Подобно гномам, Лесные жены недовольны нынешним положением дел. Вдобавок к уже упомянутым причинам у них есть и собственные поводы для недовольства. Времена, говорят они, недобрые, поскольку люди считают клецки в горшке и буханки в печи, и потому, что они проминают пальцами хлеб[379] и кладут в него тмин. Отсюда их совет:

Лесная жена, отведавшая свежеиспеченную буханку, убежала в лес, громко крича:

И процветание крестьянина скоро пошло на ущерб, в итоге он впал в крайнюю бедность[380].

Крохотные Лесные человечки, работавшие на мельнице, испугавшись, убежали, после того как работники мельника оставили им одежду и башмаки. Похоже, что эти создания опасались того, что, приняв одежду, они нарушат отношения, существующие между ними и людьми. Однако домашние духи руководствуются другими принципами[381].

Теперь перейдем к другой разновидности подчиненных существ, то есть к домашним духам или гоблинам (Kobolde). Поскольку относящиеся к этим созданиям предания многочисленны, существуют веские причины заключить, что вера в них в нынешней форме не существовала в языческие времена и что толчок к ее возникновению дали иные идеи. На самом деле в древней мифологии не находится места домашним духам и гоблинам. Тем не менее мы считаем, что, проанализировав народное предание, можно отыскать формы, впоследствии получившие имя кобольдов[382].

Домашние духи имеют явное сходство с гномами. Их одежда и внешность описываются совершенно одинаково; они проявляют любовь к одного рода занятиям, иногда обнаруживают злую природу. Мы уже видели, что гномов интересует процветание семьи, и в этом отношении кобольдов можно отчасти воспринимать как гномов, которые, чтобы удобнее было заботиться о семье, поселились в доме. В Нидерландах гномов называют Kaboutermannekens, то есть кобольдами[383].

Домашний дух удовлетворяется минимальной компенсацией за труды, то есть шляпой, красным плащом и пестрым сюртуком со звенящими колокольцами. Шляпу и плащ носят также и гномы[384].

Возможно, существовало верование в то, что усопшие члены семьи после смерти оставались в домах в качестве хранителей и помощников, и в таком случае им оказывалось почтение, подобное тому, которое римляне испытывали к своим ларам. Уже было показано, что в языческие времена усопших чтили и почитали, и особо следует выделить верование в то, что мертвые держатся земного и сочувствуют оставшимся на земле родственникам. Посему домового духа можно сравнить с lar familiaris (лат. «семейный гений», лар), который участвует в судьбе семьи. Более того, предание явным образом видело в домовых души мертвых[385], и Белая Дама, активная помощница, домашний дух женского рода, считается прародительницей семьи, в жилище которой она появляется.

Когда домашние духи являются в виде змей, это связано с верой в гениев или духов, сохраняющих жизни отдельных людей. За отсутствием адекватных источников тема эта не поддается удовлетворительному анализу; хотя можно не сомневаться в том, что, если в соответствии с римским представлением гений имел облик змеи[386], согласно верованиям германцев существо это являлось символом души и духов. Посему в народных преданиях нередко рассказывается о змеях, что схоже с преданиями о домашних духах. Здесь же следует упомянуть предание о том, что в каждом доме живут две змеи, самец и самка, жизнь которых связана с жизнью хозяина и хозяйки. Змеи появляются только при их смерти и умирают вместе с людьми. Другие предания рассказывают о змеях, которые живут вместе с ребенком, за которым они следят с колыбели, с которым едят и пьют. Если убить змею, ребенок скоро заболеет и умрет. В общем, змеи приносят счастье в тот дом, в котором обитают, и для них, так же как для домовых духов, выставляется молоко[387].

Теперь обратимся к внешней стороне поклонения богам языческой Германии.

Основные объекты почитания в соответствии с характером германцев находились под открытым небом, на природе. К ним применимо выражение Тацита: «lueos ас петога consecrant» (лат. «почитают рощи и леса с пастбищами»). Посему неоднократно упоминаются посвященные богам рощи, и языческое поклонение в них запрещается[388]. В Нижней Саксонии рощи корчевал еще в одиннадцатом столетии епископ Унван (Unwan) Бременский, пытавшийся искоренить идолопоклонство[389]. Однако еще более часто места отправления языческого культа, деревья и источники, упоминаются с запретом совершать при них языческие обряды, или же просто обличаются как места языческого поклонения.

