— То есть ты прекрасно понимаешь ситуацию? Вот перед тобой сидит любящий отец, готовый ради возвращения дочери на все. А ты отказываешься ему даже объяснить, почему его желание не может осуществиться.

— Именно так, — жестко сказал Федоров. — И вообще, мне пора. Завтра надо кое-что починить в вашем городе. Может быть, даже удастся оживить второй генератор. Все на этом?

— Нет, — сказал Щербак. — Не все.

Ларион тяжело вздохнул.

На какое только преступление не готов любящий отец ради своего дитя. Вот сейчас начнется, сейчас мало не покажется.

— Попытаешься напугать? — спросил он.

— Зачем? Для начала посажу тебя под замок. Благо для этого причина есть. Законная.

— Вот как?

— Да. И пока я не отдал приказ об аресте, все еще можно урегулировать.

— А причина? Тебе не понравилась моя физиономия?

Щербак мрачно хмыкнул.

— Нет, более весомая. Мародерство.

А вот это и в самом деле неожиданно.

— Такого понятия уже десять лет не существует, — сообщил Ларион.

— У нас в городе оно действует и обозначает ситуацию, когда чужак, то есть не гражданин города, покусился на барахло, некогда принадлежавшее одному из его жителей и был в этом уличен.

— Как сложно, — сказал Ларион. — Думаешь, удастся мне что-то подбросить так, чтобы никто не догадался о липе?

— А ничего подбрасывать не надо, — сообщил Щербак. — Ты сам все сделал. Брошь, которой ты заплатил хозяину гостиницы. Тот ее и еще несколько вещиц отдал мяснику за очередную тушу. Тем же вечером она попала к его подружке, а уж она опознала в ней вещицу, еще до нашествия принадлежавшую ее маменьке, которую та где-то запрятала, да никому не сказала, где точно. Нашествие она не пережила, понятное дело, и девица посчитала вещицу потерянной. До сегодняшнего вечера. В общем, она пришла ко мне, а я, ведомый некими предчувствиями, попытался о броши узнать поподробнее. И узнал. Вот ведь как интересно бывает! Судьба.

Ларион взглянул на него с любопытством.

А ведь помощник мэра гораздо серьезнее, чем казалось. Вон как все провернул. Знал, предполагая возможный отказ, ждал момента, когда появится зацепка. И начал разговор только тогда, когда решил, что ее обнаружил, не раньше. Силен, бродяга. Оказался на своем месте не случайно.

— Ну, я услышу объяснения? — спросил помощник мэра. — Настоящие, конечно. До того, чтобы попытаться навешать мне лапшу на уши, ты, надеюсь, не опустишься?

— И если я откажусь…

— Арест, прямо сейчас. Суд будет недолгим, а после — петля. Видел тех, что висят на въезде в город? Место там еще есть.

— А если я буду хорошим мальчиком? Меня повесят чуть позже?

— История с брошью будет забыта. Но я оставляю за собой право попытаться тебя переубедить, какой бы ни была причина твоего отказа поработать на меня.

— Будешь искать новую зацепку?

— Почему бы и нет? Спорим, найду?

— А если нет — позволишь мне уйти из города, как только я соберусь это сделать?

— Позволю. Только мне кажется, ты тут задержишься. Там, дальше, в той стороне, куда ты направлялся, недавно прошла орда. Значит, тебе, прежде чем ехать, нужно пополнить запасы провизии. На них надо еще заработать. Думаю, ты задержишься у нас недели на две, не меньше. Так что случай еще подвернется.

— Не обманешь?

— Нет.

Лицо честное. Вроде бы и в самом деле обмануть не должен.

— Хорошо, по рукам.

Щербак вынул из кармана пресловутую брошь, положил перед ним. Даже слегка подтолкнул.

— По рукам. Говори.

Ларион посмотрел на золотую безделушку не без интереса, но попытки ее взять даже не сделал.

— Давай, выкладывай свою страшную тайну, — поторопил помощник мэра.

Не терпелось ему узнать.

Почему бы и нет, кстати? Выбора нет. Да он и сам этого желает, чуть не подпрыгивает от нетерпения. И вообще, большому кораблю — большую торпеду. Где наша не пропадала?

