— Я… э-э... в это время она уже вступила в действие.

— В действие? Что ты имеешь ввиду? — спросила Пенни, оглядываясь вокруг, словно Ребекка действительно могла бы спрятаться где-то в этой большой комнате, полной настенных росписей.

— Не то чтобы она призналась в своих намерениях, мы не самые хорошие друзья какими были раньше. Но некоторое время тому назад она сказала Мордехаю, что спуститься в подвал, чтобы взять несколько бутылок хорошего вина.

— Надеюсь, что её съедят мыши.

Игорь покачал головой, наблюдая за Пенелопой с сожалением.

— Она попросила Маркуса сопровождать её.

Пенелопа быстро встала на ноги, с хаотичным биением сердца, отдававшимся по всему телу.

— А он? — спросила, прерывающимся от одышки голосом.

— И он согласился.

Она была уверена, что Игорь продолжал рассказывать что-то, поскольку слышала за спиной его голос, но не способна была бы пересказать о чём. Спустилась по лестнице на автомате с мышлением робота и такой же раскованностью движений. Напряжённая и отчаянная. Боль, словно туман просочилась внутрь через уши.

Внизу продолжался праздник без какого-либо интереса к её проблемам. Они усилили громкость музыки, ели, пили, танцевали, курили. Кто-то, полностью одетый нырнул в бассейн. Кто-то ещё листал альбом со старыми фотографиями.

Похожая на многие другие встречи – немного ностальгическая и немного циничная.

За исключением того, что Ребекка и Маркус в подвале, без сомнения, трахались. В этом она была полностью уверена.

Первая реакция была спросить у Игоря, где этот проклятый подвал.

— Я провожу тебя, — ответил он. — Но если ты туда спустишься и покажешь, что произошедшее заставляет тебя страдать, то позволишь ей выиграть, ты так не думаешь?

— Прекрати изображать советника, сукин ты сын, — огрызнулась Пенни. Проходя мимо шведского стола, она на лету схватила бокал с сухим Мартини и залпом проглотила его. Потом уставилась на Игоря с ненавистью, на которую была в этот момент способна, хотя большая её часть адресовывалась Маркусу.

— Так, я поняла — ты пришёл наверх, чтобы отвлечь меня своей болтовнёй, только для того, чтобы дать время этой суке сделать мне подножку.

— Нет, клянусь! Поверь мне!

— Да пошёл ты на хер! Скажи мне только, где подвал и проваливай.

Он ей объяснил, а потом Пенни категорично послала его куда подальше, так что Игорь отстал.

Спустилась вниз на один лестничный пролет. Нашла деревянную дверь, про которую объяснял Игорь. И обнаружила её запертой изнутри. Не было причин запираться там, если бы они не преследовали плохие намерения.

Пенни остановилась перед этим препятствием, и поняла, что плачет. Гнев, тщетные ожидания, разочарование. Испытывала всё вместе, как в кружащемся калейдоскопе и не могла перестать плакать.

Тогда она поняла, что войти и устроить сцену, было бы очень смешно.

«Он не твой парень.

И ты ему ещё даже не заплатила».

Покачала головой, как будто стояла напротив того, кого могла видеть и поняла из этого жеста, что её решительность прошла. Развернулась спиной к двери и вышла из дома, даже не оглядываясь случайно. Балансируя на своих туфлях в клетку, она оставила внутри своё пальто, но за всё золото в мире не хотела возвращаться за ним. Холод пронизывал до костей, а воздух был влажный после дождя, и Пенни хотела найти какой-нибудь транспорт, всё равно какой, только бы вернуться домой, прежде чем превратиться в сталагмит.

Спросила у прохожего, который выгуливал собаку, где находится автобусная остановка, и ей пришлось пройти ещё немного, чтобы туда добраться. В это время начался дождь. Дождь бил, как если бы Бог начал стрелять по земле гвоздями.

Она села под навесом на пластиковую скамейку. Капли дождя просачивались и попадали на лицо, на одежду, на обувь, уцелевшие в скуке на протяжении половины века и обречённые теперь на то, чтобы умереть за один дурацкий вечер. Пенни не хотела даже поднимать взгляд, сидела, сгорбившись, как страдающая тряпичная кукла, с заметными каплями слёз, которые, казались, сделаны из крема – такие они были плотные. Она больше не чувствовала своего сердца, не так как раньше, когда оно ощущалось повсюду, – теперь его не было даже там где должно находиться.