Клавдий Клавдиан, Консульство Стилихона (Cons. Stilich.. i, 290): Robora numinis instar barbarici (лат. «Дубы в качестве варварского божества»); Агафий, 28.4. edit. Bonn., об аламаннах: δένδρα τε yäp τι να Ιλάσκονται και ρείθρα ποταμών και λόφους και φάραλλας, και τούτας ώσπερ όσια δρωντες (греч. «они ведь умилостивляют некие деревья, и потоки рек, и холмы, и фараллы, и поступают с ними как со святынями»), Григорий Турский (История франков II, 10) о франках: sibi silvarum atque aquarum, avium, bestiarum et aliorum quoque elementorum finxere formas, ipsasque ut deum colere ejusque sacrificia delibare consueti (лат. «они имеют обыкновение измышлять образы лесов, а также вод, птиц, животных и неких прочих начал, и поклоняться им как богу, принося ему жертвы»). Ср.: Gregor., М. Epist., 7, 5: ne idolis immolent, пес cultores arborum existant (лат. «чтобы не жертвовали идолам и не были почитателями деревьев»). Рудольф из Фульды (Pertz, ii, 676) о саксах: Frondosis arboribus fontibusque venerationem exhibebant (лат, «Они воздавали почитание деревьям, покрытым зеленью, и источникам»). В Житиях Святых особенно часто упоминаются священные деревья. Во первых, посвященный Юпитеру дуб в Гейзмаре возле Фритцлара, который срубил св. Бонифаций: Wilibaldi, Vita Bonifacii (Pertz, ii, 313): Arborem quandam mirae magnitudinis, quae prisco paganorum vocabulo appellatur robur Joves, in loco qui dicitur Gaesmere, servis Dei secum astantibus, succidere tentavit (лат. «Он попытался срубить дерево некое удивительной величины, которое у древних язычников называется дубом Юпитера, в месте, именуемом Гаэсмер, и служители Божии стояли возле него»). «Vita S. Amandi» (A.D. 674), Mabillon, Act. Bened., sec. 2, p. 714: arbores et ligna pro deo colere (лат. «деревья и бревна почитают за бога»); и р. 718: ostendit ei locum, in quo praedictum idolum adorare consueverat, scilicet arborem, quae erat daemoni dedicata (лат. «показал ему место, в котором по обыкновению почитали идола, то есть дерево, которое было посвящено демону»). Аиболш Rotomag., Vita Eligii, II, c. 16: Nullus Christianus ad fana, vel ad petras, vel ad fontes, vel ad arbores, aut ad cellos, vel per trivia luminaria faciat, aut vota reddere praesumat, nec per fontes aut arbores, vel bivios diabolica phylacteria exerceantur; fontes vel arbores, quos sacros vocant, succidite (лат. «Ни один христианин пусть не зажигает светочи возле святилищ, или у скал, или у источников, или у деревьев, или у келлий, или на перекрестках, а также пусть не намеревается приносить обеты; и у источников либо у деревьев, либо на перепутьях пусть не используются диавольские талисманы; уничтожайте источники или деревья, которые называют священными»). О кровавом древе лангобардов, «Vita S. Barbati» (A.D. 683), Act. S.S. 19 Feb. p. 139: Quin etiam non longe a Beneventi moenibus devotissime sacrilegam colebant arborem (лат. «И даже невдалеке от стен Беневента самым почтительным образом поклонялись нечестивому древу»). Ср. в «Законах короля Лиутпранда», Leges Liutpr. vi, 30: Qui ad arborem, quam rustici sanguinum (al. sanctivam, sacrivam) vocant, atque ad fontanas adoraverit (лат. «Кто будет воздавать почитание древу, которое селяне именуют кровавым (иначе — освященным, священным), а также источникам»). В запретах соборов и законах деревья обыкновенно соседствуют с источниками, или деревья, источники, скалы и перекрестки упоминаются совместно. Cone. Autissiod. а. 586, с. 3: ad arbores sacrivas vel ad fontes vota exsolvere (лат. «приносили обеты у священных деревьев или у источников»). Ср.: Cone. Turon. ii, а. 566, c. 22; Indie. Superst., c. 11; Бурхард Вормсский, Collect. Decret., x, 10 (Cone. Namnet, a. 895, c. 8): arbores daemonibus consecratae, quas vulgus colit et in tanta veneratione habet, ut nec ramum vel surculum audeat amputare (лат. «деревья, посвященные демонам, которые народ почитает и в таком поклонении содержит, что не дерзает отломить ни ветвь, ни сучок»). Ibid., xix, 5 (comp. Grimm, J., Deutsche Mythologie, op. cit., p. xxxvi): Venisti ad aliquem locum ad orandum nisi ad ecclesiam, i.e. vel ad fontes, vel ad lapides, vel ad bivia, et ibi aut candelam aut faculam pro veneratione loci incendisti, aut panem aut aliquam oblationem illuc detulisti, aut ibi comedisti? (лат. «Не приходил ли ты для моления в какое-либо иное, помимо церкви, место, то есть к источникам, или к камням, или к распутьям и там не возжигал ли свечу или лучину в знак почитания этого места, или не приносил ли туда хлеб либо какую-нибудь облатку и не вкушал ли ее там?»). Ср.: х, 2, 9. CapituL de Part, Sax., c. 21: Si quis ad fontes, aut arbores, vel lueos votum fecerit, aut aliquid more gentilium obtulerit et ad honorem daemonum comederit (лат. «Если кто-нибудь давал обет у источников, или у деревьев, или в рощах, либо же, по обычаю язычников, что-нибудь приносил и в честь демонов съедал»); Capit. Aquisgr., 1, c. 63: De arboribus, vel petris, vel fontibus, ubi aliqui stulti luminaria accendunt, vel aliquas observationes faciunt (лат. «О деревьях, или о камнях, или об источниках, где некие глупцы возжигают светочи либо совершают какие-нибудь обряды»). Ср.: Capit. Vrancof., а. 794, с. 41. Capit., lib. i, c. 62, vii, 316, 374, Lex Wisigoth., lib. vi, 2, 4. Ecgb. Penit., iv, 19. Law of Northern Priests, 54; Leges Cnuti, Sec. 5; Can. Eadgari, 16. Сложно сохранять уверенность в том, что все относящиеся к Галлии пассажи применимы и к язычеству германцев, поскольку кельты также почитали деревья и источники.