Сохранились упоминания о шествии с плугом во время Масленицы в других областях Германии, а имнно на Рейне, в Верхней Саксонии и Франконии, с достойным внимания дополнением, что молодых незамужних женщин или сажали на плуг, или заставляли тащить его[485].

Другая процессия, происходившая под названием изгнание Смерти (зимы), прежде происходила около Преполовения Великого поста, обыкновенно в воскресенье четвертой, а иногда и третьей недели, во Франконии и Тюрингии, а также в Майссене, Войгтланде, Лузатии и Силезии.

Дети с песнями носили по селению сделанную из соломы или дерева фигуру или куклу, в коробке или на шесте, а потом сжигали ее или топили в воде. Вместо этой фигуры назад в селение приносили елку. Если на пути шествия попадалась домашняя скотина, ее били палками, полагая, что таким образом сделают производительной[486].

В других местах начало прекрасного времени года представлялось как вход в землю благодетельного божества. В Тюрингии на третий день Троицыной недели молодого крестьянина, называвшегося зеленым человеком или латуковым королем, в лесу прятали в зеленые ветви, сажали на коня и посреди общего ликования провожали в деревню, где собиралось все ее население. Шульце (старшина или мэр) должен был тогда с трех раз догадаться, кто именно укрыт под ветвями. Не угадав, он должен был выставить изрядное количество пива — которое выставлял и в противоположном случае. К тому же классу относится шествие Майского Графа, (также Майского Короля или Короля Цветов), которое прежде проводилось с великим ликованием обыкновенно первого мая, не только в Нижней Германии, но и в Дании и Швеции. В сопровождении изрядной толпы украшенный венками и цветами Майский Граф торжественно проходил через несколько районов, где его встречали юные девицы, плясавшие вокруг него; одну из них он называл Майской Королевой[487]).

Мы завершим этот набросок коротким описанием некоторых других языческих обычаев.

По всей Германии принято жечь костры в некоторые дни, то есть на Пасху и Иванов день (День Середины лета), реже огни зажигают на Рождество и Михайлов день. В Нижней Германии чаще жгут костры на Пасху, обыкновенно на холмах; в то время как на юге Германии костры чаще всего зажигают на Иванов день, прежде это делали на рыночной площади или перед городскими воротами. Связанные с этими кострами обряды все более и более покрываются забвением. В прежнее время все, молодые и старые, знатные и беднота, относились к ним как к великому празднику. Предмет этих обрядов имел, вне сомнения, аграрный характер, поскольку и сейчас считается, что земля будет плодородна там, куда достигают лучи пасхального костра, и зерно уродится в изобилии. Костры эти в соответствии с прежними верованиями способствуют сохранению жизни и здоровья тех, кто вступает в контакт с пламенем. Поэтому люди плясали возле Купальских костров или прыгали через них и прогоняли своих домашних животных. Угли и пепел Пасхального костра старательно собирали и хранили в качестве лекарства для скота. Аналогичным образом было принято прогонять больных животных через особые костры, звавшиеся потребными (Notfeuer), которые при соблюдении специальных обрядов разводили с помощью добытого трением огня[488]; в связи с этим костры Иванова дня следует считать потребными кострами, зажигаемыми в определенную пору. Огонь является священным, очищающим и благотворным элементом, уносящим всякое несовершенство[489].

Аналогичной спасительной силой в соответствии с бытующими до сих пор народными верованиями обладает вода, особенно если ее набрали в безмолвии в определенную праздничную ночь, например купальскую или Рождественскую, из известных источников, прежде посвященных какому-нибудь божеству. Умывшийся такой водой будет здоровым и красивым весь год[490].

Необходимо сказать несколько слов о смерти и бытии душ после нее. Пережитки языческих верований проступают то тут, то там даже в христианском представлении об аде. К ним можно отнести представление о том, что дьявол обитает на севере[491]; скандинавы также располагали свой потусторонний мир на севере. В соответствии с некоторыми преданиями к воротам ада ведут длинные подземные коридоры; в самой середине ада находится связанный дьявол, подобный скованному в нижнем мире Утгардалоки (Ut gart hi locus)[492]. В соответствии с другим преданием император Карл, которого относил в ад ангел, миновал на своем пути много долин, полных огненных потоков, что соответствует скандинавскому представлению о том, что путь к Хель пролегает по глубоким долинам, посреди которых течет поток Хвергельмир. Народные сказки также рассказывают о том, как надлежит перебираться через воду, прежде чем очутишься в аду[493]. Судя по всему, согласно народным верованиям скандинавы предполагали, что души усопших обитают внутри гор. Мысль эта часто обнаруживается в Исландских сагах и, должно быть, имела прежде широкое распространение, поскольку сохранилась до сего дня даже в Германии. Некоторые горы Германии считаются обителью проклятых душ. Одной из таких гор является Хорсельберг возле Эйзенаха, где находится обитель Фрау Холле; другая — сказочная Венусберг, в которой гостит Тангейзер и перед которой сидит верный страж Экхальт[494]. Рассказывают, что герои прежних времен были унесены еще в несколько гор. Так император Фридрих Барбаросса сидит в Кифгайзере за каменным столом; борода его охватывает стол двумя кольцами; пробудится[495] он, когда колец станет три. Император Карл сидит в Оденберге или Унтерберге[496], безымянный 6 — 8534 Торп император находится и в горе Гуккенберг, что возле Франкишегемюнден[497]. Почти все описания посмертного отдыха душ сходятся в том, что потусторонний мир мыслится расположенным в недрах земли, то есть внутри гор или на дне вод, и что представляет он собой обширное место, в котором усопших принимает некоторое божественное по природе создание. В то же самое время существовало также верование в то, что усопшие каким-то образом продолжают жить в своих могилах, что они могут быть довольными и печальными, и слышат голоса позвавших их — к чему мы еще вернемся, — что находится в полном противоречии с прочими представлениями; однако, во-первых, язычество легко примирялось с подобными противоречиями, и во-вторых, глубина могилы связывала с потусторонним миром, расположенным в недрах земли. Таким образом, с одной стороны, считалось, что усопшие сохраняют телесный облик таким, как он был на земле, утратив, впрочем, свежесть жизни, с другой стороны, нет недостатка в отрывках, согласно которым отделившейся от тела душе приписывается особая форма[498].

Так же как горы, согласно языческим народным верованиям, являлись местами посмертного отдыха, подобным образом считалось, что глубины водоемов являются обителью отошедших душ. Однако верование это особым образом касалось душ утопленников, являвшихся в обитель Никсы или морской богини Ран. В то же самое время глубины вод воспринимались вообще как иной мир. По этой причине те из покойников, кого согласно народным преданиям унесли в горы, также предположительно обитают в источниках и водоемах[499]; по всей Германии рассказывают об ушедших под воду городах и замках, которые иногда можно увидеть на дне, что, вероятно, связано с этой идеей. Стоит обратить особенное внимание на то, что под водой якобы находятся прекрасные сады[500]. Еще более широко распространено предание о находящихся на дне зеленых лугах, служащих местом пребывания душ[501]. В старинном германском сказании говорится, что на эти луга нет входа самоубийцам[502], согласно чему они обитают в особенной части потустороннего мира[503].