнца. Пенни перестала озираться в испуге. Вместе с Маркусом она не испытывала страх, и она не боялась «даже» Маркуса. Несмотря на то, что он сидел в тюрьме за убийство человека, не выглядел обнадеживающим и пошло разговаривал, она знала что с ним находится в безопасности. Он был чудовищно высоким. Стоя рядом с ним, она ощущала себя крошечной. Пенни задумалась, как будет ощущаться, если положить ему на грудь голову. Её атомы закричали, подобно кричащим поклонницам «Битлз» на их концертах в шестидесятые годы. Она закашлялась, от абсурдного впечатления, что он мог их услышать.

— Этого мудака зовут Грант? — в какой-то момент спросил Маркус.

— Да, имя для порядочного человека, не находишь?

— Но где ты откопала такого парня?

— Я встретила его в баре, где работаю.

— И ты ничего не заподозрила? Честно говоря, это дерьмовое место. Как ты там работаешь, я не понимаю.

— Это единственное место, достаточно близкое к дому, где меня наняли. В твой «Maraja» меня не взяли. Слишком невзрачная.

— В самом деле, там работают только горячие цыпочки ростом под метр восемьдесят.

— Спасибо за любезность: она включена в цену?

— Я не думал, что должен делать тебе комплименты.

— Комплименты нет, но, по крайней мере, не оскорбляй меня.

— Я тебя не оскорблял. Ты маленькая, окей? Ведь не считаешь же ты себя топ моделью?

— Во-первых, я не маленькая, это ты гигантских размеров. Во-вторых, ты неотёсанная деревенщина.

— Я не говорил, что ты уродлива. У тебя есть свои достоинства, если кому-то нравятся...