— Возможно. Город еще жив, и его по-прежнему необходимо защищать, от шпионов — тоже. Будут еще поручения, на которые у жителей этого города может не хватить духу, и не одно. Да и не нужно это. Иначе чему они научат своих детей?

Что-то блеснуло в тазах у помощника мэра, когда он упомянул о детях. Да и лицо изменилось, приобрело несколько иное выражение. Нет, не опасное. На мгновенье на нем словно бы появились грусть и нежность.

Ларион подумал, что видел уже раньше подобные лица, причем не раз.

— А ты, значит, ставишь на детей? — уже мягче, человечнее спросил он.

— На кого же еще? — послышалось в ответ. — Остались только они. И их должно быть много, грамотных, умелых, способных верить в идеалы, в то, что мы за последние десять лет потеряли. Все, кто выжил, кто сумел отстоять свое право на жизнь. Они же… Именно с них, как я уже говорил, начнется возрождение человеческой расы.

Ларион прислушался. Те, что ходили возле двери, теперь успокоились, стояли неподвижно. Если он намерен бежать, то самое время. Для начала можно ударить помощника мэра в лоб пресс-папье. Оно лежит так удобно, что просто грех упустить возможность. Одно движение — и тяжелая штуковина в руке. Потом удар, Щербак падает. Дальше — подбежать к двери. Для тех, кто за ней стоит, его появлением будет сюрпризом. Весьма неприятным, ибо будет сопровождаться побоями. Пока они придут в себя, у него в руках уже будет оружие одного из них. А там — только добраться до конюшни, разбудить Шестилапа и дальше останется лишь преодолеть ближайшую баррикаду.

В общем, шансы на успех максимальные. Почему он их тогда не использует? Может, потому, что до основного разговора пока дело не дошло? А любопытно, зачем все-таки Щербаку так понадобилось с ним поговорить? О чем? Все услышанное пока еще было лишь предисловием к нему.

Пресс-папье. Может, оно лежит именно так, потому, что прикручено к столу болтами? Некий тест, по которому сразу можно определить неуравновешенных, склонных решать свои проблемы кулаками.

Он невольно улыбнулся.

Да нет, конечно, прикрученное к столу пресс-папье, было бы слишком лихой шуткой, совсем не подобающей помощнику мэра. Хотя кто знает? И вообще, может, на прощание стоит эту идею подкинуть? Вдруг в ответ услышишь, что она уже воплощена в жизнь?

— Мои слова показались тебе слишком наивными? — спросил помощник мэра.

— Золотые слова, — сказал Ларион. — Ну и, конечно, ты знаешь, что шила в мешке не утаишь. Рано или поздно правда выплывет наружу. А они, это новое поколение, судить тебя будут в соответствии со своими принципами.

— Да знаю я. Только это случится потом, до этого еще дожить нужно.

— Будет день — будет пища?

— Вот именно.

Пора, пора было переходить к сути дела.

— Понятно, — сказал Федоров. — Тут можно спорить, но, по крайней мере, понятно. Не понятно, чего ты от меня хочешь сейчас, зачем все это рассказал? Не пришло ли время открыть карты?

Щербак помолчал. Потом взглянул искоса, оценивающе, настороженно.

— Тот, который остался в живых, говорит, что ты со своим котом оказался к ведьмам слишком близко.

— У него было время оглядываться? Мне кажется, он улепетывал со всех ног, как заяц.

— Было, представь себе. Он говорит, что ты не должен был уцелеть. Однако это случилось.

— И значит?

— Две возможности. Либо у тебя есть пусть крохотный, но кусочек мокрого металла, на который капнула кровь ведьмы, либо…

— И?

— Либо ты ведьмак, — развел руками помощник мэра. — Других вариантов просто не может быть. Начнешь рассказывать о редком везении — не поверю.

— И что тогда?

— Начну с первого варианта. Кусочек мокрого металла. Можно устроить обыск, но, видишь ли, бывали случаи, когда некоторые безумцы его проглатывали. Учитывая это… обыск будет включать в себя возможность… гм… заглянуть тебе внутрь. Врач у нас хороший. Он потом все зашьет. Выживание почти гарантировано.

— А если — второй вариант? Каковы будут твои действия?

Щербак замер.