— Все очень просто, — сказал Ларион. — Волшебников не бывает, и волшебства нет. Есть наука совершенно не человеческая. Как это действует — я не знаю, но действует, ибо мне дали необходимые знания, позволяющие оперировать временем и связанной с ним энергией. Никакой теории — чистая практика. Понимаешь, что это означает?

— Объясни.

— Это примерно как с обрезом. Стрелять из него ты можешь, а вот объяснить, как его сделать, какая для этого нужна сталь, как ее необходимо обработать, благодаря каким реакциям взрывается порох — нет. Понятно?

— Примерно. А дальше? Почему нельзя вернуть мою дочь? Я постарался, я хорошо ее похоронил. Уверен, падальщики до тела не добрались.

— Только в сказках можно сделать что-то из пустоты. А в реальной жизни за все приходится платить. И если ты хочешь купить для кого-то время жизни, то надо… Догадайся, чем надо платить?

В глазах Щербака мелькнул испуг.

— Да ладно! Ты шутишь?

— Загляни мне в глаза и еще раз прикинь, обманываю я или нет. Подумай.

Он так и сделал. Заглянул, а потом отвел взгляд. Первым. Тихо промолвил:

— Получается, она в земле год. Для того чтобы ее вернуть, надо отдать год своей жизни. Думаешь, я этого не сделаю?

— Нет, — сказал Ларион. — Не год. Не забывай: она умерла. Придется вернуть жизнь в мертвое тело, отмотать для нее время назад на год. Только для нее. Это потребует…

— Сколько? — выдохнул Щербак. — Говори сразу.

— Год для мертвого — это десять лет для живого. Такие примерно пропорции для подобного дела. Потребуется десять лет чьей-нибудь жизни.

Помощник мэра охнул.

Ларион ждал. Ему было интересно, что за этим последует. Десять лет — большой срок. Трудно решиться отдать их, даже любимой дочери.

Ну же…

— Хорошо, я согласен, — глухо сказал Щербак. — Пусть так будет. Только давай не будем тянуть. Вот прямо сейчас, пойдем… Я покажу, где она лежит. А ты… Десять лет — большой срок, но я согласен.

Пальцы у него заметно дрожали.

— Не получится, — сообщил Ларион. — Просто не получится, не стоит даже и пытаться.

— Почему? — взвыл помощник мэра. — Ты так и не сказал — почему?

— Потому, — мрачно ответил Ларион, — что у тебя этих десяти лет просто нет в запасе. Вот такие, брат, дела.

— Знал бы ты, как они достали, — сказал Шестилап.

— Неужели? — вскинул бровь Ларион.

— Страшное дело. Целыми днями только и делают, что жрут, спят, а также пялятся друг на друга. Молча.

— Неужели среди них нет ни одного говорящего?

Федоров окинул взглядом конюшню, потом ткнул пальцем в гигантского гуся, внимательно за ними наблюдавшего.

— Нет, он не умеет, — сообщил верховой кот. — Я проверил.

— А может, лишь делает вид?

Шестилап фыркнул, встопорщил усы.

— Сказал же — проверил. Давай лучше о другом. Что, опять будем делать ноги?

Ларион задумчиво почесал в затылке. Потом заявил:

— Скоро, мне кажется. А жаль, город неплохой, работы невпроворот. И население очень дружелюбное.

— Вижу, что дружелюбное, — сообщил кот. — Может быть слишком? У тебя, кстати, костяшки пальцев разбиты. С кем дрался?

— Пустяки, — махнул рукой ведьмак. — Это даже не драка была, а так, что-то очень несерьезное. В общем, не стоит внимания.

Он прошелся по конюшне, еще раз внимательно оглядел гуся, пытаясь прикинуть, каким макаром на нем можно ездить. Качает, наверное, немилосердно. Вот если его запрячь в тележку, тут он явно потянет. Здоровый гусь, сильный.

— А что стоит внимания? — спросил Шестилап из своего угла.

Ларион вернулся к нему, проверил подстилку, убедился, что она свежая, заглянул в ведро. Оно было полно, причем, чистой воды.

Это было неплохо.

— Внимания? — наконец сказал он. — Внимания заслуживает помощник мэра. Очень предприимчивый дядечка. Что надо, он проведал, повод у него есть и повод серьезный. А вот времени не хватает. Немного, но все-таки… Дочка у него год назад умерла. Вот такая штука.

Они помолчали.

— Думаешь, не отступится? — поинтересовался Шестилап.