Он провела ледяной ладонью по щеке, и поняла, что руки тоже замёрзли.

«Я подхвачу бронхопневмонию. И надеюсь, что за это расплатятся все. А вы, по крайней мере, подхватите вирус эбола».

Автобус пришел когда её зубы стучали, а она сильно сжимала плечи. Она встала, чтобы подойти к дверям, насквозь промокшая и размазанной тушью для ресниц.

В это момент кто-то дотронулся до неё. Пенни закричала, инстинктивно бросившись в море из дождя.

Позади неё, нависая стоял Маркус.

Если ждёт, когда я скажу, что она красивая, то глубоко ошибается. Хотя, возможно, она и не ждёт комплиментов. Пенни производит впечатление той, кто не считает себя милой, не говоря уже о том, чтобы ожидать такой оценки от других. Нервная и слишком резкая. Не хочет от меня ничего, кроме как хорошо сыграть свою роль в нужное время. Не притязает на второстепенную фигню, типа – браслеты, сделанные из цветов и позирование для фотографий с ослепляющими вспышками. Она просто хочет, чтобы мы сходили, и затем выбросить из мыслей и навсегда послать на хер все воспоминания молодости.

Берем такси и плачу я, или вернее – платит она, если учитывать, что за два часа мыльной оперы я получу двести пятьдесят долларов. В машине трясётся как листок. Терпеть не могу, когда она ведёт себя так, предпочитаю видеть её бойцом. Когда мне кажется, что она сделана из тонкого стекла, я инстинктивно пытаюсь удержать её от падения. Пенни, чёрт возьми, они вовсе не монстры с семью головами! Несколько идиотов! Ты знаешь, что они были ими тогда и остались такими же сейчас.

Когда мы приходим, у меня появляется подтверждение этого. Жених, тот, что с именем как у мудака – самый настоящий мудак. А так же сидит на чём-то – не лёгкие наркотики, никакой травы, судя по всему, нюхает кокаин. Враг Пенни, Ребекка, отлично одетая шлюха, но она навсегда останется шлюхой. Учитывая что она одного с Пенни возраста, то выглядит хреново. По крайней мере, я бы ей дал лет тридцать. Она не выглядит такой же помятой, как и её карлик-жених, но я, собственно, не сомневаюсь, что и она что-то принимает. Едва меня видят – у них проявляется нормальная реакция. Он чувствует угрозу, она возбуждается. Я уже привык. Ничего нового.

Итак, представление начинается. Вплетаю свои пальцы в пальцы Пенни – я ни разу не оставался с кем-то так долго рука об руку. Франческу это дерьмо не беспокоит, потому как чаще всего, руки нам необходимы свободными, чтобы надрать кому-нибудь задницу или держать в руках нож. На мгновение, только на одно, его не достаточно даже чтобы опустить ресницы, у меня возникает странное ощущение, заставляющее вспомнить как в первый раз, когда мне было десять лет, я пил алкоголь. Первый глоток пива. Бодрость, дрожь и головокружение. Но потом оно прошло, также пройдёт и сейчас.

В одном Пенни не ошиблась – Ребекка её ненавидит, и я вижу, что парень с вьющимися волосами её хочет. Не упускает её ни на минуту из виду и зло смотрит на меня, когда думает, что я не вижу.

Замечаю, что Пенни обращает на него внимание и краснеет, и этот факт меня бесит.

Почему это меня злит так сильно?

Это не имеет никакого смысла.

Окей, сбрасываем всё: бодрость и дрожь от холодного пива, и раздражение.

Я тут лишь только для того, чтобы заработать двести пятьдесят долларов, а не для того, чтобы выдвигать предположения о том, кто кого хочет трахнуть, и, глядя на кого, она краснеет, потому что кто-то на неё смотрит.

Вполне вероятно, этот тип нравился ей в школе, а он никогда не обращал на неё внимание. Может быть, в дополнение к тому, чтобы разозлить Ребекку, Пенни возлагала надежду получить ещё и это: морально отомстить этому придурку, который её продинамил. Почему в школе он её игнорировал, я не знаю, но дело в том, что теперь он её хочет и это вызывает отвращение.