Ларион подумал, что обычно так ведут себя люди, очень долго что-то искавшие, потерявшие всякую надежду на удачу, а потом вдруг обнаружившие нечто для них очень важное.

Вот оно — рядом, можно взять. Осталось лишь протянуть руку. И прекрасно известно, что надо делать дальше, но нет сил, ибо все они ушли на поиски. Надо собрать их, убедить себя в том, что твоя мечта сбылась. Убедить, поверить — самое главное. Потом можно начинать действовать.

И это он видел, причем не раз и почти наверняка знал, что дальше последует.

— На чем специализируешься?

Все правильно, подумал Ларион, зачем зря тратит время? Надо ковать железо, пока горячо.

— Время, — ответил он.

— В каком смысле?

— Ты понимаешь — в каком. Именно в том, который тебе требуется, не так ли?

Он сидел, откинувшись на спинку стула, постаравшись, насколько это возможно, незаметно отодвинуться от помощника мэра подальше. Сейчас можно было ожидать любой реакции, абсолютно любой, самой непредсказуемой.

— Ну же… Чем порадуешь?

Щербак улыбнулся. Очевидно, он знал, что этого делать не стоит, пытался сдержаться, но не смог, не сумел совладать с охватившей его дикой радостью. Впрочем, длилось это совсем недолго.

— Кого именно? — спросил Ларион.

— Что?

К помощнику мэра мгновенно вернулась способность воспринимать окружающий мир серьезно. Полностью вернулась.

— Я спросил, кого ты хотел бы вернуть? Это ребенок?

— Как ты угадал?

— Думаешь, ты первый, кому пришла в голову мысль использовать мои способности именно так?

— Наверное, не первый. Если о вас, ведьмаках, ходят слухи, что вы можете… что способны… значит, они имеют под собой основания, думаю я. И не ошибаюсь?

— Не обязательно, — сухо сказал Федоров. — Ведьмаки обладают разными свойствами. Я мог запросто оказаться, к примеру, пиротиком, умеющим только поджигать. Ну и тушить, конечно.

— Но ты оказался тем, кем надо. Я слышал о ведьмаке, который ездит на шестилапом коте говорящем. Он у тебя и вправду говорит?

— Не имеет значения. Давай ближе к делу. Ты хочешь, чтобы я вернул… Кого?

— Дочь, — потупившись, сообщил Щербак. — Елену.

— Как давно умерла?

— Год.

— В таком случае ничего не получится. Извини, не могу тебе помочь.

— Почему?

Ларион вздохнул.

Ну вот, сейчас начнутся объяснения. Может, проще встать и уйти? Только выпустят ли его отсюда?

— Потому, что не могу.

— Я требую ответа.

Щербак стиснул кулаки. Глядел он теперь зло и обиженно, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку.

Пора показывать зубки.

— Послушай, — сказал Ларион. — Уясни одну вещь. Ты здесь, в своем городе, большой человек. Второе лицо. Может быть, даже в действительности первое. Я не видел вашего мэра, но о нем слышал. Он очень умный человек, но о реальном мире, который начинается за баррикадами вашего города, знает мало. Ему хватает забот и здесь. Ты же тверже стоишь на ногах. Там, снаружи, ты бы выжил. Согласен?

— К чему это?

— К тому, что ты здесь обладаешь властью. У нее есть одно нехорошее свойство. Она кружит голову и создает иллюзию, будто тебе подвластны все и все должны выполнять твои приказы. Так вот, учти — я не из этого города. Смекаешь, куда я клоню?

— Хочешь сказать, ты мне не подвластен?

— Вот именно. Я не принадлежу этому городу, законов его не нарушал. И я не думаю, что тебе сойдет с рук, если ты прикажешь меня арестовать, не имея на это никаких законных оснований. Ты и сам это хорошо знаешь. Так что весь этот блеф в виде вооруженных охранников и своей готовности устроить мне неприятности можешь на мне даже не пробовать.

— Я всего лишь хочу услышать одну вещь, — очень спокойно сказал помощник мэра. — Причину, по которой ты мне отказался помочь. Имею я на это право?

— Нет, не имеешь. Я просто отказался и все.

— Ты ведешь себя не очень хорошо.

— А кто сказал, что я обязан быть пупсиком?